противодействием правительства, он сделается только еще более опасным».[557]
С революциями бессмысленно бороться с помощью одних запретов. Глупцы подавляют революции, умные делают их ненужными, мудрые достигают их целей мирными способами.
Положение рабочих, да и вообще трудящихся слоев в Австро-Венгерской монархии было нелегким. Труд стоил дешево. Большинство имело скудные средства к существованию и не могло прокормить семью. Об образовании и культуре им приходилось только мечтать. Пропасть между плебсом и так называемой одворяненной буржуазией углублялась. Буржуа старались не допускать контактов своих чад с «уличными детьми». О детях из бедных семей можно сказать словами Гуго фон Гофмансталя (1874–1929): «И дети вырастают с грустным взором, // В неведенье растут и умирают, // И человек идет своей дорогой…» Хотя некоторые установки буржуазной семьи и заслуживали внимания: «Буржуазное сознание и в дальнейшем включало в себя убеждение в возможности управлять собственной судьбой, глубокое уважение к работе и усердию, специфическую рассудочность, порядок и педантизм в жизни и хозяйстве, некоторые либеральные добродетели вроде терпимости, способности к конфликтам и компромиссам, скептического отношения к авторитетам, самостоятельности, готовности к критике, независимости суждений, уважения к праву и любви к свободе; кроме того, ему было свойственно сильное национальное чувство».[558] Демократические идеи с трудом прокладывали путь.
Не все было безоблачно и на австро-венгерском политическом и культурном небосклонах. В течение многих веков в Центральной и Восточной Европе шла борьба за главенство той или иной культуры. Одним из проявлений являлось противобороство славянской и германской рас. За внешними признаками борьбы религий стояла схватка за лидерство в Европе. Чешский историк Зденек Неедлы в связи с этим заметил, что славянам необходимо «освободиться от легенды о всемогуществе германцев и о зависимости от них населения чешских земель». Такого рода задача и ныне не лишена своей актуальности. Неедлы писал: «После почти 2000-летнего своего развития на территории Чехии славяне, временами жившие совершенно независимо, временами подпадая под гнет более сильных племен, из всех этих потрясений вышли все же победителями. Все глубже и глубже пуская корни, они так упрочились на чешских землях, что их не мог вырвать даже такой страшный вихрь, каким было так называемое перенаселение народов. Напротив, вихрь этот лишь еще более содействовал объединению и сохранению чешских земель, теперь уже полностью и навсегда славянских».[559] Им жилось непросто между жерновами.
Вместе с тем у чехов и словаков Подунавья еще со времен так называемого государства Само (623–658) возникла самобытная культура. В IX в. князь Ростислав сумел добиться независимости Великой Моравии. В Моравии побывали и миссионеры Кирилл и Мефодий, теологи, дипломаты и ученые. Имела место и быстрая христианизация населения, когда сюда попали религиозные книги из Франции, Германии, Италии. Центром духовной власти стал Рим. С собора в Констанце битва за то, кто будет владеть в Европе душами и кошельками, никогда не утихала. Чехов обвиняли в том, что в Чешском королевстве причастие раздают в бутылках и что вместо священников тут исповедуют башмачники. Жертвой религиозной битвы стал Я. Гус, сожженный на костре.
Тем не менее нельзя не сказать об огромном влиянии итальянской и немецкой культур на жизнь чешского общества. Приведем только два примера. В 1135 г. князь Собеслав начинает обновлять главный замок Чехии, Прагу, именно по типу латинских, итальянских городов. В начале XIV в. в чешских землях утверждается готический стиль в зодчестве. Карл IV создает огромный и величественный Новый Город (Нове Место Пражске). В то же время слово «готический», как знают филологи, нередко употребляется в единой связке со словом «германский, тевтонский», поскольку считалось, что готы уничтожили Римскую империю и завоевали большую часть Европы (Т. Элиот). Чешский «прекрасный стиль» испытал влияние немецкого, французского, итальянского искусств. Так, начало направлению мадонн «прекрасного стиля» положила Роудницкая мадонна работы Тржебоньского мастера в Праге (Национальная галерея).[560]
Еще одним примером успешной деятельности чешских мастеров культуры стали жизнь и творчество чешского композитора и дирижера Йозефа Мысливечека (1737–1781), автора опер «Беллерофонт» (1767), «Армида» (1778), симфоний, концертов, ораторий и месс. Этот славный «богемец» был знаком с Моцартами, дружил с ними, покорив всю Италию своей музыкой. Послушать его оперу «Беллерофонт» пришли двести неаполитанских музыкантов. Это казалось немыслимым для страны, где правили бал свои композиторы. В Венеции при исполнении опер поклонники трижды осыпали его сонетами (у экспансивных итальянцев был такой обычай: осыпать понравившихся композиторов и певцов восторженными сонетами). В Болонье он выдержал экзамен на академика филармонии (academico filarmonico). Это был благородный и щедрый человек, щедрый к Моцартам, к исполнителям его произведений, но несчастный. В некрологе сказано: «Он был исключительно щедр по отношению к тем, кто умел передать мысли его композиций именно так, как это было нужно». Биографы говорят, что он разбогатев на стократной постановке «Меропы», купил себе в Риме дворец, на площади дель Пополо, рядом с великолепным дворцом Боргезе, ведя в нем жизнь необычайно широкую. Под конец же, разорившись, он умер в этом дворце, «как собака на соломе». Известно только, что он скончался скоропостижно (mori all improviso).
Австрийцы нещадно эксплуатировали славянские народы, подавляя ростки национальных культур. А. И. Герцен отмечал, что австрийские и немецкие солдаты уничтожали памятники старины, жгли книги, изгоняли чешский язык из городов и сел Словакии и Чехии: «Два столетия употребила Австрия на систематическое забивание всего независимого и национального в этом народе». Политическое состояние Австрийской империи было неустойчивым. Она была вынуждена лавировать между Францией, Россией, Англией, Пруссией. Ее преследовал страх, что могущественные соседи договорятся у нее за спиной, – и империя распадется. Прозорливый Бисмарк, которому суждено было в будущем стать «могильщиком» австрийского господства в немецких землях, заметил (1854): «Австрийская политика – это политика страха, основанная на тяжелом внутреннем и внешнем положении Италии и Венгрии, на запутанности финансов, на попранном праве, на страхе перед Бонапартом, на боязни мести со стороны русских, а также на страхе перед Пруссией, которую подозревают в такой злокозненности, какой у нас никогда и в мыслях не было, – все это и служит мнимым оправданием этой политики».[561] Бисмарк не говорит о том, что много лет шла острейшая борьба между сторонниками Великой Германии под австрийским господством и Малой Германии без Австрии под господством Пруссии.
Роудницкая мадонна. Около 1390 года.
Битва за лидерство среди немцев обострялась. Сербы, венгры, чехи, словаки, итальянцы стремились сбросить австрийское иго. Патриотические настроения в этих странах крепли. Венгерский романтик К. Кишфалуди стыдил молодежь: «Не знать родной язык – стыдно!», поэт Ф. Кельчеи призывал с честью носить имя патриота. Он писал: «Быть гражданином всего мира для меня означает не тот опасный индифферентизм, который исключает всякий патриотизм, всякий национализм. Быть заинтересованным во всем человечестве и все-таки не потерять то нежное, почти инстинктивное чувство, которое есть в тебе к родной земле – эти два чувства не противоречат друг другу…»
После того как революции потерпели поражение, а восставшая Прага пала под ядрами артиллерии австрийских войск, начался разгром чешской культуры. Введено чрезвычайное положение, установлена цензура, конфискованы многие издания, ликвидированы общинное и земское самоуправление, суды присяжных. С равноправием чешского и немецкого языков покончено.
Австро-Венгрия начала усиленно проводить в жизнь политику германизации чешских земель. Главный удар нанесли в области образовании. Эта сфера была и остается главным полем идейной и духовной борьбы. От того, какие профессора и учителя преподают в школах и высших учебных заведениях, какие учебники и книги внедряют или рекомендуют читать молодежи власти, непосредственно зависит нравственно-интеллектуальная ориентация народа, а по большому счету и судьба нации.
М. Бакунин в полемическом запале зло называл немецких профессоров в Праге «раболепными лакеями», развращающими молодежь идеями немецкого превосходства и выступающими, по сути дела, «очень усердными агентами этого рокового дома Габсбургов». Он приветствовал любые шаги славянских народов, выражавшие их законную тягу к культурно-национальной и политической самостоятельности. Вот что он писал о восстании Яна Гуса и Яна Жижки: «С чувством глубокой симпатии и братской гордости думаю я об этом великом национальном движении славянского народа. Это было больше, чем религиозное движение,
