Популярности его работ способствовал их ясный доходчивый язык. В основе его философии лежала идея торжества разума. Заголовки трудов Вольфа начинались со слов «разумные мысли». В мыслящем рассудке и достигаемом им знании узрел он основное средство просвещения, образования и воспитания людей.
Вольф желал видеть в философах самых главных «учителей» рода человеческого, повернув философию в русло решения практических (прагматических) задач. Своим девизом он избрал латинское изречение «Ad usum vitae» («для житейской надобности»), призывая к самостоятельному применению разума (это выдвинуто им еще до кантовского «Sapere aude»). Фальшиво-благочестивой набожности церковников он предпочел разумно-чувственную жизнь (за что и был изгнан из Галле). Без Вольфа не появились бы Гердер, Фихте, Шиллер, Гете, Гегель, Бетховен. С его помощью удалось расколдовать опасные лютеровские чары. Если Лютер пытался удержать немцев в прокрустовом ложе протестантизма, то Вольф направил их внимание от путаника-Бога к «мировой мудрости» («Welt-Weisheit»). С его именем связывают начало умственного этапа, зрелой или высокой стадии немецкого Просвещения. Х. Вольф стал членом пяти крупнейших европейских Академий (включая и Российскую).[382]
Имя Вольфа, философа-рационалиста, профессора университетов в Галле и Марбурге, было широко известно и в России… У Вольфа «учился» и М. В. Ломоносов. Перу этого немецкого философа принадлежали книги и руководства, по которым студенты обучались более ста лет. В 30-40-х годах XVIII века в Европе получил широкое распространение «математический метод» обучения Вольфа, основу которого составляло не механическое зазубривание, а логическое усвоение знаний. Ученый известен энциклопедической образованностью. Его лекции по различным отраслям знаний, по общему мнению, были великолепны. Им создано и новое философское направление («вольфианство»). Ломоносов, взяв все самое ценное у своего учителя (коего он обычно называл «славным Вольфом» и замечал, что «многим ему обязан»), пойдет в науке все-таки своим путем. В дальнейшем Германия будет регулярно поставлять опытные кадры для молодой русской науки и высшей школы.
Германия в XVIII в. играет заметную роль и в вопросах теории искусств… Интересной фигурой стал Иоганн-Иоахим Винкельман (1717–1768), родившийся в прусском городе Стендале. Город испытал на себе трагические последствия войн, пожаров и контрибуций (в нем оставалось 3 тысячи жителей). Образование в ту пору не было массовым. Даже самой низшей ступенью образования, как отмечает Б. Пшибышевский, автор очерка о Винкельмане, охвачено немного людей. В основе преподавания лежало вызубривание церковных песен, катехизиса, библейских псалмов и изречений. Ввиду отсутствия опытных и подготовленных педагогов учителями нередко оказывались портные, кузнецы, ремесленники, инвалиды войны. В латинской школе, куда попадал ребенок, немецкий язык был запрещен. Считалось, что его изучение и использование в разговорной речи «само по себе легкомысленно и вредно детям». Министр просвещения при Фридрихе II Цедлиц в своей речи в берлинской Академии наук высказался весьма откровенно по отношению к образованию: «Нельзя метафизическое (sic!) воспитание народа развивать слишком далеко. Если бы народ начал постигать причины всего, то стал бы критиковать не одно распоряжение, рассматривая его со своей точки зрения. Необходимо простому народу внушать послушание и только».
Уже в средней школе Винкельман обратил на себя внимание учителей своими способностями и неутолимой жаждой познания. В те времена дети бедноты (его отец – мелкий ремесленник) сами зарабатывали на учебу, образовывая «курренды», т. е. хоры, бродящие по улицам и зарабатывающие себе на жизнь и учебу песнями. Родители Винкельмана уже во время его обучения оказались в городском приюте для бедных, и юноша по сути дела был вынужден содержать их. Счастье, что на его успехи в науках обратил внимание сам ректор. Он же помог ему поступить в Кельнскую гимназию в Берлине. Тогда Берлин слыл культурной провинцией (1737). О городе говорили, что изящные искусства «в нем погибают, а науки эмигрируют, в то время как место их занимают чванное невежество и грубость». Та же картина царила в Прусской академии и в Академии искусств и механических наук.
Лукас Кранах. Портрет дамы. 1564.
В Берлине Винкельман начал изучать греческие древности. Поклонником греков оказался и проректор гимназии Х. Дамм. Под его руководством Винкельман узнал не только язык Гомера, Анакреона, Софокла, но и язык своего народа. В 1738 г. он решил поступить в университет в Галле, считавшийся в то время едва ли не первым в Германии (широкой известностью пользовались также университеты в Лейпциге и Кенигсберге). В XVIII в. немцы говорили даже так: «Halam tendis, aut pietista, aut atheista reversueris» («Поедешь в Галле, вернешься или пиэтистом или атеистом»). Здесь преподавали Х.Томазиус и Х. Вольф. Его очарованность античностью была столь велика, что он даже принял решение перейти в католичество (только за обещание иезуитов поселить его в Риме). Как видим, Рим стоит «обедни»! Винкельман затем пишет и свою знаменитую работу «Мысли о подражании греческим произведениям в живописи и скульптуре» (1754). Вот что говорит он о целях и задачах искусства: «Все искусства имеют двоякую конечную цель: они должны услаждать, а вместе с тем поучать. Поэтому многие из величайших мастеров пейзажной живописи думали, что они лишь наполовину удовлетворяют требованиям своего искусства, если пейзажи их останутся без фигур. Кисть, которой работает художник, следует предварительно пропитать разумом, подобно тому как кто-то сказал про стилос Аристотеля: он оставляет для размышления больше того, чем показал глазу, и художник этого достигнет, если научится не скрывать свои мысли под аллегориями, а облекать их в аллегорическую форму. Если у него будет сюжет, избранный им самим или предложенный ему сюжет, который облечен или может быть облечен в поэтическую форму, то искусство вдохновит его и пробудит в нем тот огонь, который Прометей похитил у богов. У знатока будет над чем призадуматься, а обычный любитель научится думать». Быть может, это и есть самое важное – книга, картина, музыка, архитектура должны учить думать.[383] Так греческое искусство целиком и полностью овладело им, подтверждая тем самым слова Франца Кафки: «Искусство всегда дело всей личности».
В немецкой культуре все заметнее критические настроения. Их выразил писатель К. Виланд (1733–1813) в «Золотом зеркале» (1772), этом немецком проекте «Декларации прав человека». Ж. Жорес видел в этой книге «отблеск учения Руссо». Известен и другой роман Виланда – «История абдеритов». Если быть точным (ad unguem, лат. «до ногтей»), «Историю Агатона» К. Виланда (1767) считают первым философско- воспитательным романом. Гете по поводу книг Виланда выразился так: «Это были нравы восемнадцатого столетия, но только перенесенные в страну греков или в страну фей». Знаток античности, Виланд, подобно Винкельману, считал древнегреческую культуру важной для немецкого искусства. В «Зеркале» содержатся самые общие мысли о воспитательных нуждах общества, которым управляет некий просвещенный монарх Тифан (Иосиф II), согласующий свои поступки с велениями разума и добровольно подчиняющийся верховной власти закона. «Права на счастье» лишена большая часть людей, чей удел – услужение богачам или работа на фабриках. «Золотое зеркало» немецкой буржуазии оказывалось на поверку (по Виланду) кривым зеркалом!
Виланд немало сделал для появления того немецкого литературного языка, который впоследствии был прославлен Шиллером и Гете. Не будет большим преувеличением сказать, что Виланд совершил для Германии ту же работу, что некогда для Франции сделали Монтень с Лабрюйером. Виланд писал: «мои излюбленные характеры – Сократ и Арлекин». Жизнь дала ему богатый материал, ибо он служил в магистрате г. Бибераха. Там у него не было ни друзей, ни библиотеки. А это для пишущего и думающего человека – истинная трагедия. Профессорство в Эрфуртском университете также не радовало. Виланд не нашел в студентах отклика: «Что за люди, что за умы, какие нравы, какое невежество, отсутствие мысли и сердца, и вкуса! И мне надлежит образовывать из них людей, из этих людишек!»
В конце XVIII в. в области социальной и политической мысли Германия являла собой, говоря словами Гете, «рухлядью заваленный чулан»… Энгельс же характеризовал ее структуры этого периода как «разлагающийся труп отживших учреждений». Однако в области культуры намечались перемены. В «Истории абдеритов» (вымышленном государстве) Виланд едко высмеивал нравы современного ему немецкого общества. Позже он скажет: «Абдера везде… и все мы в какой-то степени дома в Абдере». В романе даны гротескные фигуры членов абдерского совета (сената), которые никогда не прислушивались ни к чьим разумным доводам, но «присоединялись к тому, кто дольше и громче кричал, или же к тому, чью партию они поддерживали». Во всем великолепии показан и славный институт советников архонта («множество толстых советников», одновременно потирающих «свои пустые лбы»). Хорош и правитель- архонт, что «ни одной книги не прочел за всю свою жизнь». Вопросами исключительной государственной важности заняты многие академики: им было поручено «скорейшим образом воспрепятствовать
