централизованные монархии. Возникает на востоке Европы огромная держава – единое Российское государство. И везде – жестокое подавление любого выступления против абсолютизма. Было ли жестоким само время? Да. В Германии – жестокое подавление крестьянских восстаний. То же – в Польско-Литовском государстве. В Нидерландах (вспомните знаменитый роман Шарля де Костера о Тиле Уленшпигеле) по приказу герцога Альбы были уничтожены десятки тысяч протестантов; в одну августовскую ночь 1572 г. во Франции накануне дня Святого Варфоломея религиозные фанатики за несколько часов вырезали тысячи гугенотов. Крестовые походы против еретиков сотрясали области Италии. Святая инквизиция без разбору, по ложным доносам казнила и жгла, лишь изредка проявляя милосердие – разрешая удушение до сожжения.
Да, жестокость эпохи Ивана Грозного – это жестокость эпохи. Но и Ивана Грозного. Это время сформировало личность Ивана Грозного и испытало на себе ее воздействие. Противоречивость личности Ивана IV Васильевича предопределила и противоречивость оценок его – и в народной молве, и в историографии. Одни считали его выдающимся военачальником, дипломатом и писателем, образцом государственной мудрости. В глазах других он был кровавым тираном, почти сумасшедшим. Кто прав? И те и другие. Понять крупную личность можно, лишь рассмотрев ее в историческом интерьере, выслушав всех свидетелей.
Каким был Иван Грозный? Для начала, каким внешне? Знаменитый скульптор-антрополог M. М. Герасимов воссоздал подлинный внешний облик Грозного. Есть и документальный портрет работы Герасимова, и куда более романтизированное изображение царя на гравюре неизвестного западноевропейского мастера XVI в. Такое же разночтение встречаем мы и в словесных портретах. И что самое поразительное – противоречие может быть заключено в одном и том же портрете.
Вот удивительный пример. Младший современник царя (авторство портрета неясно, предполагаемые авторы – князь Катырев-Ростовский или князь Шаховской) пишет, что был он некрасивым («образом нелепым»), с длинным и кривым носом («нос протягновен и покляп»), но высок, широкогруд, поджар. При том обладал многими достоинствами: «Муж чюднаго рассуждения… и за свое отечество стоятелен». И тут же такие детали: «На рабы своя, от бога данные ему жестосерд вельми, и на пролитие крови и на убиение дерзостен и неумолим; множество народу от мала и до велика при царстве своем погуби, и многая грады своя поплени… и иная многая содея над рабы своими… Таков бо бе царь Иван».
Разнообразен царь и в фольклоре. В одних песнях он – герой, взявший Казань. В других – «царь-ирод», в гневе казнивший своих подданных направо и налево.
Противоречивость в оценке Ивана Грозного характерна для историков разных поколений. И даже для каждого из историков в отдельности. Так, «дворянский» историк, наиболее активно работавший в конце XVIII в., H. М. Карамзин как будто бы однозначно оценивает деятельность Грозного: герой в первый период своего царствования и тиран во второй. Но уже в таком делении есть противоречие.
Позиции Н. Карамзина хотелось бы осветить подробнее.
Первое, что вы отметите для себя, – это явную симпатию, с которой описывает знаменитый историк деяния Грозного периода реформ. Впрочем, положительный характер ряда реформ Ивана IV Васильевича редко кто из историков отрицал. Однако для Карамзина в рассмотрении этой эпохи главное – не столько явления, тенденции исторического процесса, сколько события, их моральная оценка. С благолепным пиететом убежденного монархиста описывает он набожность царя, «искреннюю любовь к добродетельной супруге». И даже отмечаемые им недостатки юного царя кажутся возрастными, простительными. «Он любил показывать себя царем, но не в делах мудрого правления, а в наказаниях, в необузданности прихотей; играл, так сказать, милостями и опалами, умножая число любимцев, еще более умножал число отверженных; своевольствовал, чтобы доказать свою независимость, и еще зависел от вельмож, ибо не трудился в устроении царства и не знал, что государь, истинно независимый, есть только государь добродетельный. Никогда Россия не управлялась хуже…». Но далее историк показывает, что управлялась она столь плохо потому, что «Глинские, подобно Шуйским, делали что хотели именем юноши-государя».
Государь же юный на глазах взрослел и мужал. «Юное, пылкое сердце его хотело открыть себя перед лицом России…». А фрагмент, посвященный событиям, в ходе которых Глинские были убиты, мятежное господство бояр разрушалось, «уступив место единовластию царскому, чуждому тиранства и прихоти», и царь Иван IV «взял власть», автор заканчивает просто замечательно для исторического сочинения: «Народ плакал от умиления вместе с юным своим царем».
В истории редко что-нибудь происходит вдруг. Любое событие, изменение долго готовится в недрах предшествующей эпохи. Н. Карамзин, казалось бы, трогательно верит в это «вдруг». Фрагмент из главы 1-й IX тома начинается печально-элегически:
«Приступаем к описанию ужасной перемены в душе царя и в судьбе царства».
Впрочем, речь идет о трагедии, и ирония здесь неуместна. Действительно, можно и нужно положительно оценивать реформы Ивана IV, направленные на преобразование отживших институтов в интересах политической централизации. Можно (но не нужно, ибо нет государственной пользы, оправдывающей кровь невинных) пытаться оправдать опричнину интересами ограничения власти бояр и укрепления абсолютной царской власти. Но как оправдать и понять скачок от реформ к погромам, от слез умиления к слезам ужаса?!
Еще недавно россияне, бывшие тогда в Москве, изображали «сего юного, тридцатилетнего венценосца как пример монархов благочестивых, мудрых, ревностных ко славе и счастию государства».
Еще недавно был он ласковым «к вельможам и народу». «Обремененный делами», он не знал «иных утех, кроме совести мирной, кроме удовольствия исполнять свои обязанности…».
«Вероятно ли, – восклицает H. М. Карамзин, – чтобы государь любимый, обожаемый мог с такой высоты блага, счастия, славы низвергнуться в бездну ужасов тиранства». Но «свидетельства добра и зла равно убедительны», признает историк. И предлагает рассмотрение постепенного (все-таки постепенного, не «вдруг») перерождения царя. И версия эта по– своему логична.
«Иоанн родился с пылкими страстями, с воображением сильным, с умом еще более острым, нежели твердым или основательным». А далее – худое воспитание, болезненное самомнение, подозрительность, доверчивость к завистникам и карьеристам и недоверие к искренним радетелям интересов государства Российского (например, Адашеву и Сильвестру).
Следствие видно многим историкам. Многие же объясняют жестокости опричнины душевной болезнью Грозного.
Обратите в этой связи внимание на одно замечание H. М. Карамзина: «Несчастные следствия Иоанновой болезни… изготовили перемену».
Точное наблюдение! Болезнь лишь «изготовила перемену». Продолжая мысль историка и выходя далеко за пределы его мировоззрения, можно, размышляя над страницами «Истории государства Российского», прийти к выводу: государственный абсолютизм может стать просвещенной монархией, а может – кровавой диктатурой. Корень – в системе, представляющей неограниченную власть. Многие властители начинали с реформ, вызывающих «слезы умиления» у народа. А кончали уничтожением части этого и других народов.
Можно сочувствовать добрым советникам Грозного, получившим отставки за то, что «противоречили», а затем и уничтоженным. Можно ненавидеть подлых советников, радеющих не об Отечестве, а об корысти. Но как бы главное понять! Во имя чего? Во имя ограничения боярской власти, мешающей созданию сильной централизованной Российской державы, уничтожены талантливые реформаторы, причем лишались собственности и ссылались в места дальние все их родственники? Одну из знакомых семьи Адашевых – Марию («жену знатную») казнили с пятью юными сыновьями. Казнили брата А. Адашева – знаменитого военными подвигами окольничьего Данилу с 12-летним сыном. Многих других родственников – с детьми! Князь Дмитрий Оболенский-Овчинин погиб за нескромное слово – царь вонзил ему нож в сердце во время обеда. Князь Михайло Репнин не позволил унизить себя толпе опричников, и был через несколько дней умертвлен во время молитвы в святом храме! Без вины, без суда убили князя Юрия Кашина; победителя казанцев князя Михаила Воротынского с семьей послали на Белоозеро; наведший ужас на крымцев Иван Шереметев был мучим в кандалах, в темнице, а брат его Никита, думный советник и воевода, израненный в битвах, был удавлен. Во имя чего? Укрепления государства Российского?
«Москва устала от страха, – пишет Карамзин. – Кровь лилася; в темницах, в монастырях стонали жертвы…».
