хам.Огонь искусства в алтаре горит.Здесь божеству искусств воздвигнут Храм! И нужно ль говорить, какие чувстваЯ испытал, входя. Одна строкаНа тех вратах во храм – слово“ИСКУССТВО” —Написано на разных языках.Забываются кипарисы,Те, что видел уже не раз…Дням прошедшим бросаю вызов:Никогда не забуду вас! —Море, дождь посредине дня…Но и вы – не забудьте меня.То говоришь, что я ещё дитя,То удивишься: как успел так много!?Тост за тебя! Тост за тебя! ХотяМы у начала. И длинна дарога…А эти выпали из гнездаВновь мчится поезд. Остановок нет.Мы снова тянем дым из сигарет.А что за нами? Незаметен следПромчавшихся, но не забытых лет.В Тбилиси – мать. Но провожатых нет.Любимая! Но не пришёл ответ…Лишь пишет дождь слезливый свой сонетСтроками брызг…Мотив уже напет… И тот, кто юн, и кто давно уж сед,На этот поезд получив билет,Несутся в нём вперёд на лунный свет…Покинувшим гнездо дороги нет… Почему почему почему? —Повторяю я снова и снова, —Должен друга искать другого?Старших я никак не пойму…Почему со своими друзьямиВы всегда разбирались сами?Вам всё кажется, что вокругЛучше вашего сына нет:Тот не ровня, и тот – не друг…Но ведь важно – кто они мне!Все хотят мне добра. Говорят: “Будь таким,Как такой-то, ведь всё хорошо, что – такое!”Но поймите: Я – есть! Не хочу быть другим.Ради Господа Бога, оставьте в покое! Много вас, ибо имя у вас – легион.“Посмотри нам в глаза!” – Говорите вы строго.“Будь, как я!”, “Будь, как мы!”, “Как она!”,“Будь, как он!”Ах, оставьте ж меня, если верите в Бога!Нам надоела суета сует.Бессмысленность пути и остановок.Находим что-то, и теряем снова.А радости находки всё же нет…Нашёл мечту, – она уже стара.Нашёл себя, – а жизнь уже иная.Бежим вдоль рельс, в пути не уставая.Бессмысленная, жёсткая игра.И всё-таки бежим, отлично зная,Что не заменит в беге нас никто.Что можно жить, лишь вечно познавая,Кто ты такой, бегущий вдаль Дато?Мы встретились с тобой в последний раз,В последний раз. Но я не знал об этом.Могу ль быть живописцем и поэтом,Не чувствуя, когда пробьёт мой час? А день был тихий. Неба синеваЧуть закрывала сизой дымкой горы.Мучительно искала ты слова.А я играл “Аве, Мария” гордо… Но то – до встречи. В поцелуе замерВесь мир. Его с тобою обнимая,Я целовал залитые слезамиГлаза любимой, слёз не ощущая! В тот миг, надев тебе свой амулет,Не знал, что не увижу много лет… Разговор с порхающим листом
,
Подписи в “Книгах отзывов”, как правило, неразборчивы и приводятся в порядке исключения, когда есть возможность их точно атрибутировать.
Здесь и далее перевод с грузинского Георгия Миронова. – Ред.
Тут юный Дато позволяет себе некоторое преувеличение, поэтическую гиперболу.
В дневниках Дато часто встречается прямое обращение к “читателю”, но как правило, это обращение, явно, к Ней…
Первую статью о его творчестве я опубликовал ещё в 1989 г. См.: Георгий Миронов “Бессмертная свирель Дато”. – “Литературная Грузия”, 1989, № 7, с. 185–194.
