картине с вишневыми пятнами. Дни суетятся, как камешки-пятнашки, чешуйки-головоломки – но рисунка-то никакого не складывается… Его попросту никогда не было. Тогда… ради чего жить?
Он машинально протянул руку к опустевшим стаканчикам на сервировочном столике – пальцы коснулись пластика и… похолодели.
– Захар! – крикнул Литот и… сам испугался голоса, гулко разметавшегося под высоким потолком.
Захар молчал.
Центурион сорвал очки. Все, это конец. Они загнали ментальный яд в подсознание. Кто-то успел накормить его мыслями, вызывающими приступ тошнотворного ощущения бессмысленности бытия. Это же известная вещь, так называемая «интоксикация подсознания»!
Проклятье… Его психику кто-то атакует прямо сейчас.
Порфирий помнил, как учили в Академии: если тебе дали пищевой яд, нужно спровоцировать тошноту. Если подсунули яд ментальный, нужно срочно перегрузить мозг более сильными впечатлениями, чтобы мощный поток плотных, шумящих и ярких образов вымыл из подсознания вражеские «закладки» – разрушительные мысли об алкоголе, суициде, бессмысленности жизни [44] .
Страшный, с холодной и мокрой спиной, Литот бросился к дивану:
– Экран, Захарушка, включай скорее! Ментопарфюм! Развлекательные каналы, на полную громкость, быстрее… Порнографию давай, извращения… что там еще… редкую авторскую музыку… Ника Кэйва давай, нет, лучше повеселее… латиноамериканскую, зажигательную!
Он метался меж книг и картин, как затравленный гладиатор.
– Нет! Не надо порнографию, давай юмористов! Да! Нет! Юмористы не смешны, давай другое… что там еще… новости! Политику давай, коридорные интриги, компромат! Еще… старые фильмы Чаплина, самые глупые! Все подряд, самое яркое, чтобы пробирало…
Распахнулось широкое, от пола до потолка, голографическое панно: сотни и тысячи кабельных, спутниковых, эфирных телеканалов: музыка, спорт, гладиаторские бои и массовые казни преступников… Дневной эфир был преисполнен любовных сцен и сюжетов: по Первому каналу шел научно-фантастический фильм: неодетые, но крылатые марсиане бегали за голыми голубокудрыми плутонками. Второй канал предлагал поглядеть, как голозадые гоблины гоняются за обнаженными эльфийками. На канале «Культура» нагие философы преследовали раздетых поэтесс. Старинная телекомпания ТВЦ крутила забойный эро- детектив в стиле «ретро»: Эркюль Пуаро (в чем мать родила) расследовал убийство в публичной бане. В программе Леонида Парфенова бесштанный Тургенев досаждал Полине Виардо, пребывавшей неглиже. Канал «Дискавери» посвящал зрителей в тонкости копулятивной техники малайских паучков. Детский канал «Семеро козлят» демонстрировал, как два электропузика, высекая искры и радостно млея, трутся друг о дружку шершавыми брюшками. Программа круглосуточных новостей смаковала подробности интимной жизни сенаторов и налоговых инспекторш.
В ужасе, ощущая, как цепенеют от смертного уныния мысли, Литот судорожно перебирал каналы. Слишком поздно… Ничто не развлекало его, ничто не могло заинтересовать. Экстремальная шок-программа «Плюсы и Анусы» уже казалась скучно-благообразной, как майский утренник в детском саду. Сериал «Гнойная клоака» теперь напоминал ему мыльную оперу для чистеньких старушек. Даже телевизионный конкурс экспресс-ругани среди родственников «В семье не без удода» не шокировал Литота, как прежде, матерными перебранками отцов и детей.
Поспешно, с надеждой переключился он на авторскую программу «Кое об чем-то», целиком посвященную обсуждению персональных особенностей фекальной жизни великих людей. Улыбчивая ведущая в темно-коричневой юбочке, коричневых тапочках и коричневой кепочке рассуждала о нюансах цветовой палитры выставочных экскрементов победительницы конкурса «Мисс Вселенная-2099» – Литот зевнул и переключился на детский порнографический канал «Валеологинька для самых крохотных».
На экране возникли два пушистых телеведущих: нежно-розовый кролик Гигиешка и кучерявый пуделек Сношарик.
– А теперь, девочки, мальчики, и все те, кто еще не определился, давайте повторим, какие виды альтернативненького сексика были приняты в Древней Вавилонии! – весело предложил кролик, роняя слюну.
– Сексик – это так же просто и здорово, как почистить зубки, – добавил щенок, блестя черными солнцезащитными очками.
Скучно и страшно. Порфирия тронул за сердце безоглядный ужас: нет, он уже не мог развлечься. Тоска сковала сердце, пронзила легкие ледяными иглами, стало больно и холодно дышать.
Зачем жить? Чтобы удовлетворять потребности? Нужно ли рождаться, чтобы потом не испытывать ничего, кроме потребностей? А в конце что – смерть? Смерть становится самой главной жизненной потребностью, которую тоже надо удовлетворить… А зачем существовал? А существую ли я вообще?
Он вздрогнул, на миг вынырнул из ледяной черноты самоубийственных мыслей. Оставалось последнее средство:
– Захар! Давай битву гладиаторов, – простонал Порфирий. Он ненавидел это шоу. Но теперь только оно могло его спасти.
Первое, что он увидел: это ворох окровавленных кишок, болтавшихся под куполом огромной арены. Раздувшиеся кишки были выполнены из специально раскрашенной резины, а которую закачан разогретый газ – вся конструкция представляла собой колышущийся желто-голубо-красный клубок радиусом метров двадцать. Под кишками виднелась небольшая, залитая светом оранжевая арена для поединков – со всех сторон облепленная тысячами вопящих зрителей.
– Мы пр-р-редставляем-м!!! Наших полуф-ф-финалистов! – торжественно растягивая слова, ревел в динамиках голос прославленного ведущего Джека Ги Ги, известного благодаря своему голосу, похожему на звук ржавой гильотины. – Они согласились биться на смер-р-рть! Они подписали контр-р-ракт! Они обе больны мегасплином-м-м! Они обе имеют право на усыпление! Но они выбр-р-рали более веселый способ уйти из жизни-и-и!
Зал неистовствовал, под куполом густо цвели фейерверки, по жирно блестящим оранжевым матам на ринге хлестал пестрый дождь объедков, бустых бутылочек из-под кула-кулера и шариков с краской: так зрители выражали свое нетерпение в ожидании свежей гладиаторской крови.
– Мы представляем-м-м!!! Наших бойцов на сегодня-а-а! В кровавом углу ринга – неподражаемая! Быстр-рая как мол-лния-а-а! Жуткая как смер-р-р-ть! Гла-ди-ат-рес-са Эпилия Цой, дочь богатого землевладельца!
Экран аж рябью покрылся от восторженного рева толпы: в полу ринга открылся люк, и появилась сначала коротко стриженная рыжая голова девушки, потом тощие плечи, покрытые плотным слоем загара, затем остальные части костлявого тела, затянутого в оранжевые бриджи. Литот сразу вспомнил, что случайно видел кусочек репортажа про Эпилию по одному из желтых каналов, когда гулял по переулкам окружного шоппинг-центра. Эта девушка-гладиатор была дочерью очень богатого гражданина, достигшего высокого градуса Гильдии Живости и владевшего несколькими автостоянками в самом центре. По телевизору сказали, что богатенькая Эпилия с детских лет не имела ни в чем нужды, в ранней юности вкусила все блага жизни и к 25 годам абсолютно пресытилась ею. Сначала ее хотели просто усыпить [45], но потом друзья уговорили дочку миллионера принять участие в конкурсе гладиаторов (известно, что приблизительно в 10 процентах случаев после успешного участия в поединке больные мегасплином в силу необычайной остроты впечатлений на несколько лет излечиваются от своей хандры).
«Неужели эта хрупкая девушка способна кого-то убить?» – удивился Литот и тут же радостно заерзал в кресле: ага! Интерес к жизни просыпается!
– Эпилия дошла до полуфинала, поразив восемнадцать противников! – выкрикнул ведущий, будто отвечая на недоумение Литота. – Сегодня она как обычно будет драться как беспощадная пантера-а-а!
– А вот и ее противник, а точнее, противница-а-а! – заорал из другой соседней комментаторской будки еще один ведущий с голосом, похожим на запах протухшего клея. – В смоляном углу ринга-а-а… Чудовищная… Без-з-зжалостная-а-а… Магрис Турундула Мумез!!!
В полу ринга открылся еще один лючок, и появилась голова в стальных очках и сиреневых буклях, вслед за которой выползло наружу маленькое сухонькое тельце опытной гладиаторши в голубеньком халате и
