Кумбалом оголил? Отвечай!
— Не тебе отвечаю, но хозяину моему. — Черно-синий взгляд колдуна заметался, рыская и не находя в полумраке обожаемые черты. — Повергаясь ниц, свидетельствую: правда все, правда. Сотворил я поджог по твоему, повелитель, самовластному поручению…
— Что дуришь, Плескун? Какое еще поручение? Не мути, говори толком! Признавай, мечтал ты вывести грецкую дружину из Жиробрега, дабы открыть его для угадаев кумбаловых? Подличал ли с кровью петушиной? Умышлял ли ты, злокур окаянный, завести греков в чащобы лесные по кровавому следу? Умышлял?
— Умышлял и делал. Ради тебя, господин!
Почему он опять смотрит на наследника? Почему плачет, будто от радости и гордости за содеянное?
— Ладно, я все понял, — вдруг негромко сказал Берубой совершенно спокойным голосом, медленно оправляя со лба повлажневшие волосы. — Ты не хочешь говорить. Добро, предлагаю тебе… честный бой. Слушай меня, Плескун. Вызываю тебя, гада, на умный поединок. Коли победишь — буду рабом. Уйду навеки от Траяна — к тебе, в черную неволю сварожью… А проиграешь — пеняй на себя: я твои гнилые мозги себе заберу! Батьке моему, Траяну Великому, отнесу и к ногам его повергну!
Зверко вздрогнул: уловил что-то в воздухе… Но не понял, ибо тут же…
— Берубой! — высоким голосом крикнул князь Лисей. — Опомнитесь!
Семаргл дернул головой, с рычанием обернулся:
— Прекратить! Не мешать!!!
Но не тут-то было… Ух как стремительно приливает кровь к бледному лицу князя Вышградского… Р- раз! — сухой кулачок с размаху врезается в столешницу. Блестя глазами, племянник базилевсов взмывает с места:
— Остановить допрос! Немедля!
Берубой с досадой мотает головой: узкая рука семаргла слету бьет пленного чародея в лицо, сдавливая нижнюю часть старческого лица, затыкая страшный рот. Слишком сильно. Темная струйка по седой бороде.
— Одумайтесь, Берубой! — негромко, но жестко говорит князь Лисей. — Вы начинаете какие-то опасные игры…
Семаргл волком глядит через плечо. Вытянута вперед единственная рука, упирается и давит в лицо карлика, будто пробоину в днище затыкает… Рассерженный профессионал. Кажется, что желтые волосы шевелятся над сморщенным лбом воздушной собаки. Но князь Алеша смотрит твердо. Князь Алеша наставляет на Огненного Вука длинный негнущийся палец:
— Вы пообещали колдуну стать его рабом. Что сие значит, любезный?
— То и значит, — скрипнув клыками, отвечает семаргл. — Если проиграю, он… пожрет мою волю. Заберет в службу к хозяину своему, Сварогу.
— Заманчивая перспектива! — Князь Лисей медленно складывает руки на груди. — А если… Плескун прикажет освободить его? А потом — убить нас всех, безоружных? Вы подчинитесь такому приказу?
— Непременно пришлось бы. Да только — не бывать тому. Я одержу верх… Об одном прошу — не замешивайся, князь! Потерпи… помолчи маленько.
С легким звоном опадает каменная пыль на колени стенографиста Неро, на бледные розоватые берестяные свитки. Рука Кожана дрожит, и тело волшебника мелко потряхивается в полуметре над каменным полом. Берубой выжидательно и злобно смотрит через плечо.
— Не мешай ему, князь Алеша, — говорит наследник Зверко. — Нам нечего бояться. Он профессионал. Он порвет гномика в клочья, вот увидишь.
— Вестимо, в клочья! — осклабился Берубой, подшагивая к вздернутому сопернику. Насмешливо мотнул длинноволосой головой. И вот, глянув чуть свысока, семаргл сделал первый выпад:
— Ведь ты, гнилая борода, даже не ведаешь, кому служишь. Не чаешь небось, что хозяин твой Чурилушка — славянин…
Странным холодком просквозило по ногам секундантов — это изогнутое лезвие кривды скользнуло по воздуху. Не останавливаясь, Берубой снова ринулся в атаку:
— Чурила твой — отнюдь не ханского рода. Недоблюдок он, полукровка… По матери — божич сорочинский, а по батюшке… знаешь кто? Ну отвечай, покажи свою мудрость великую!
Молчит Плескун, сухо блестят его синие очи. Ушел в глухую оборону, щитом глуходумия прикрыл усталую психику.
— А по батюшке-то Чурила — наследник Властовский!
Отменно заточенная кривда с ревом скребанула слух. Легкая холодная оторопь пробежала по крупному телу наследника Зверки. Как красиво он врет, этот семаргл Берубой! Как рискованно…
И горбун содрогнулся, потемнел лицом. Видать, краешком незримого лезвия задело по старым мозгам. А Берубой все теснит, наседает; быстро мелькают слова, посвистывает клинок изощренной неправды:
— Незаконнорожденный сын князя Всеволода Властовского — вот кто твой Чурила!
— Не лги, полыменный прихвостень Траяна! Мой повелитель — сын великого Плена Сварожича, звездного хана! Слова твои — тлен, уловки твои — тщета!
— Не лги себе, старче! Чурила — не Плена сын, но Пленника. Помнишь ли, кого прозвали Пленником бессмертные обитатели Вырия? Не князя ли покойного Всеволода, которого соблазнила — в отместку за его благочестие — страшная богиня Плена Кибала?! Мать Чурилы — Плена, отец — Пленник, а сам щенок — Плененкович!
…Не слова, а искры; разгоралась схватка. Зверко смотрел во все глаза и слушал, слушал… Иногда казалось ему, что не слова скользят и скрещиваются в темноте над головами соперников — а страшные незримые лезвия. Вот, низко урча, грозно взревел, рассекая воздух, голос опытного воина Плескуна — широкий, темный, с кривой извилиной, с тихим шорохом голубоватого плазменного свечения… Легче, тонче, звонче звучит, резко посвистывая, каленая сталь в голосе Берубоя.
— Ты бредишь, старик! — хохочет Огненный Вук, приседая в смелом выпаде. — Настоящее имя Чурилы — Кирилла Всеволодович… Ха-ха! Такова есть великая тайна, которую проник мой владыка, Великий Траян! Сокровенная тайна Сварога, ибо боится Сварог великим страхом. Сегодня Чурила ему служит верно, а завтра — кто знает? Славянская кровь завсегда свое слово сказать может… Кто знает…
— Я знаю, — внезапно произнес карлик, и глаза его вспыхнули синим электричеством прохладной иронии. — Правду говоришь, огненный пес. Мой повелитель — славянин.
Нет, это совсем не похоже на белый флаг! Скорее — добела раскаленное лезвие волшебного кинжала, коварно выхваченного из рукава.
— Тайны твои не страшны, семаргл. Я знаю их заранее!
— А коли Чурила по отечеству славянин — зачем ты служишь ему?! Разве не глуп твой хозяин Сварог, что силу свою на кон поставил за ублюдка-полукровку? Разве не смутится Чурила духом, когда прознает затаенную правду про Всеволода-князя, обольщенного Пленой Кибалой? Разве не возмутится против деда своего Сварога? И не восхочет ли вернуть престол покойного отца своего, Всеволода?
— Захочет и вернет! — жестко парирует старый жрец. Голый клинок звучит угрожающе, многообещающе. Видать, есть у старика несколько заветных ударов в запасе…
— Тогда зачем ты служишь Чуриле? — напористо бьет семаргл, широкими взмахами рубит. — Ты, великий враг славянства и потомок унгуннских жрецов? Ради чего покорствуешь славянину Чуриле?
Вдруг — словно волна пробежала по поникшему тельцу! Колдун рванулся и резко выгнулся в спине, гремя цепью и гордо поднимая взгляд, как пудовый двуручный клинок.
— Я отвечу! О повелитель, позволь молвить правду!
Сомнений не было. Пленный чародей в упор смотрел на Зверку — с мольбой и слепым обожанием. Именно его он почему-то называл своим повелителем!
— Этот глупец вопрошает, мой повелитель, почему я служу тебе. Почему обожаю тебя, несмотря на то что ты — славянин по крови. Служу и раболепствую, ибо обожаю тебя, как змея обожает свой яд. Боготворю тебя, как стрела боготворит острие свое, проницающее чуждую плоть. Ибо служу тебя я, как горный дух служит погибели своей — день и нощь, на земле и воздухе…
— Что ты бредишь, уродливый старик? — Берубой чуть не задохнулся, лоб его заблестел от холодной испарины. Кажется, он не был готов к столь неожиданному натиску. А голос Плескуна все тверже, и взгляд
