он положительно включён в социум. Но если его ничто не связывает с обществом, то ему нечего делать на свете – он живёт ровно «волчий» век.
У Людмилы Семеновны была своя, усиленно и щедро прикармливаемая (ещё и завхозом) армия наёмников. Большинство – из «шизов». Вот как раз их, тех, кто уже имел «диагноз», и использовали для укрощения непокорных. На моих глазах такая расправа была учинена над Игорем Жигаловым. Но об этом – потом…
Из больницы Олег пришёл просто красавчиком – чистенький, аккуратно подстриженный, опрятно одетый. Вдруг сразу как-то очень повзрослевший – на целую эпоху: был младенцем с девственно чистым сознанием и нулевым интеллектом, а стал, нате вам – прекрасный юноша со взглядом горящим, да ещё и владеющий грамотной русской речью (это вам не двусложное «ем помойку!»). Рукава школьного пиджака стали немыслимо коротки…
Античная прекрасная головка – «римский» профиль и густые блестящие колечки золотисто-каштановых мягких волос – гордо сидела на уже почти взрослой мужской шее. Верхние пуговицы на рубашке он никогда не застёгивал – «ненавижу удавки»… Прямые широкие плечи, струнка-спина, осиная талия, узкие бедра, в меру длинные ноги (мечта наших щедро одарённых природой девочек). Вот таким он стал красавцем. Теперь его жизнь радикально переменилась – на него заглядывались девочки, в том числе, и старшие. Однако он ещё не вполне осознал смысл этой чудесной метаморфозы. По-прежнему в душе своей оставался дикарёнком.
Первую неделю после выписки из больницы он ни на шаг не отходил от меня – всюду только за руку. Будто боялся, что если вдруг он куда-то отлучится, лишившись хотя бы на время моей защиты, его тут же снова куда-нибудь «определят». И с ним опять начнет твориться нечто страшное… Вечером, когда ребята разбредались на спальням готовиться ко сну, он возвращался в отрядную, где я заполняла журнал отряда (итоги дня, план на завтра), садился напротив и рассказывал… Он мог говорить часами. О чём? Да обо всём. И что знал, и что видел на белом свете, и что просто вспоминалось… Мысли скакали, путались, но потом снова возвращались к началу – «а вы не уйдёте?»…
Я слушала, не перебивая, ему ведь надо было выговориться за все эти годы одинокого бродяжнического существования – жизни среди людей, но вдали от сердечного тепла и привета. Я мысленно благодарила бога за то, что по счастливой случайности попал Олег в психушке к этой милой молоденькой докторше, которая, к счастью, ещё не вполне овладела «методами» лечения «трудных» – и чудо свершилось как бы само собой.
Однако идиллическое новое детство закончилось скоро. А с ним – ушла и невинность. В один прекрасный день он вдруг почувствовал себя вполне взрослым. Прихожу на работу, а Олег навстречу не бежит, не цепляется, как это обычно делают пугливые дети, за руку. Ищу в спальном корпусе – нигде нет. Всполошилась до смерти – неужели опять «в бегах»? Однако на этот раз «бега» оказались недальними – на женский этаж, полонили его десятиклассницы, заманив в свою спальню.
Новые хлопоты! Взрослых мальчишек в моём отряде вообще не было, всё больше пацанята двенадцати-тринадцати лет. Поэтому и романов, чтоб всерьёз, у моих девиц с ними тоже не было. Но это – пока! Я, предупреждённая Матроной, бдительно берегла их от «контактов» с бывшими, ни сном, ни духом не ведая, какая «вражья сила», какое цунами набирает мощь в собственном стане… Матрона часто говорила – «они без тормозов, берегите красоток, а то ненароком станете коллективной бабушкой»…
Я и берегла – по мере возможности. До весенних амуров ещё далеко, за окном пуржила и вьюжила наша первая холодная зима. На пленер не подашься. Вроде все на виду. Но обстановка, по непредвиденным причинам, начинала резко и недвусмысленно накаляться…
Ну и вот, нахожу Олега в спальне старшеклассниц. Доволен… улыбка до ушей, глаза масляные, на все мои вопросы отвечает весьма невразумительно: «А чё такое? Вааще…» Ну и что же делать в этой ситуации? Я в полной растерянности. Указом не запретишь ведь к девочкам в спальни ходить. Днём, к тому же. Я сама долго и упорно добивалась у Людмилы Семёновны разрешения на пребывание моих детей днём в спальнях: ведь сидеть весь день в классе или отрядной – это же просто ужас, какая неволя! А в спальнях мы всё так устроили, что эти казённые помещения стали похожи на домашние уютные комнаты. Решила для начала доверительно побеседовать с девочками – отшучиваются: «Да вы что?! Мы ж просто так. Мы вааще про это не думаем… Ну, да, правда же.» Выслеживать и уличать их я тоже не могла – даже если бы и поймала с поличным, толку что, всё равно выкрутятся. Все – превосходные конспираторы.
Правда, когда весной взыграл гормон, и началась самая настоящая эпидемия, пришлось всё-таки временно ввести «военное положение». Олег продолжал позитивно меняться. Гордая осанка взялась не вдруг, он и вёл себя теперь как наследный принц. И поведение было такое же достойное – не сподличал и не струсил ни разу. Он стал настоящим джентльменом. Однако, ангелочком он всё же, не стал. И, слава богу! Его дикая натура как бы обрела благородную, сохранив, однако внутри себя стихийное, неподвластное никакому диктату начало. Эта адская смесь личных качеств делала Олега «вещью в себе». Никогда нельзя поручиться наверняка, что он сотворит в следующий момент.
..Прошло много лет с тех пор, мои питомцы уже давно на правах взрослых граждан завоёвывают этот мир, и многие – вполне успешно. А я, едва наступит осень, вспоминаю и вспоминаю тот наш первый сентябрь. Вспоминаю как наивысшую благодать, дарованную мне в искупление всех грядущих невзгод. В один из таких, щедрых нежарким осенним солнцем сентябрьских дней в мою дверь позвонили. Сердце на этот раз ничего не вещало, и я спокойно пошла открывать. И вдруг…
– Здрасьте, Ольга Николаевна! Это мы! Не узнали?
Где там узнать?! И только по улыбке, чуть-чуть ассиметричной и чертовски обаятельной, я узнала в этом молодом красавце моего Ханурика. Дикарёнка… Из романтического юноши с горящим взглядом он превратился во вполне взрослого мужчину (да ещё с усами!!!), за широкой спиной которого надёжно и безбедно шествовали жена и двое детишек. Он работал краснодеревщиком и учился на заочном отделении МИИТа. Если бы у всех так сложилась судьба! Если бы всем моим детдомовцам удалось избежать сумы и тюрьмы! Если бы…
Увы! Это, к сожалению, было только мечтой. И более других мне было обидно за Игоря Жигалова – за его теперь уже, наверное, навеки сломанную жизнь. Связь с ним утрачена. Говорили, что женился на Юле Самохиной, но прожили вместе недолго. Юля попала в заключение. А вскоре и он. Так и чередовалось их бытие – воля-неволя…
Глава 10. А нам должны! Мы сироты!
Как поддаются детские души выделке и обработке, кропотливо, изо дня в день проводимой педагогом, и как по крупице усваивается доброе, мудрое вечное – не всегда и не сразу заметно. Кажется, сегодня – что и вчера. И даже погорюешь, грешным делом, – ну что же это такое? Пашешь, пашешь, а всходы где? Тоска зеленая… И тут вдруг, да и удивит тебя вдруг чем-то вопиюще выдающимся самый безнадёжный твой воспитанничек, на которого уже давно все рукой махнули. Вот такие дела! Однако чаще всё бывает наоборот. Бьёшься, бьёшься над чадом ненаглядным, себя забыв, а чадо это в один прекрасный день такой фортель выкинет – глаза бы мои на него не глядели!
…Разгон, взятый с места в карьер с первых дней учебного года, явно шёл на убыль. Энтузиазм альтруизма и героического порыва преодоления старого, почти растительного образа жизни вступил в противоречие с житейскими реалиями, и многие тут же поостыли. Да и сама испытывала уже некоторый перегруз. Результаты пока весьма блёклые, но всё же было одно бесспорное достижение – на уроки теперь ходили все. Побеги с уроков продолжались, но это уже не было массовым «свалом», как раньше.
В самом начале сентября, кажется, числа третьего, я пришла в детдом к двенадцати, домой не поехала после подъема – надо было до смены встретиться с инспектором роно. Иду по коридору третьего этажа (там спальни), и вдруг слышу странный гул. Словно рой пчёл гудит… Что такое? Прислушалась – похоже, в нашей спальне кто-то есть. Заглядываю – пусто! Что за чертовщина?! Стою, размышляю о вреде перегрузок и слуховых галлюцинациях, и вдруг… Апчхи! Апчхи! Апчхи!
Заглядываю под кровать – ага! Прелестно, ничего не скажешь. Разлеглись, голубчики, прямо на полу, подложили куртки под головы, и, обсыпавшись крошками, «балдеют»…
– А что? – тут же начинает оправдываться Бельчиков. – Надо перед трудовым десантом отдохнуть. Вон скоро зоны убирать…
– Мы итак на двух уроках были! – поддерживает Медянка (и этот здесь!), – мозги не казённые.
– Вылезайте немедленно! – шиплю я весьма злобно. – Вы зачем в школу ходите?
