– Ну-ну.
– И задачки вот могли бы порешать, оставайтесь! – резко меняют тактику хитрюги. – А давайте с вами весь учебник сделаем?
Опс! Запрещенный приём.
– Это дело, это дело… – смущенная столь решительным натиском, бормочу я. – Только вот в чем загвоздка – я же не смогу вам свидетельство выдать. В школу всё равно ходить надо. Ясно?
– Ага.
– Так что спать – и вмиг.
– Ладно, – вяло отвечают они. – Счастливо добраться. А можно, мы тут чуток ещё порисуем. Ну, можно, а?
Глава 4. Завтра в школу
До начала занятий один день. Успеть бы с одеждой. Начинаю с мальчишечьей. Как всегда, отлавливаю детей в столовой, во время обеда – сюда, уж точно, не зарастёт народная тропа. Обед – это как бы ритуальная еда, завтрак часто просыпают, а ужин – прогуливают.
Спрашиваю как-то Юматову:
– А спать на голодный желудок невесело? Кира снисходительно смотрит на меня, смеется:
– Зачем – «на голодный»? Можно и на кухне пошмонать.
Да, это так – ночные визиты на кухню, в подвал (там складские помещения), в медпункт (медикаменты типа спирт) и даже в кабинет директора, где хранились документы, были делом обычным.
Мальчишки меня уже не так дичатся. Иногда подходят ко мне сами, если что срочно надо. Пользуюсь моментом и прикидываю на глазок, кто какого росточка. Примерить всё равно не дадут – дикие совсем!
В списке, против каждой фамилии, записала ориентировочно собранные «агентурные данные» – рост,
комплекция. Ушила, сообразно этой ведомости, новые брюки, выстирала старые белые рубахи – воротники и манжеты в бурых полосках. Сушу под утюгом, иначе не успеть.
В отрядной всё время кто-то есть. Снуют туда-сюда. Соображают, гвардейцы – что-то полезное для них делается. Однако по имени-отчеству меня пока никто не называет. Если кому что надо, то говорят просто: «Тёть, слышь!»
По списку уже сорок два. Все старшие – девчонки. Четверо девятиклассниц. Да и восьмой класс тоже почти все девочки. Чистейший матриархат.
Как-то у нас всё будет?
Людмила Семеновна о моих документах речи пока не заводит. Просто хожу на работу – и всё. Делаю своё дело. Хорошо ли плохо ли – никого не касается.
«Здрасьте!» – на ходу почти всегда, и – каждый в свою сторону.
Пятиминутки, летучки… Где-то об этом читала… Но здесь свой уклад. Каждый старается в меру своих собственных сил и возможностей.
Завтра могу и вовсе не прийти, и никто мне иск не предъявит. Все новые воспитатели оформлялись, как правило, задним числом, – лишь после того, как «отбудут» испытательный срок, не меньше месяца. Так что подобное оформление было здесь обычным делом. И этот порядок был, по-своему, оправдан: нередко в детский дом забегали всполошенные энтузиасты – ай-я-яй! Бедные сиротки!
Но – день-два посуетятся, поохают, и… исчезают столь же внезапно, как и появились в этом доме.
Моё заявление о приеме на работу подписали в середине сентября – что было уже большим достижением! Почти что – всенародным признанием.
Это меня очень обрадовало, но и насторожило: значит, мои впечатления – в том смысле, что никто ни за кем не следит, оказались ошибочными. Следили в оба глаза все – друг за дружкой, и все вместе – за новенькими. Строго вели учет приходу и уходу. Вечером задерживались все, это здесь было нормой, и приходили тоже раньше, некоторые прямо к подъему. Я до самого ноября не знала, что в табель нам ставят рабочие часы всем одинаково – с 15 до 21.
Изредка случались и опоздания, на что особого внимания никто не обращал. Но только – до поры до времени. Стоило директрисе заиметь на кого-либо железный зуб, тут же начиналось отслеживание буквально по минутам, поднималась старая информация, и – привет, боевой товарищ!
Глава 5. Не «тёть», дубина, а Ольга Николаевна!
Первое сентября.
Примчалась в отрядную на заре, голова кругом, от волнения просто сотрясаюсь. Дома спать не ложилась совсем, иногда и по две ночи не спала, когда мои дети болели, или диплом готовилась защищать. Так что дело привычное, ну и вообще, я не сильно «зарежимленный» человек. Но тут я просто побоялась, что, после беготни последних дней, просто не услышу будильник.
За ночь у себя дома прибралась, приготовила своим детям одежду и составила подробную инструкцию – что и как делать. Первый раз они пойдут в школу первого сентября одни, без меня. И это совершенно не радовало. Надулись даже. Но я сделала вид, что не заметила этой перемены в настроении.
Ночью до колик в сердце было жалко смотреть на них, безмятежно спящих и беззащитных, совсем ещё маленьких детишек, которым собственная мамочка устроила «детдом на дому».
Но мои огорчения по поводу личного, неблаговидного поведения тут же улеглись, едва я переступила порог детского дома. Позвонила домой с первого этажа – встали, собираются, всё в порядке.
Бегу по лестнице на верхние этажи – там наши отрядные спальни. И настроение моё поднимается сообразно – такого возвышенного настроения у меня не было, пожалуй, со дня рождения первой дочери. Тогда я несколько дней не могла уснуть от переутомления, возбуждения, а также избытка впечатлений, но при этом чувствовала себя отменно.
Адреналин волнами ходил в моем счастливом организме.
Зато потом…
Когда через полтора года родилась вторая дочь, я ревела три дня подряд: наш папочка и любящий муж, вместо того, чтобы примерно торчать под окнами двадцать пятого роддома вместе с другими счастливыми отцами, вдруг, слегка запоздало осознав, что «ещё не очень готов к отцовству», беспечно отправился с друзьями в поход – чтобы не дать житейской трясине засосать себя окончательно.
Стояла чудесная золотая осень…
.. Все эти дни, с тех пор как я перешла на работу в детдом, со мной творилось что-то невообразимое.
Жизнь моя снова приобретала настоящий смысл и цель.
По квартире я летала, как вихрь – и соседи мои, вообще-то добрые и милые люди, если, конечно, закрыть глаза на сугубо коммунальную специфику, смотрели на меня несколько удивленно и даже пустили забавный слух, что у меня, похоже, наконец-то, «романчик» обозначился…
Свою новую профессию я пока не афиширую. В трёх словах не объяснишь, ради чего бросила университет, престижную тему у известного академика…
Неужто для того, чтобы возить грязь за полусотней малолеток-головорезов с хорошей порцией криминала в генах?
Ну, не дура ли?
На кафедре лишь заикнулась, и что услышала в ответ?
Примерно такое: «В наш прагматический век это сродни умопомешательству»…
Похоже, к этому «диагнозу» пора начинать привыкать. Самое время.
Вот и помалкиваю – пока.
Однако скрыть блаженно-счастливое выражение лица всё же не в моих силах. Так что соседи вправе строить всяческие фантазии.
Я же сама, впервые за последние лета (пять? семь? или больше?) чувствую абсолютную, неколебимую гармонию сущего. И мне – хорошо.
Ровно в семь начинаю обход спален. Сначала заглядываю к мальчишкам – дрыхнут, ясное дело, сопят в обе дырочки…
– Утро доброе, мальчики, – говорю хоть и ласково, но и настойчиво.
Никакой реакции. Плавно повышаю градус настойчивости.
– Просыпайтесь-ка поживее, в школу опоздаете, ну же!
