В первый день штурма Азова совершилось чудо. И турецкая, и татарская, и наемная немецкая рать в страхе побежали от крепости, оставляя на поле боя тысячи убитых и раненых. Они бросали знамена и пищали, колчаны и луки со стрелами, дробницы и пороховницы, стенобитные машины и пушки, ятаганы и кинжалы, дорогие ножны и сабли. Степь была усеяна бархатными и золотыми одеждами, коваными шлемами, чалмами и шапками.
Крепостная артиллерия метко била по бегущему вразброд неприятелю. Пушкари прицеливались старательно и били наверняка, берегли ядра.
Турецкие пушки тоже стреляли, но больше невпопад. Но последнее трехпудовое ядро, – видно, шальное, – ударило в атаманский замок. Взорвавшись, оно разворотило каменную стену, сорвало на землю часть шатровой железной крыши и принесло большое горе войску. Раненному стрелой Якуньке оторвало ногу, а тяжело больного, умирающего атамана-скитальца Смагу Чершенского ядро поразило насмерть.
Безутешным горем в ту ночь омрачилась светлая душа Варвары Чершенской. И не меньшее горе вселилось в сердце доброй и смелой Ульяны Гнатьевны. Жестокая печаль и неутешное, щемящее горе стало в тот день уделом многих защитников Азова. Погибло немало казаков из старого города Черкасска, Раздоров, городка Медведицкого, Вешек, Валуек, Орла, Воронежа, полегли люди, пришедшие из Киева, Переяславля, Чигирина, Казани, Рязани, Астрахани, люди из Москвы, Новгорода, Пскова, Коломны, люди из Тулы, Калуги… Все они, смелые донские и запорожские казаки, полегли смертью храбрых.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Ночь.
После жестокой битвы город напоминал разоренный табор, над которым только что пронесся сильный ураган. Всюду лежали кучи вражеского оружия, одежды, кованых шлемов и панцирей, собранных защитниками на поле боя. У стен лежали убитые, стонали раненые. Но бодро и собранно держались усталые, измученные люди. Одни заряжали пушки, готовясь к новому бою, другие заделывали проломленные ядрами стены, крепили потрескавшиеся башни, рыли новые глубокие подкопы для подземной войны. Пушки заряжали и забивали железными насечками, порохом, ядрами. В иные стволы пушек казаки вкладывали каленые стрелы целыми снопами. Весьма изрядно за одну ночь снарядилось до трехсот разных пушек. Спать казакам было некогда. На ходу они хлебали остатки щей, на ходу щипали и ели сушеную рыбу, жевали хлеб. На ходу они пили холодную воду и лечили тяжкие раны…
Есаул Иван Зыбин с двумя своими верными товарищами, хорошо знавшими турецкий и татарский языки, решил совершить этой ночью свое заветное намерение – во что бы то ни стало добыть главное турецкое знамя. Казаки наскоро переоделись в турецкое платье и отправились в стан врага. Они легко прошли первую турецкую стражу, вторую и третью. Все турки и татары, утомленные дневным боем, крепко спали. Не скоро смелых казаков стали окликать татары:
– Куда вы идете? Кто такие?!
– Дозорщики Гуссейн-паши, – отвечали казаки по-турецки.
Ночь была темная и глухая, ничего почти не видно. Татары беспрепятственно пропускали казаков дальше.
Скоро казаки подошли к четвертой страже. Она находилась совсем недалеко от шатра главнокомандующего.
– Вы кто такие? Куда идете? – окликнул их часовой, стоявший на карауле.
Иван Зыбин спокойно ответил:
– Мы татарские люди – сверщики и дозорщики!
Есаул смекнул, что только этот часовой бодрствует. Остальные раскинулись кто как вокруг шатра и крепко спали. Не долго думая, Иван перехватил караульному горло, связал руки и ноги, завернул трясущееся тело в большой ковер, лежавший перед шатром. Все произошло так бесшумно и быстро, что никто из спавших даже не пошевельнулся. Поспешая, казаки откинули полы шатра и увидели четырех спящих пашей. Посреди шатра стоял стол. На столе горели свечи. Платья знатных пашей висели на железных крючках. По стенам, на широких продолговатых лавках, стояли дорогие турецкие сосуды. Казаки взяли в шатре главнокомандующего семь богатых знамен и среди них самое большое – знамя султана с турецким клеймом. Знамена они сорвали с древков, припрятали их под своей одеждой. На прощанье прихватили несколько дорогих сосудов и тронулись в обратный путь. Их, правда, сразу заметили, стали негромко окликать. Подбежав поближе, один турок спросил:
– Кто вы? Что несете?
Иван Зыбин за всех отвечал:
– Идем мы от главнокомандующего, Гуссейн-паши, с подарками для крымского хана, Бегадыр Гирея.
Еще подошли караульщики, подозрительно оглядывали казаков.
– Кто это может посылать в такой поздний и неурочный час с подарками? Быть того не может! Идемте к шатру Гуссейн-паши.
– Нам с вами некогда тут толковать, – отрезал Зыбин. – Гуссейн-паша любого может послать куда захочет. Он послал нас к хану, отдав приказ – идти нам немедленно через все караульные заставы и нигде не задерживаться. И кто задержит нас, сказал паша, того тотчас повелит за ослушание бить палками.
Часовые спросили:
– А почто же вы идете не тем коротким путем к крымскому хану, каким все ходят? Шатер крымского хана совсем в другой стороне стоит. Вон там шатер крымского хана…
– Мы знаем свою дорогу получше вашего, – сказал Зыбин. – Охота ли вам испытать на себе буйный гнев Гуссейн-паши! Не задерживайте нас!
Караульщики, недоумевая, отпустили казаков, но все же стали кричать им вслед:
– Не туда идете! Сворачивайте левее, иначе стрелять станем!..
Казакам пришлось свернуть налево, чтобы усыпить подозрения караульщиков. Тихо и незаметно они подошли к шатру крымского хана Бегадыр Гирея. Как же быть дальше? Что предпринять?
