так взять?! А что бояре скажут? Что наши русские послы о том ныне мыслят? Возьми Азов, а завтра с турками воевать!
– Но, великий государь, мы и нынче с турками воевали. И завтра будем воевать! И мы же завсегда в ответе. И мы же не только перед тобой, но и перед султаном, как нас там величают послы твои, – воры и разбойники!
– Погоди! Погоди! Не распаляйся тут больно шибко. Манеру какую взяли непристойно беседы вести с царем. Эдак мне недолго и выслать вас вон из Столовой избы! Да этого дела и бояре с царем не решат. Для этого надобно собрать Земский собор. Собрать со всех городов российских лучших людей, совет с ними держать сообча от всей русской земли. Эко, хватил! А собор Земский собрать – это тебе не в один день сделать можно, не в два. Да и правду ли вы говорите, что в Азове остались одни разбитые стены, башни да место пустое? То еще надобно точно сверить. А чтобы все то сверить, надобно нам спешно послать в Азов надежного человека да все в точности и сметить…
– Все сказанное нами истинная правда. Мы, царь-батюшка, ложью перед тобой не живем. Пошли человека. Собери собор. Опроси людей, к которым ты доверие свое имеешь, но Азов нам покидать нельзя. Азов – твоя вотчина!
– Моя? Да где это записано? Записано другое, что на азовское взятие нашего повеления вам не было. То все шло от вас самих.
Бояре удивились смелой речи Наума Васильева. Такого они давно не слыхивали. Они помнили смелую речь атамана Алексея Старого. Но он же и поплатился за нее ссылкой на Белоозеро да пыткой в подземелье. А что будет за такую речь атаману Васильеву, и они не знали.
Есаул Порошин, заговорил еще круче, еще смелее. Царь оборвал его и сказал, поднимаясь:
– А тебе, беглый холоп князя Никиты Ивановича Одоевского, прыщ на Дону, помолчать бы следовало. Сибирь по тебе да по твоей отпетой голове давно скучает. Сядь в угол да прикуси язык! Наговорил! Бери да присоединяй Азов к Московскому государству! Государь мне нашелся! Защитник Дона! Мы их встречаем колокольным звоном, барабанным боем, громом пушек, награждаем, деньгами жалуем, а они сидят за царским столом в Столовой избе, хлеб-соль царскую едят, вино пьют и лаются с царем. Да где это видано? В каком это государстве делается?
Царь затрясся весь и, едва передвигая ноги, грозно оглянувшись, пошел к выходу, опираясь на палку.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Утром, при боярах, при всех казаках, думный дьяк Федор Федорович Лихачев зачитал грамоту царя атаману Осипу Петровичу Петрову и всему войску Донскому:
– «…Писали вы нам, что под Азов пришли войною от турского султана паши: Гуссейн-паша, Пиали-паша с войсками и с крымским царем и с царевичами в судах морем, конные полем и обступили город Азов со всех сторон накрепко. И вы, атаманы и казаки, хотя и пострадали за истинную православную веру и за нас, великого государя, над ними, басурманами, промышляли всякими мерами, билися с ними и кровь свою проливали и подкопы под их валы и под их пушки вели многие. А у подкопов и у промыслов был ты, атаман Осип Петров. И в тех подкопах многие сходились встречею и вели бои в подкопах. А на всех подкопах побито басурман из мелкого ружья двадцать тысяч человек. И турского царя большое знамя, а с ним много других знамен взяли. А рвов копано около города на пять верст и больше, опричь земляных больших валов, чем вас бусурманы хотели, засыпав, подавить. И в то осадное сидение к вам, атаманам и казакам, злочестивые с великим своим лукавым прельщением и с грозами перекидывали на стрелах многие свои грамоты, а сулили на казака по тысяче талерей, чтоб вам, атаманам и казакам, ту многую казну взять у них, а город покинуть. И вы, атаманы и казаки, на их басурманскую прелесть не покусилися и им во всем отказали, а служили нам и сыну нашему, благоверному царевичу Алексею Михайловичу. И вы, атаманы и казаки, от неверного нашествия отсиделись. И с тою своею службою вы, атаманы и казаки, прислали к нам, к Москве, станичников: атамана Наума Васильева, да есаула Федора Порошина, да двадцати четырех человек казаков. И мы, божьей милостью царь и самодержец всея Руси, Михаил Федорович, вас, атаманов и казаков, и все Донское войско, Осипа Петрова с товарищи, за тую вашу службу и за радение, и за промысел, и за крепкостоятельство, что вы против турских, и крымских, и иных земель стояли крепко и мужественно, и бились, не щадя голов своих, и многих басурманов побили, и на их басурманские прелести не прельстилися, и от таких многих людей отсиделись, милостиво похваляем, и станичников ваших, атамана Наума Васильева да есаула Федора Порошина с товарищи, пожаловали нашим царским великим жалованьем. А к вам, атаманам и казакам, и ко всему Донскому войску, мы послали с нашим государским жалованьем и с милостивым словом дворянина нашего Афанасия Желябужского да подьячего Арефу Башмакова, да с ними отпущены к вам из ваших станичников казаки, Прокофий Иванов с товарищи, одиннадцать человек, да шесть человек казаков же донских, Юрко Марченок с товарищи, которые к нам, великому государю, писали, что вы ныне наги, босы и голодны и запасов, и пороху, и свинцу нет, и от той нужные осады многие казаки хотят идти врознь, а иные многие переранены, и мы, великий государь, к вам, атаманам и казакам, осадным сидельцам, за вашу службу и раденье и за осадное сиденье, пошлем нашего государского жалованья пять тысяч рублев денег. И как к вам сия наша грамота придет, вы бы, атаманы и казаки, то наше государское жалованье у них ваяли и впредь на нашу государскую милость и жалованье служили и радели и промышляли, и против басурманов за истинную православную христианскую веру стояли крепко и мужественно. А хлебных и иных запасов, и пороху, и свинцу, и суконных товаров зимним путем послати к вам не мочно, и вы о том не оскорбляйтесь, а как, бог даст, по весне лед вскроется, и к вам, атаманам и казакам, наше государское жалованье, хлебные и всякие запасы и порох, и свинец, и сукна пришлем. На нашу государскую милость будьте надежны во всем. А то, что писали вы с атаманом Наумом Васильевым о городе Азове, то мы, великий государь, посылаем в тот город нашего дворянина Афанасия Желябужского и Арефу Башмакова досмотреть Азов, переписать и на чертеж начертить, и о том наш царского величества указ и повеленье будут вскоре. А вы бы, атаманы и казаки, службу свою, и дородство, и храбрость, и крепкостоятельство к лам, великому государю, к нашему царскому величеству, совершали, и своей чести и славы не теряли, за истинную христианскую православную веру и за нас стояли по-прежнему, и на нашу царскую милость и жалованье были надежны.
Писан на Москве, лета 7150, декабря в 2-й день»[22].
Думный дьяк Федор Федорович Лихачев положил царскую грамоту на стол и стал вглядываться в лица бояр, словно хотел проверить, правильно ли они поняли царское милостивое слово.
Царь сидел, опустив голову, и молчал. Бояре тоже молчали.
Царю это не понравилось. Он поднялся, нехотя сделал поклон, – повелеваю-де, а вы то мое повеление примите. Сел. Бояре поводили глазами, поерзали задами на скамейках, и опять ни слова. Царь спросил:
– Это дело государственное?! Гоже ли? Чего уставились на меня? Чего молчите? Аль палкой вас бить всех надобно?
Тогда один боярин с остренькой рыжей бородкой тоненько, елейным голоском сказал:
