Хонда же впервые столкнулся с идеями круговорота человеческого существования еще тридцать лет тому назад, услышав в усадьбе Киёаки Мацугаэ проповедь настоятельницы храма Гэссюдзи, он начал самостоятельно читать во французском переводе «Свод законов Ману». Составленный в период между вторым веком до нашей эры и вторым веком нашей эры, этот труд унаследовал идею круговорота жизни, которая возникла в восьмом веке до нашей эры и окончательно оформилась в последовавшую затем эпоху упанишад, упанишады провозгласили тождество брахмана и атмана — космического и индивидуального. Одна из них гласит:
«Поистине, человек, свершавший добро, станет добром, свершавший зло — злом, на почве чистых поступков взрастет чистота, на почве дурных — грязь. Потому сказано: человек составлен из желаний. Желания определяют намерения, намерения — деяние, на деяниях покоится круговорот жизни».
По существу, то, что Хонда ощутил в Бенаресе, было заложено значительно раньше, тогда, когда девятнадцатилетний юноша с таким увлечением читал «Свод законов Ману». Эта книга охватывала все — религию, мораль, нравы, закон, рассказывала о сотворении мира и земли, о круговороте жизни — заботами прозорливых англичан она и в период английского правления в Индии по-прежнему воспринималась индуистами как сборник действующих законов.
Перечитав ее, Хонда снова, как и тогда в Бенаресе, прикоснулся к источнику радости и восхищения, а еще «Свод законов Ману» во внушительном первом разделе живописал рождение отца Вселенной — Брахмы: отбросивший хаос тьмы, блистающий Верховный бог сотворил прежде воду, в воду бросил семя, семя выросло и воссияло, будто солнце, золотым яйцом, через год бог разбил яйцо и появился Брахма. Воды Ганга в Бенаресе — это та вода, которая взрастила Брахму.
Дхармы, обусловливавшие цепь возрождений, как черты всякой властвующей над телом натуры, в «Своде законов Ману» были разделены на три вида, в зависимости от того, к какому возрождению приводили: мудрая натура — радостная, спокойная, наполненная чисто сияющими чувствами — возродится в боге, неразумная натура-практичная, нерешительная, выполняющая бесполезную работу и склонная к чувственным удовольствиям — продолжится в человеке, ленивая, апатичная, жестокая, нечестивая, злодейская натура возродится в облике скота.
Грехи, которые вели к возрождению в облике скота, были описаны самым детальным образом: убийца брахмана будет ждать нового появления на свет в чреве собаки, свиньи, ослицы, коровы, козы или в птице; брахман, укравший деньги у брахмана, — тысячу раз должен пройти через личину паука, змеи, ящерицы и живущих в воде существ; напавший на лежавшего в постели мудреца сто раз возродится в траве, кусте, лиане или в хищнике; укравший зерно станет мышью, мед — оводом; тот, кто украдет молоко, возродится в птице, приправу — в собаке; укравший мясо станет черным грифом, а жирное мясо — бакланом; укравший соль будет в следующем рождении сверчком, укравший шелк — бородатой куропаткой, а укравший льняную ткань — лягушкой; укравший хлопковую ткань будет журавлем, укравший корову — огромной ящерицей, укравший благовония станет мускусной крысой, укравший овощи — павлином, укравший огонь станет цаплей; укравший домашнюю утварь будет в следующем рождении пчелой, а укравший лошадь — тигром; укравший женщину станет медведем, укравший воду станет кукушкой, а укравший фрукт — обезьяной.
17
…Тайский буддизм Хинаяны, хотя и принадлежал общему течению буддийской мысли, поддерживался простодушным, как оно было изложено в джатаках, учением (первоисточники буддийских сочинений, куда входили и джатаки, попали на юг на языке пали), никого не удивляло, что Будда между своими прошлыми человеческими ипостасями, даже не имея грехов, возрождался то в мыши, то в золотом гусе.
Южный буддизм, исповедуемый в Таиланде, вплоть до реставрации Мэйдзи[28] не был известен в Японии. После кончины Будды прошло сто — двести лет, и основное, что было в буддизме «Малой колесницы», разделившемся к тому времени на множество школ и групп, распространилось в правление царя Ашоки из Магадхи на Цейлон, и теперь эта ветвь буддизма распространена на Цейлоне, в Таиланде, Бирме, Камбодже.
Тщательные формулировки заповедей в Трипитаке, в каноническом собрании текстов буддизма, написанные на языке пали, и сейчас определяют в Таиланде нормы поведения послушников, регламентируют их повседневную жизнь: для монахов определены двести пятьдесят заповедей, для монахинь — триста пятьдесят.
Хонда выискивал в буддийских сочинениях ответы на вопросы, как буддизм Хинаяны рассматривает круговорот жизни, в чем он расходится с доктриной «только-сознание», обладает ли он особой привлекательностью (ведь то была вера маленькой принцессы), какие мысли по поводу возрождения таятся в глубине души у монахов в одеяниях цвета темного золота, которое он замечал во всех уголках Бангкока.
Хонда узнал, что учение южного буддизма опиралось на концепцию школы Абхидхарма, к которой принадлежал беседовавший с царем Менандром монах Нагасэна. Пути распространения сочинения «Вопросы царя Менандра» некоторые учения описывали следующим образом: создано оно было в северо- западной Индии, которая являлась колонией Греции, попав в восточные районы — Магадхи,[29] было переведено на язык пали, затем, дополненное, оказалось на Цейлоне и оттуда вскоре проникло в Бирму и Таиланд. В Сиаме это сочинение было опубликовано под названием «Милинда-паньха».
Следовательно, можно полагать, что взгляды тайцев на цепь возрождений практически совпадают с тем, как это толковал Нагасэна. Идея школы, к которой он принадлежал, — «Субстанция деяния, влекущего круговорот человеческого существования, есть „мысль', другими словами намерение» — согласуется с трактовкой цепи возрождений в древнейших буддистских текстах, написанных на пали, и наиболее близка идеям буддизма вообще. С точки зрения мотивации, как гласит учение, в человеке и окружающем его мире изначально нет ни добра, ни зла, добром или злом сущности делает сердце. «Мысль». Намерение.
Хорошо, но школа Абхидхарма двигалась к объяснению нереальности «я» от факта закрытости материального мира в целом. Вот, например, машина: ее детали всего лишь материальные элементы, но если ехавший в ней человек сбил другого, то машина стала вместилищем греха, точно так же душа и намерение создают причину греха и поступка, поэтому в нас отсутствует реальное «я». И тем не менее «мысль-чувство», заключенное в нас, побуждает к действиям, за которыми скрываются жадность, злоба, жестокость, бескорыстие, доброта, прозорливость, и это вовлекает нас в череду возрождений. «Мысль», таким образом, есть причина круговорота жизней, но не ее субъект. Субъект так и остается невыясненным. Будущий мир всего лишь продолжение сегодняшнего дня; огонь лампады на исходе ночи, который связывает нас с этим миром, и есть жизнь.
Что же произошло в душе маленькой тайской принцессы? Хонде казалось, что он это понял.
В сезон дождей в Бангкоке реки разливаются, и разом исчезают дорога и река, река и граница поля: дороги превращаются в реки, реки — в дороги. Неудивительно, что в детской душе поток фантазии обрушился на реальность, разрушил границу между будущим и прошлым, затопил настоящее. На полях из воды выглядывают кончики зеленых стебельков риса — вода, текшая в реке, и вода, залившая поля, лежат под одним солнцем и отражают одни и те же грозовые тучи.
В душе принцессы поднялось половодье будущего, которого она не сознавала, и прошлого, — на огромной водной поверхности, в которой после дождя отражается луна, островки настоящего кажутся нереальными. Дамбы размыты, границы разрушены. И прошлое берет на себя повествование.
18
…Хонде казалось, что теперь, обладая чудесной милой тайной, оставленной в Бангкоке, он сможет вернуться к доставившему ему в юности столько страданий учению «только-сознание», к величественной, как храм, системе буддизма Махаяны.
