Мурад подобрал с пола карниз и начал нанизывать на него гардинные кольца. Надев одну гардину, он обнаружил, что вторая соскользнула с другого конца карниза.
— Слышал, что мама сказала? — вмешался Йезад. — Брось!
— Я хочу сделать, как раньше было, чтобы тетя не сердилась.
Йезад приподнялся на диване, будто собираясь встать на ноги.
— Я кому сказал сесть!
Заметив вспышку гнева в отцовских глазах, Джехангир напрягся, надеясь, что брат не ослушается приказа. Вспыльчивость отца братьям была хорошо известна. Мурад надул губы и плюхнулся на стул. Отец мгновенно сменил гнев на милость.
— Будем надеяться, тетя не убьет нас.
Роксана не сомневалась, что Куми сразу прибежит на шум. Но та не показалась — вместо нее в дверях появился Нариман, в новенькой рубашке, неровно заправленной в брюки.
— С днем рождения, дедушка! — хором закричали мальчики.
Опережая брата, Джехангир соскользнул с дивана и ринулся к Нариману, который медленно шаркал к своему креслу.
— Стой! — перехватила его Роксана. — Ты так дедушку с ног собьешь, дай ему сесть.
Роксане показалось, что отец сильнее волочит ноги, чем при их прошлой встрече, и конечно, он совсем ссутулился. Доктор предупреждал, что симптомы паркинсонизма будут усиливаться по мере прогрессирования болезни. Что за слова они употребляют, подумала тогда Роксана, прогрессировать! Прогресс…
Опускаясь в кресло, Нариман не удержал равновесие и тяжело рухнул на сиденье. И улыбнулся, видя тревогу на их лицах.
Джехангир обнимал и целовал деда, легонько тиская его подбородок, будто резиновый на ощупь, как ююба, весь в редких щетинках, твердых, как сахарные крупинки. Дед смеялся и наклонял голову для следующей части ритуала — поглаживания по лысине.
Ритуал возник несколько лет назад, когда дед брал мальчиков за подбородки, а они отвечали ему тем же. Завороженные дедовой щетиной, они ощупывали все его лицо, приходя в полный восторг от гладкости и твердости блестящей лысины, которая так замечательно контрастировала с рыхлым подбородком.
Мурад, чувствуя, что ему уже не по возрасту детские игры со щетинистым дедовым подбородком, протянул деду руку. Нариман пожал ему руку и притянул к себе, чтобы обнять.
— Дедушка, покажи зубы! — попросил Джехангир.
Нариман вытолкнул языком вставную челюсть на губу и сразу вернул ее на место.
— Еще!
— Не тормоши дедушку, — сказал Йезад. — С этим безобразником никакого сладу нет! Поздравляю, чиф, и желаю многих лет.
Он сердечно пожал Нариману руку и потрепал его по плечу.
Наконец пришел черед Роксаны. Она обняла отца, сказала, что он прекрасно выглядит, ее это так радует!
— Господи благослови тебя, папа, и дай нам Бог много, много лет праздновать твой день рождения!
— Как минимум до сотого, — сказал Йезад.
— Да, дедушка, — поддержал Мурад. — Ты должен выбить сотню. Как Сачин Тендулькар в матче против Австралии.
— Подумаешь, — фыркнул Джехангир, — остается всего двадцать один день рождения!
— С арифметикой у тебя все в порядке, — усмехнулся Нариман, — но у меня и так было слишком много дней рождения.
— Не говори так, папа, — попросила Роксана, и тень пробежала по ее лицу.
Она сидела на диване рядом с креслом отца.
Заглянувший в гостиную Джал подстроил свой слуховой аппарат, который особенно донимал его, когда разговаривали несколько человек.
— Что? Что такое? Кто говорил про сотейник?
— Про сотню, — поправила Роксана и пересказала брату то, что он не расслышал.
Джал улыбался и кивал. Но тут его позвала Куми, и он заспешил к ней на кухню.
— А у тебя сколько дней рождения до сотни, — спросил Нариман Джехангира. — Девяносто два?
— Нет, дедушка, так было в прошлом году. Теперь всего девяносто один.
— А у Мурада?
— Всего восемьдесят семь.
— Замечательно. Скоро вы будете молодыми людьми, у вас появятся девушки. Надеюсь, вы меня пригласите на свои свадьбы?
Настроение Наримана улучшалось с каждой минутой. Веселье, смех и молодость действовали как противоядие обволакивающей эту квартиру унылости, тем тягучим часам, когда ему казалось, что даже стены с потолками покрыты налетом тоски несчастливых десятилетий. Даже мебель из тика и розового дерева, громоздкие шкафы и кровати с балдахинами на четырех столбиках, тяжеловесные остовы, ждущие пугающей кончины, опять выглядели уютно и приветливо. А длинный ряд фамильных портретов в коридоре — как комичны сейчас их кислые лица!!
— У Джала и Куми все хорошо? — шепнула Роксана.
— Обычный театр и фырк-фырк, ничего особенного. По большей части…
Он замолчал — в гостиную входила Куми с большим блюдом хрустящих картофельных ломтиков и громким «хэлло», обращенным ко всем собравшимся. Взгляд ее сразу упал на свалившиеся гардины, но негодование не успело излиться в слова-Роксана опередила ее:
— Видишь, что этот негодный мальчишка натворил! Ну, ничего, он еще свое получит!
Куми осталось только проявить великодушие:
— Ничего страшного. Джал все приведет в порядок. Только бы бесстыжие зеваки в окна не начали заглядывать.
— Мы же на третьем этаже, тетя, — встрял Джехангир.
— Ты думаешь, зеваки-лишь только по улицам бродят? Могут из окна напротив пялить глаза. Или даже в телескоп смотреть из во-он той высотки, что в миле отсюда.
— Кто там смотрит из высотки? — недоуменно вопросил Джал.
— Выключил бы ты свою машину, — посоветовала Куми, — все равно разговор не о серьезном.
— Пускай слушает! — возмутилась Роксана. — Ему тоже хочется участвовать в разговоре.
— А кто будет платить за новые батарейки? Ты знаешь, почем они и как их жрет эта его коробочка?
— Аппарат — вещь необходимая, это как лекарство.
— Оттого, что вещь необходима, деньги на ее покупку чудом не появятся, — огрызнулась Куми.
Все дорого: лук, картошка, хлеб, масло, кухонный газ, перечисляла Куми.
— Нужно составить бюджет на все расходы, — посоветовала Роксана. — Заведи отдельный конверт для каждой траты.
— Благодарю вас, я тоже проходила экономику домоводства в школе. Какой смысл в конвертах, когда в них нечего класть?
— Ты права. — Йезаду хотелось положить конец спору. — У всех одни и те же проблемы.
— Глупости! Вам же не приходится ухаживать за папой, а на это столько денег уходит!
Роксана открыла было рот, чтобы напомнить ей, что папа получает пенсию, но Йезад подал жене знак — дурацкий спор из-за батареек грозил перейти в полновесную ссору — и сменил тему:
— Скажи, Куми, что это за бесконечная стукотня?
— Это идиот Эдуль Мунши стучит, кто ж еще?
— Вот кто с радостью повесит гардины, — пошутил Йезад.
Джал изобразил ужас:
— Кто угодно, только не Эдуль. Если не хочешь, чтоб на нас потолок обрушился!
Все расхохотались. Эдуль Мунши, живший этажом ниже, считал себя талантливым мастером на все
