Янгу казалось, что репродукторы-висюльки на столбах, похожие на гигантские, сплющенные, с решеточкой снизу, неведомые и несъедобные плоды, дрожат и качаются, что они вот-вот полопаются от напряжения и жары и упадут на землю звонкими осколками. Слушать эту бесконечную железную песню было невыносимо, голова звенела и от недосыпания, и от жары, и от того, что пережил тут, в столице. Янг уже несколько дней слонялся по городу, не понимая, куда идет-бредет, кого или что ищет. Хотел сначала вернуться на Горный, где были люди из их общины, потом понял, что возвращаться не к кому. Есть, правда, несколько человек друзей — Амара, Натача, Тун. Но на месте ли они сейчас? А если сегодня на месте, то где окажутся завтра? И разве заменят они отца, мать, у них своих забот — не отбиться. Жаль, конечно, друзей: может, больше никогда не придется встретиться. Но ведь ему надо думать, как перебраться на Рай, а не на Горный. На Рае брат Радж, возле него и найдет приют.
Океанские теплоходы не ходят на Рай, там и порта нет такого, чтоб принять их, они разгружаются тут, в Свийттауне. Пассажиров сразу направляют в длинный одноэтажный дом с короткой надписью — «Таможня», после этого тем, кто приехал, можно свободно бродить по городу, селиться в отелях. Некоторые из них в город не хотят идти, хотят поехать сразу на Рай. И представители туристического бюро листом стелются — всем надо угодить, всех удовлетворить. Морскими трамваями или катерами на подводных крыльях гостей отправляют на Рай. Янг узнал об этом от ребятишек-лоточников, они толклись возле теплохода, как комары, а более пробивные забирались даже на теплоход. Один китаец-торговец с лотком на животе несколько раз попадался на глаза.
На борту теплохода косо висят два длинных трапа, по их ступенькам идут и идут десятки и сотни ног. Потоку пассажиров и носильщиков, похоже, не будет конца.
Проклятый звон в голове… Кажется, что откуда-то с неба кто-то звонко окликнул, словно в какую-то железяку жахнул: «Я-я-ян-нг!» Он забегал глазами туда-сюда. Перебрал взглядом один косой частокол людей на трапе, другой… Смуглый мальчик машет ему сверху правого трапа — кто же это? А тот нетерпеливо шмыгает под руками пассажиров, спотыкается, задевая за их чемоданы, баулы, сумки, чуть не сваливается с трапа, катится вниз. Абдулла?! На трапе ругань, кое-кто из носильщиков пытается стукнуть верткого непоседу по затылку, но Абдулла только раскатисто хохочет, увертывается и сыплет вниз.
— Я-янг?! — снова кричит он радостно.
Янг двинулся ему навстречу, на душе сразу стало легче. Вот кого бы он сейчас хотел видеть — Абдуллу.
Бросился в его объятия.
— Ты что тут делаешь?
— А ты? Уже уезжаешь отсюда?
— Некуда… И… не к кому… — Янг сразу помрачнел и изо всей силы стиснул зубы, чтоб не заплакать.
— Рассказывай… расскажи, что случилось… — Абдулла тянул его за руку подальше от причала.
Пришлось рассказать — хоть немного.
— Не горюй. Будем держаться вместе — не пропадем. Я ведь тоже сирота! Круглый! Дядя, правда, есть — лифтер. Пьянчужка, наркоман. Я у него и живу, в кладовке под лестницей. У меня знаешь какой широкий топчан? Вдвоем поместимся… А сейчас нажре-емся — чтоб пузо трещало! Я знаю тут близенько одну харчевню, там портовые рабочие харчуются… Ха-ха-ха, ну и глупая туристка мне попалась сегодня. Пластмассовую гребенку продал ей как черепашью. Говорю: «Это же не абы-какая, а из панциря трехлетней слоновой черепахи!» Поверила, ха-ха… В двадцать раз больше, чем стоит гребенка, отхватил! Бизнес! — И без того широкий рот Абдуллы растянулся в улыбке до ушей.
— Ты не Абдулла, а Абдурила.
— Ха! А с ними так и надо. Не знают, куда деньги девать. Думают, что тут черепахами все острова кишат.
— А я думаю: чего это ты летишь по трапу, будто хочешь голову сломать? Ты от нее убегал?
— Ага. Ха-ха-ха!
Они почти обошли полукруглую пристаньскую площадь. На углу улицы справа уже видна вывеска харчевни «Тридакна» с грубо нарисованным моллюском. Вот и сама харчевня с куполоподобной крышей.
— Эй, пираты! Остановитесь на два слова — у меня ноги не казенные, чтобы за вами бегать, — послышался вдруг знакомый голос.
Ребята оглянулись. Янг сразу узнал Пуола, и в груди у него недобро похолодело. Вспомнились все его выходки: как ломал американским бульдозером свою и чужие хаты в деревне, как издевался и насмехался над односельчанами, будучи на Горном. «Кто он такой?» — прошептал Абдулла. «Земляк… чтоб его земля не носила…» — шепотом ответил и Янг.
— Здоровы были! — быстро подошел Пуол, подал руку одному и другому мальчику, как ровесникам. — Закурим? — Вынул из кармана пачку, постукал пальцами по донышку, выбивая сигарету. Лихо взял одну в рот и чванливо сморщился, выставив нижнюю губу.
— Мы не курим, — разом ответили ребята.
— Т-так вам и надо, мне больше достанется, — Пуол спрятал пачку. — А ты иди, иди, шустрик. Мне надо вот с ним по-землячески потолковать. — Пуол осторожно огляделся по сторонам.
— Мы вместе, и никуда он не пойдет, — набычился Янг.
— Что — я не могу пару слов сказать земляку с глазу на глаз? — Пуол вздернул подбородок и снова огляделся. — Через пять минут отпущу.
— Янг, я закажу и буду ждать, — бросил Абдулла, направляясь к дверям «Тридакны».
Янг кивнул и хмуро уставился на Пуола.
Тот стоял так, чтобы причал с теплоходом оставался от него слева и можно было в ту сторону косить глазом. Янга повернул спиной к «Тридакне», а потом, словно передумав, повел к полуоткрытым воротам дома, соседнего с харчевней. Выглядывая в щель на площадь, Пуол сказал:
— Я знаю, что ты смелый и честный. А ты знаешь, что на этом можно заработать?
— Говори, что тебе надо! Присосался, как пиявка… — Янг нетерпеливо переступал с ноги на ногу. Дать бы драпака отсюда! Но Пуол взял его за локоть, покачал головой.
— Мне хочется, чтобы ты заработал себе на туфли, не ходил босиком… — Пуол больно наступил носком новой туфли Янгу на пальцы, и тот ойкнул. Мальчику уже хотелось ударить его головой в живот и, пока Пуол корчился бы и стонал, убежать. — У тебя сколько денег?
— Сколько есть, все мои!
— Дурень, я хочу знать, сможешь ли ты дать мне сдачу. Чтоб на месте и рассчитаться. А то у меня к-крупная к-купюра… Вот! — и показал пятьдесят долларов.
Янг вынул свои деньги, даже всю мелочь. Пуол взял бумажки, пересчитал.
— Маловато… Ну ладно, в другой раз подкинешь мне еще какую-нибудь пятерку или десятку. Значит, так: вот, в левом кармане у меня пятьдесят долларов. Они твои. В правом — восемь долларов, что ты дал, — мои. Они будут мне как остаток с пятидесяти долларов. Чтоб ты не убежал с полусотней, не дав мне сдачи, я их подержу пока у себя.
— Хитренький! А потом ищи тебя, как рыбу в море… Отдавай мои назад!
— Тише, дурень. У нас уже нет времени ссориться. Видишь вон, сюда идет джентельмен в шапочке с длинным козырьком, в шортах и с розовой косынкой на шее. Рыжий баул в правой руке…
— Ну… — Янг приник к щели в воротах.
— Он сейчас пойдет по Портовой, ты — за ним, я — в отдалении по другому тротуару, следом. Возле дома номер пятнадцать он возьмет баул в левую руку. Ты приноровись, в этот момент окажись рядом с ним. Скажешь: «Может, вам помочь?» Он должен ответить: «Ничего, ничего… Тут уже недалеко. В отеле отдохну». Ты: «А в какой отель вам надо?» Он должен сказать: «Санта-Клара». Ты ответишь: «Там уже нет мест. Вам надо в „Гонконг“, ваш апартамент сорок первый». Поворачиваешься и идешь ко мне за деньгами. Все запомнил?
— Все.
— Будь очень внимателен. Если возьмет баул в левую руку не возле дома номер пятнадцать или вообще будет держать в правой — не подходи. Ну — пошел! А то отстанешь… — Пуол слегка шлепнул его ниже спины.
