содеянного, ведь в одну секунду я лишил жизни детей, перед которыми открывалось прекрасное будущее. Я думал о семьях – Свои и моей собственной, которым причинил столько горя. Я думал только об одном: что можно изменить. Я был в ужасе от того, что совершил. Но я знаю, что моя казнь не воскресит детей Свонов. Я уверен, что заслуживаю самого строгого наказания, но не думаю, что оно принесет хоть кому-то облегчение. До того как все случилось, я стремился быть полезным и своим близким, и окружающим». Скотт Эрли продолжает дальше, но приведенного отрывка вполне достаточно.
Очевидно, что в подобной ситуации можно говорить о прецеденте. Случай с семьей Свои относится к разряду экстраординарных. Мы своими глазами видели, что Скотт Эрли из человека, соответствующего юридическому определению «человек с ограниченной дееспособностью», превратился в гражданина, наделенного разумом и совестью. На данном этапе мы не можем точно знать, насколько это превращение стабильно и представляет ли Эрли угрозу для общества. Мы можем лишь предположить, что представляет. Поэтому его освобождение из-под стражи в зале суда с предписанием продолжать лечение не обсуждается, как было бы в случае, если бы, например, у него обнаружилась опухоль мозга, которую требовалось удалить, или в случае какой-либо иной проблемы, связанной с физическим состоянием.
Наша задача – принять решение, основанное на справедливости и сострадании. Римская богиня правосудия Фемида изображалась с весами в руках, – весами, символизирующими доказательства вины и невиновности, но у нее еще повязка на глазах, что означает следование только фактам и ничему более. Однако я мог бы добавить, что она также символизирует беспристрастность по отношению к обеим сторонам процесса и ко всякого рода внешним воздействиям – и социальным, и политическим. В данном случае мы обязаны все же говорить и о сострадании. Речь идет о сострадании как к семье Свои, так и к семье Эрли, которая воспитала порядочного человека, заболевшего, как показывает проведенное расследование, не в результате плохого обращения или психологической травмы, а по причине опасной наследственности или злой судьбы. Конечно, мы не имеем права переоценивать фактор психического расстройства, приведшего к совершению преступления, однако до того ноябрьского дня Скотт Эрли не был замечен даже в нарушении правил парковки. Нет ни одного свидетельства того, что он был склонен к насилию, не говоря уж о каких- либо противоправных действиях. Он попросил нашего разрешения – разрешения общества, в котором царят нормы права, – дать ему шанс. На его примере может быть изучен вопрос о том, что приводит к совершению преступления.
Возможно, это довольно идеалистический взгляд, поскольку трудно себе представить, что, отказавшись от высшей меры наказания, которая предусматривается за подобное злодеяние, мы навсегда «решим вопрос» о корнях преступления. В обсуждаемом случае смертная казнь за убийство Ребекки и Рут Свои была бы плохой альтернативой, так как Скотт Эрли действовал непредумышленно и не в связи с совершением иного преступления. Он настойчиво повторял, что намеренно вел машину, пока не закончилось горючее, чтобы удержать себя от злодеяния.
При других обстоятельствах Скотт Эрли, хотя и действовал в невменяемом состоянии, был бы осужден за убийство второй степени, ибо его преступление привело к смерти двух детей. Его можно было бы осудить на двойной срок, который составлял бы более двух десятков лет.
Однако мы имеем дело с особыми обстоятельствами. Приговор о невиновности в связи с психическим расстройством было бы трудно оправдать. Скотт Эрли знал, что совершаемый им проступок относится к наказуемым деяниям. Но хотя он осознавал разницу между правовыми и противоправными действиями, его состояние можно признать пограничным: он не понимал, где заканчивается реальный мир и начинается мир, который не мог слышать или видеть никто, кроме него самого. Он знал, что у него не было выбора в совершении того или иного поступка.
Таким образом, вместо назначения срока наказания в тюрьме строгого режима, которое не принесет нам никакой пользы и только ухудшит его состояние, я выношу решение о помещении Скотта Эрли в специализированное закрытое заведение для преступников с психическими расстройствами – Стоун-Гейт, Сейнт-Джордж, штат Юта, – на период не менее трех лет, но не более семи, включая время, проведенное в следственном изоляторе. Я предписываю продолжить лечение и провести исследования психического состояния осужденного до совершения преступления и после него. Оценка его состояния должна проводиться периодически, с тем чтобы после освобождения эти данные были переданы местным органам здравоохранения для дальнейшего контроля за его состоянием. Кроме того, Скотт Эрли с сегодняшнего дня и до конца жизни не будет иметь права перемещаться по стране без предварительного согласия властей. Его местонахождение должно быть всегда известно семье Свои, о чем их будут уведомлять по первому требованию.
Я осознаю, что принятое решение может не удовлетворить всех присутствующих на заседании. Я осознаю, что оно может вызвать возражения. Но оно достигнуто в результате тщательной и кропотливой работы экспертов штата, адвокатов Скотта Эрли и психиатров, а также на основании показаний, с одной стороны, самих Свонов и тех, кто хорошо их знал, а с другой – семьи Эрли, включая его жену Келли Энгельгардт. Я приношу свои искренние соболезнования всем пострадавшим в этой трагедии, сожалею, что не могу предложить нечто большее, в особенности Лондону Свону, его супруге Крессиде и их детям, Веронике и Рафаэлю, чьи жизни навсегда будут омрачены сознанием невосполнимое™ утраты. Мистер Эрли будет переправлен в Стоун-Гейт завтра. На этом заседание объявляется закрытым.
Мы встали. Мама крепко ухватилась за руку отца, а я держалась за его другую руку. Я знала, что в этот момент мы все думали только об одном: ни при каких обстоятельствах мы не предполагали, что Скотт Эрли увидит свободу. Нам казалось, что кто-то нанес нам очередной жестокий удар, лишив на миг возможности дышать. Когда его уводили, он посмотрел на меня. В его глазах, взгляда которых мне не удалось избежать, я заметила не облегчение, а страдание, мольбу и боль. Я отвернулась, потому что не хотела, чтобы над моими чувствами возобладало христианское милосердие. Я не могла позволить себе ощутить к нему сострадание.
Когда мы вышли во двор, пресса обступила Келли Энгельгардт и родителей Скотта Эрли.
Мы стали невидимыми. Но мы знали, что так будет не всегда.
Мы убежали. С того самого дня мы начали убегать от жизни, повернувшись к течению времени спиной.
Глава девятая
Мама пряталась от людей, не желая никуда выходить, поскольку история снова попала на страницы газет. Она отказывалась даже посещать церковь. Папа приносил домой еду, после того как возвращался с работы.
Миновал мой еще один незамеченный день рождения. Позже мама решила наверстать упущенное и подарила мне зимнее пальто (я со смешанным чувством заметила, что оно дорогое и было заказано по почте). Мама вспомнила о моем празднике, только когда увидела, что я получила открытки от бабушки с дедушкой и от тетушек (а также сто долларов от Сассинелли).
Месяцы сменялись один за другим. Даже малейшая перемена могла принести мне облегчение. Я все время думала о том, что, если бы на улице все подсохло, я отправилась бы в горы и наблюдала за парашютистами, как в те времена, когда была маленькой. Я знала, что это очень опасный вид спорта, но
