тревожно забилось. Было что-то нехорошее в том, что она обманом пыталась вытянуть из своего спасителя необходимую ей одной информацию, для вида расспрашивая о людях, которых тот хорошо знал и ко многим из которых, видимо, хорошо относился…
— В целом, да. А почему вы спросили?
Итак, она допустила оплошность: не смогла скрыть своего интереса. Капля черносмородинного соуса капнула прямо на белые брюки, и Энн почувствовала, как алеют ее щеки. Ложь никогда не была ее сильным местом, даже малейшая неправда всегда выдавала себя краской стыда.
— Просто… У вас, наверное, много отдыхающих летом. Таких, как я? И люди снимают здесь дома? — смущенно пролепетала она.
— Случается.
Он не старается облегчить мое положение, с отчаянием подумала Энн и попыталась выдавить из себя улыбку:
— Но уверена, многие, как и я, влюбились в эти места.
— А вы влюбились, Энн?
— Что? — Она вздрогнула, не сразу поняв, о чем идет речь.
— Я спрашиваю, вы влюбились… в Слоу?
— Да-да, именно так!
— Это хорошо. — Со странной интонацией в голосе протянул Ник. — Кофе?
— Благодарю вас. — Все, хватит с нее этой игры в расспросы.
За окном стемнело, и угольно-черное небо лишь кое-где разбавлялось серо-багровыми закатными облаками. Огни городка внизу добавляли картине сходство с расцвеченной золотистой искрой темной коробкой от шоколадного набора, знакомой Энн с детства. Когда Ник вернулся с подносом, девушка стояла у окна, пытаясь разглядеть среди освещенных прямоугольничков один-единственный. Она была уверена, что ее мать где-то там.
— Располагайтесь поудобнее. — Ник, казалось, не обратил внимания на поспешность, с которой Энн отскочила от окна. Деловито поставив поднос на кофейный столик, хозяин дома уселся на диван. — Эти стулья спустя какое-то время начинают казаться невыносимо жесткими.
— Что вы, они прекрасны. — Энн благоразумно проигнорировала приглашение присесть рядом с ним на диван и устроилась прямо на ковре возле столика. — Вам черный или со сливками?
— Черный, как вы могли бы догадаться, — загадочно ответил Ник.
Она подала чашку, стараясь не коснуться его руки, но все уловки были напрасны: ее неудержимо влекло к этому сильному телу, прекрасному лицу. При появлении такого мужчины все женщины наверняка вывертывались наизнанку, чтобы только привлечь его внимание, подумала Энн с болью в сердце. Интересно, какой была жена Ника?
И словно в ответ на невысказанный вопрос взгляд девушки упал на массивный фотоальбом, лежавший рядом со стереопроигрывателем. Очевидно, альбом пробыл там без движения долгое время, о чем свидетельствовал солидный слой пыли.
— Можно посмотреть? — спросила Энн, боясь, что не выдержит, если получит отказ.
Просьба явно не доставила ему радости. Однако вежливость восторжествовала, и Ник безразличным тоном ответил:
— Пожалуйста. Должно быть, его забыла здесь Морин. Помню, она показывала Грегу детские снимки, — добавил он без всякого выражения. — Когда наши родители решили уехать, она настояла, чтобы все фотографии остались в одном месте — здесь, в доме…
Да, с самых первых лет он был необычайно серьезен — серьезный малыш, серьезный подросток. И ужасно красив… Энн переводила взгляд с одной фотографии на другую, и сердце ее готово было выпрыгнуть из груди. Морин почти не менялась, а что касается родителей, то с фотографий на Энн смотрела жизнерадостная, неизменно улыбающаяся пара, служившая контрастом вечно нахмуренному малышу.
Но тут она перевернула очередную страницу, и взгляд сразу же упал на фото Элис, запечатленной, очевидно, в день свадьбы. Но на невесте вместо традиционного белого платья был надет бледно-розовый элегантный костюм, а воздушная шляпка на черных волосах напоминала сахарную глазурь на шоколадном торте. Элис была красавицей, ничего не скажешь: миндалевидные глаза, изящно очерченный овал лица, стройная, высокая. На снимке жених казался всего лишь на пару дюймов выше своей избранницы…
Итак, ему нравятся высокие брюнетки, подумала Энн с тоской. Прямая противоположность ей.
— Это ваша жена? — Не следовало выказывать любопытства, тут же с досадой подумала Энн, но было уже поздно. В воздухе пахло грозой. Ник, наверное, страдает оттого, что она так бестактно напомнила ему о потере….
— Да, это Элис, — тихо произнес он, перебираясь с дивана на ковер рядом с Энн.
Теперь они сидели рядышком, как два голубка, и вместе рассматривали фотографии его умершей жены, сделанные в день, который обещал молодоженам счастливое будущее, зачеркнутое одним взмахом жестокой судьбы… Однако единственное, о чем могла сейчас думать Энн, несмотря на грусть и печаль, разлитые в воздухе, — это о том, как звучит его голос, какой аромат излучает его тело и как маняще близко это тело сейчас от нее! Ужас…
— Это день нашей свадьбы, — тихим голосом произнес он, протянув руку из-за плеча Энн и перевертывая страницу альбома. Она чувствовала на шее горячее дыхание Ника, легкое прикосновение его груди к своей спине, и внутри у нее все сжималось, как от предвестия беды. — Видите, это Морин и Грег — он был моим свидетелем. Вы ведь еще с ним не виделись, не так ли?
— Нет. — Ей уже было трудно что-либо рассмотреть на фотографии, настолько Энн были зачарована близостью Ника. Однако она заставила себя вглядеться в фото, на котором была изображена счастливая пара новобрачных в окружении Морин и Грега. — Он выглядит очень милым, — произнесла она вполне искренне, увидев невысокого и на вид приятного парня, улыбавшегося в объектив.
— Он таков и в жизни. Но еще лучше то, что он знает Морин как облупленную и в состоянии, когда нужно, охладить ее энтузиазм, — произнес Ник с непередаваемым удовлетворением в голосе. — Большую часть времени сестрой верховодит сердце, а не голова.
— Вот как? — Энн не могла оторвать взгляда от высокой красавицы в розовом.
— Зато когда Элис заболела, ее опорой стала Морин, — продолжил он, как будто не замечая, куда устремлен взор собеседницы.
— Значит, ваш брак длился недолго?
— Год.
Год? Всего год?!
— Но мы познакомились задолго до свадьбы. Элис… она решила оставить колледж и выйти за меня замуж вместо того, чтобы работать над дипломом. Ей казалось, что лучшей дорогой к профессии ветеринара будет должность ассистента у меня.
— Должно быть, она вас очень любила, — тихо произнесла Энн, нечеловеческим усилием воли заставляя голос звучать ровно.
— Да, любила.
Его рука снова протянулась из-за плеча девушки, но на сей раз Ник решительно захлопнул альбом, и в комнате надолго повисла гнетущая тишина. Энн даже помыслить не могла, чтобы сделать хоть какое-то движение, и просто молча ждала. Ей казалось, что-то должно произойти — прямо сейчас, и она затаила дыхание, не в силах ничего предпринять… Но неожиданно зазвонил телефон, и наваждение исчезло.
— Простите. — Когда Ник поднялся, чтобы взять трубку, его бедро коснулось ее спины, и по телу Энн словно прошел электрический ток.
Звонили с одной из окрестных ферм. Дело не допускало отлагательства, и Ник без лишних слов пошел переодеваться. Через десять минут он отправился на вызов, извинившись, что оставляет Энн наедине с горой грязной посуды.
— Ничего страшного, — с улыбкой ответила Энн. Куда страшнее быть с ним наедине в полумраке гостиной, как будто они — одна семья…
Как только Энн осталась одна, она навела порядок в кухне, вымыла посуду, а затем, налив себе чашку кофе, снова вернулась в гостиную.
Альбом с фотографиями по-прежнему лежал на полу, но теперь он казался девушке живым
