Чувствуя себя одинокой и всеми преданной, Хилари изобразила на лице безмятежную улыбку, бодро пожелала всем приятно провести остаток чудесного вечера и едва ли не бегом выскочила вон, хлопнув дверью.
Чудесный вечер! Она поморщилась, стремительно взбегая вверх по лестнице. Какая чушь! Совершеннейшая нелепость! И как глупо я вела себя! Генри имеет право танцевать, с кем хочет, равно как и Доротея. Разве Генри не было сказано, что между нами все кончено? И не сама ли я сказала Доротее, что между мною и Генри ничего не было? Так что обижаться мне следует лишь на себя, а не на других! И настроение я испортила себе тоже сама.
Но как же я его ненавижу! Хилари отчаянно заморгала, пытаясь унять наворачивающиеся на глаза слезы. Она и ненавидела Генри, и любила его, и все, что творилось в ее душе, было в миллион раз страшнее и хуже всего, что она испытала с Максом.
Нужно завтра же бежать прочь с виллы, из Антиба, с Лазурного берега, из Франции! Правильно я поступила, что порвала с Генри!
Ладонь Хилари легла на ручку двери ее комнаты и застыла, остекленевший взгляд уперся в светлый дубовый шпон. Боже, ведь я действительно влюблена в него! Генри признался мне в любви, и я ему поверила, хотя он ни словом не обмолвился о браке или о чем-то подобном. Поверила в серьезность его чувства и смертельно испугалась! Струсила настолько, что захотела сбежать! Вот только от кого? От него или от себя? А может, просто от любви?
Хилари осторожно открыла дверь и вошла в комнату. Свет она зажигать не стала, а прошла в темноте прямо в спальню, освещенную ленивым светом полной луны. В сумерках, в полумраке ей легче думалось.
Оказывается, я трусиха: панически боюсь вновь разочароваться в мужчине и потому не слушаюсь собственного сердца. А ведь ему так хочется рискнуть еще раз! Значит, я предпочитаю влачить жалкую, одинокую жизнь, лишь бы не оказаться вновь в зависимости от Генри и не пытаться наладить с ним отношения.
Хилари покачала головой: от логики не скроешься, как бы ни хотелось.
Из размышлений ее вывел настойчивый стук в дверь. Хилари посмотрела на наручные часы и нахмурилась: три часа ночи. Кто же решил потревожить меня в такое время? Неужели что-то случилось с матерью или с Доротеей? Доминико позвонил бы в звонок, кнопка которого вделана в изголовье его кровати. Значит, это не он. Странно…
Хилари метнулась к двери и рывком распахнула ее, интуитивно чувствуя, что за ней стоит не мать и не сестра.
— Привет! — тихо сказал Генри, — Можно войти?
Хилари затрясло крупной дрожью, она побледнела.
— Нет! — выпалила она срывающимся голосом. — Уже поздно.
Она надеялась, что он уедет рано утром, до восьми часов и она сможет выспаться и спокойно позавтракать, но Генри вновь разрушил ее планы. Так ей никогда не обрести покой и не собраться с мыслями.
— Поговорим утром, Генри! — чуть не плача взмолилась она.
— Хилари, это очень важно и срочно! Я хочу…
— Не надо, Генри! Ну пожалуйста!
Не начинай этого разговора, мысленно умоляла она, не надо! Сегодня я слишком устала, мне нужно собраться с силами, чтобы выжить. Я с огромным трудом выкарабкалась из пропасти печали и отчаяния, я не могу позволить себе снова упасть на дно. Я едва стою на ногах и могу потерять сознание!
Генри смерил ее внимательным взглядом и, прочитав в глазах Хилари эту мольбу, спокойно сказал:
— Ладно, отложим разговор до утра. Тебе лучше лечь спать, у тебя измученный вид.
Он повернулся, чтобы уйти, и Хилари уже собралась закрыть дверь, когда Генри внезапно обернулся.
Хилари не успела отпрянуть, он набросился на нее как пантера и стал жадно целовать. Она сделала попытку оказать сопротивление, но внезапно обмякла, пораженная пылкой страстью, с которой Генри впивался в ее губы.
Его руки ласкали ее податливое тело с особой настойчивостью, не оставляя сомнений в его намерениях. Хилари мысленно отметила, что Генри утрачивает над собой контроль, но не стала его отталкивать. И не потому, что не могла, — она этого не хотела! Да, им предстоит расстаться навсегда, но стоит ли из-за этого лишать себя ночи божественного наслаждения? Отказываться от удовольствия, которое запомнится на всю жизнь? Разве она не заслужила отдохновения? Зачем же отказываться от возможности побывать в раю?
Генри сладострастно застонал, и Хилари вторила ему, обняв за плечи и прижавшись к нему. По их телам пробежал огонь, по жилам растекся жар, дыхание участилось.
Рассудок покинул Хилари, она стала пятиться в спальню, увлекая Генри с собой и продолжая прижиматься к нему. Жадно ощупывая руками его мускулистое тело, она ощущала, как напрягаются мышцы его груди и плеч под батистом рубашки и как весь он наливается желанием от ее поцелуев.
— Я хочу тебя, Генри! — выдохнула Хилари, не осознавая, что говорит. — Пусть это останется со мной на всю жизнь! Обними же меня сильнее, люби меня…
Она замолчала, почувствовав, что Генри оцепенел, а губы его застыли под ее горячими и влажными губами. Он отстранился и посмотрел в подернутые поволокой желания глаза Хилари.
— Ты забыла? — прохрипел он, еще не освободившись от цепей страсти, сковавших его разум.
— Что случилось? — Хилари со страхом вглядывалась в его искаженное лицо, совершенно не похожее на лицо известного ей мужчины по имени Генри Трент.
— Ты сказала, что хочешь меня, — продолжал он, высвобождаясь из ее объятий. — Ты решила отдаться мне, чтобы потом всю жизнь вспоминать случившееся между нами. Верно?
— Я ничего от тебя не скрывала, Генри! — заикаясь, стала оправдываться она, чувствуя, как холодеют ноги и спазмой сводит живот. — Ты знаешь, что я подразумевала. Я не хотела тебя обманывать и на что-то рассчитывать.
Генри молча смотрел на нее с полминуты, испепеляя саркастическим взглядом, затем холодно отчеканил:
— Я не нуждаюсь в интимных услугах, Хилари! И не хочу исполнять роль племенного жеребца. Это понятно?
— Но я вовсе не это хотела сказать!
Хилари побледнела как снег, потрясенная до глубины души его словами. Ее глаза потемнели от обиды. Зачем же все опошлять?
— Неужели? — Генри прищурился. — Тогда как еще прикажешь понимать твое предложение… спариться и разлететься в разные стороны? Ты ведь не собираешься заводить со мной долгосрочный роман, не так ли? Послушай, мне не доставит особых хлопот позвонить девочкам по вызову или просто дамам легкого поведения. Но я не желаю вступать с тобой в случайную связь на одну ночь, понимаешь? Я тебе это однажды объяснял, но ты, похоже, забыла. Короткая же у тебя память!
Он смерил ее безжалостным взглядом, острым, как бритва, и поджал побледневшие от злости губы.
Хилари растерянно моргала, не зная, как выразить словами то, что кипело в ее груди. В голове у нее царил хаос, она и сама до конца не понимала себя. Серебристые волосы ее растрепались и упали на лоб и глаза. В горле пересохло, а язык распух — во всяком случае, ей так казалось.
— Ступай спать, — смягчился вдруг Генри.
Хилари едва не разрыдалась. Но плакать было нельзя, это означало бы унизиться перед ним окончательно. Генри повернулся и пошел к Двери. Хилари словно приросла к полу и не смогла бы пошевелиться, даже если бы возникла смертельная угроза ее жизни. На пороге Генри остановился и, перед тем как выйти в коридор и закрыть за собой дверь, обернулся, чтобы пожелать ей спокойной ночи. Хилари с трудом различала и его голос, и его лицо.
Ей удалось лишь кивнуть ему в ответ, слова застряли в горле. Он внимательно взглянул на Хилари в
