решительно отказываясь повиноваться силе.
— Случилось? — Филипп остановился на секунду, чтобы посмотреть ей в лицо, и затем произнес холодным и вежливым тоном: — Что могло случиться?
— Не знаю, но вы, кажется… обозлены на что-то, — проговорила Элизабет.
Он стоял на две ступени ниже ее, их лица оказались почти на одном уровне, и близость его губ опять начала ее волновать. Она с трудом оторвала взор от четко очерченного рта и тут же встретилась с прямым взглядом сверкающих глаз, от которого уже не смогла уйти.
— Обозлен? — В его улыбке не было теплоты. — Думаю, вы испытываете те же чувства. Ну, так идем? — Когда он указал в сторону «феррари», который стоял на аллее, движение его руки было резким и раздраженным, похоже, он с трудом сохранял над собой контроль.
Но почему? Что обеспокоило его? Было ли у него что-то вроде ссоры с Мирей? Возможно, она выразила недовольство своему возлюбленному тем, что он явился на вечеринку с другой женщиной — даже если он просто выполнял обязательство, которое фактически было ему навязано, когда Мирей объявила о предстоящей вечеринке. Семья де Сернэ отличалась исключительным гостеприимством и воспитанностью, в этом им следовало отдать должное. Было бы верхом бестактности со стороны Филиппа не распространить это приглашение и на нее. Возможно, он действительно не ожидал, что она согласится прийти.
Поскольку Элизабет по-прежнему не двигалась, он бросил на нее еще один, последний, взгляд, полный раздражения, повернулся и зашагал по направлению к машине. И когда она все же медленно побрела за ним, то почувствовала себя очень несчастной и всеми покинутой.
6
— Филипп! — Его мрачный вид не располагал к тому, чтобы задавать вопросы, но Элизабет почувствовала, что должна как-то развеять свои подозрения, которые постепенно усиливались. — Мне кажется, что дорога сюда не была такой длинной.
— Вы правы.
— Но я не понимаю… — Она осеклась на полуслове, когда он внезапно свернул с магистрали, по которой они ехали почти три четверти часа, на темную боковую дорогу, обсаженную с обеих сторон огромными деревьями. — Куда мы едем?
— Мы находимся точно в двух милях от моего дома, который и есть конечный пункт нашей поездки. — Филипп сказал это спокойно, но осторожная вкрадчивость его голоса дала понять, что он знал, как будут восприняты его слова.
— Ваш дом?! — Она почти закричала. В это невозможно было поверить! — Вы везете меня к себе домой? Даже не спросив меня? Разверните машину сейчас же! — Не дождавшись ответа, она бросила яростный взгляд на своего спутника. — Вы слышите меня, Филипп? Я хочу вернуться.
— Вы и вернетесь… но только позже. — На короткий момент он повернулся к ней с белозубой улыбкой, которая сверкнула в темноте на его смуглом лице. — Я только хочу показать вам мой дом, Элизабет, разве это преступление? Мне стало казаться, что вечеринка немного… скучновата, а ночь еще только начинается. Мы разволнуем моих родителей, если вернемся так скоро. Они подумают, что что-то случилось. — Последние слова были сказаны с ироническим оттенком, и это не ускользнуло от ее внимания.
— Меня не заботит, что они подумают, — бросила она. — Я хочу вернуться.
— Не будьте такой занудой. — Его голос теперь звучал лениво, с налетом веселой насмешки, что явно указывало на то, что он наслаждается ее реакцией. — Я покажу вам дом, мы спокойно, как два цивилизованных человека, выпьем по чашке кофе, и, возможно, даже поговорим друг с другом без драки. — Он вновь взглянул на ее сердитое лицо и громко вздохнул. — Или, может быть, в отношении последнего мои надежды напрасны?
— Вы не имели права везти меня к себе, не спросив моего согласия, — сказала она резко. — Абсолютно никакого права!
— Знаю. Но если бы я предложил вам поехать ко мне домой этим вечером, то ваш ответ нам обоим нетрудно было бы предсказать. — Его брови насмешливо приподнялись. — Разве не так?
— Вы невозможны! — Деваться было некуда, и ей не оставалось ничего иного, кроме как выходить из создавшегося положения с наименьшими потерями.
— Я тоже это знаю. — В его голосе вместе с чувственными интонациями звучало неприкрытое удовлетворение, и ей захотелось ударить его изо всей силы и побольнее. Лишь благодаря тому, что «феррари» мчался со скоростью более семидесяти миль в час по неосвещенной дороге в глухую ночь, она удовлетворилась громким «ух» и демонстрацией всем своим видом ледяного презрения.
Через несколько минут дорога заметно сузилась, и наконец они въехали через широко открытые железные ворота в большой двор, где располагался пруд с обитавшими в нем утками. Как только машина подъехала к дому, автоматически зажегся свет, и стало светло как днем.
— Мое убежище. — Филипп остановил машину перед большим фермерским домом, сложенным из камня желтого цвета, с разлапистой камышовой крышей. Стены были увиты благоухающими розами и гирляндами плюща. Окна в свинцовых переплетах и двери из темного дерева усиливали впечатление не подвластности времени всего этого места, а окна верхнего этажа выглядывали из-под нависавших краев крыши вместе с маленькими декоративными балкончиками, почти сплошь скрытыми алыми и розовато- лиловыми бугенвиллеями.
— О, какая прелесть! Действительно прелесть. — Когда стих звук мотора, Элизабет импульсивно повернулась к нему. — В каком чудесном месте вы живете!
— Да, это правда. — Его темные глаза внимательно наблюдали за ней, тогда как на губах, в ответ на искреннюю похвалу его дома, появилась теплая улыбка. — Конечно, это не то, что наш замок, но мне нравится.
— Что вы, это гораздо лучше, чем замок! — Она сказала не подумав и густо покраснела, осознав возможный подтекст своих слов. — Не в том смысле, что дом ваших родителей некрасивый, — нет, конечно, — но этот более уютный.
— Я знаю, что вы хотите сказать. — Он прервал поток ее оправданий, кивнув в ответ и жестом легкого упрека приложив палец к ее губам. — Я полностью согласен. Теперь пойдем и посмотрим, что внутри.
Несколько гусей двинулись вразвалку в их сторону, громким гоготом выражая возмущение тем, что был нарушен их ночной покой. И хотя Элизабет взвизгнула при их приближении, они только посмотрели на нее, перед тем как снова сбиться в кучу, продолжая при этом шуметь, словно старые сварливые женщины.
— Откуда здесь утки и гуси? — с удивлением спросила она Филиппа, когда они подходили к старой, скрепленной скобами деревянной двери.
— Первоначально они перешли ко мне вместе с домом при его покупке, а затем я обнаружил, мне нравится их присутствие, — охотно пояснил он. — Мой стиль жизни не способствует тому, чтобы обзаводиться домашними животными, — иногда я не бываю дома по несколько дней кряду, — но они выживают здесь, имея пруд и еду, которую я оставляю для них. Женщина из ближайшей деревни дважды в неделю приходит убраться и присмотреть за порядком, но в остальном я управляюсь сам.
— Понимаю. — Она не спросила, что является причиной его частых отлучек — бизнес или дела иного свойства, так как боялась ответа.
Они вошли в дом. Ее глазам предстали простые беленые стены, увешанные великолепными картинами, балочные потолки. Розовый ковер покрывал полы всех комнат нижнего этажа, обставленных старинной мебелью из темного дерева. Огромная кухня была выдержана в стиле «ретро» и в то же время снабжена всеми современными удобствами — вплоть до большой посудомоечной машины, скрытой за резными деревянными дверцами.
Интерьер составлял единое и гармоничное целое с наружным обликом дома. Здесь царил безмятежный покой. Элизабет ожидала увидеть жилище Филиппа ультрасовременным пристанищем
