журнальную вырезку, закрыв пальцем надпись. — Что это, по-твоему?.. Спорим, что не угадаешь?
На картинке были разноцветные полосы, пятна, кляксы, искры какие-то. Все это пересекалось, разрывалось и наплывало друг на друга.
— Мазня, — сказал я.
— Читай.
— «Любовь с первого взгляда», — прочитал я надпись чернилами под нерусским названием.
— Похоже? — спросил Борька.
— Ой, Боб, не знаю. Может быть, с первого взгляда это любовь, но со второго — мазня!
Борька расплылся в улыбке и, пряча вырезку, заметил:
— Вот так, комиссар! Похоже или непохоже — это не все!
— Ага. Значит, тогда ты меня еще пожалел? Мог бы из моей физиономии какой-нибудь самовар сделать?
— Нет, Гусь, я этот… реалист! — подчеркнул Борька.
— Молодец! А теперь слушай, какой реалист я!
Я прочитал все куплеты. Борька одобрил, но заметил, что мало злости. Я сказал, что злости добавлю, и мы, довольные собой, отправились на репетицию.
У Куликовых уже было шумно. Миркины братцы, визжа, возились на полу с Королем Моргом, которого Генка привел для разнообразия. Щенок не столько подрос, сколько окреп. Дверь в спальню Нинка закрыла, чтобы малышня не разворошила ее королевский угол. Народ спорил, чем и как оформить сцену, чтобы она от действия к действию менялась бы почти без перестановок.
Не было лишь Томки.
— Кто знает, придет вообще эта фифа или нет? — спросила Нинка. — Вовка, не знаешь?
— А я-то при чем?
— Ты сосед.
— И Славка сосед!
— Ну, господи, никому ничего не скажи!.. Ждем пять минут. Вот ваши роли. — Нинка раздала исписанные листки и последним, Томкиным, нервно замахала. — Ведь и правда — сорвет!
Мирка наклонилась ко мне и шепнула:
— Вовк, а ты на Томкино место пригласи ту девчонку.
— Какую?
— С собакой-то.
— Марийку? Ты что?
— А что?.. Да если бы меня какой мальчишка из чужого двора позвал, я бы с радостью убежала от ваших постылых рож! — со злым азартом выпалила Мирка.
— Ха, сказанула! Как будто это просто! — бурчал я, а соблазнительная мысль уже завязла в мозгу и — тук-тук: почему бы нет, почему бы нет?
Нинка сказала, что все репетиции пойдут в частичном гриме, чтобы нас не смутил потом полный грим и костюм. Девчонкам она дала губную помаду и велела намалевать себе щеки, а нас подвела к печке. Мне и Генке она сажей нарисовала усы, Славке-медведю — круги вокруг глаз, а Борьке-Кощею — две полосы на лбу и одну на носу. Мы глянули друг на друга и попадали со смеху на пол. Нинка сама закатилась.
— Вот так и на премьере будет, не приучи вас к гриму, — успокаиваясь, сказала она. — А завтра уже не засмеетесь… Ну, ладно, начнем, а к Томке-выдре я потом сбегаю.
Мы репетировали до тех пор, пока не заголосили — спасибо им! — Миркины братцы, иначе бы режиссерша замучила нас. А у меня в голове только и было: почему бы нет, почему бы нет? И когда мы высыпали наружу, я утянул пацанов за угол и отдал приказ по «Союзу Четырех»: немедленно сделать визит-вылазку в соседний двор! Я их огорошил.
Борька дернул губами и, вспомнив, видно, Марийкины угрозы, спросил:
— А нам шеи не намылят?
— Какие разговоры? Это приказ! — бухнул Генка.
— Ты молчи. Когда дело касается шеи, можно и поговорить.
— Не бойся, Боб, мы помирились с той девчонкой, — сказал я. — Ее звать Марийка.
— Да я не боюсь, просто…
— Забыл, что мы умеем защищаться? — напомнил Славка.
— Вот именно, — обрадовался я. — Неужели после мымр нам что-нибудь грозит?.. Зато, может, в волейбол поиграем, через сетку! Кто играл через сетку?.. Ну вот!.. И по буму походим! В общем, приказ: вперед!
И мы медленно тронулись.
Генка с Королем Моргом на тонком поводке первым пересек улицу и очутился у ворот. Собственно, ворот не было, был пропил в высоком заборе и затем узкий темный проход между старыми деревянными домами, и лишь дальше, у новых кирпичных зданий, светлело вольное пространство, куда, наверно, имелся и другой вход, посолиднее этого.
Король Морг бешено обнюхивал заборные доски, а у меня сердце колотилось во все тело, как будто их было с десяток, сердец. Ведь чужой двор — это новая земля, таинственный остров! Кто нас там встретит: зверь, дикарь или свой брат?.. Набрав воздуха, как перед нырянием, я шагнул в пропил! Друзья — за мной, и, цепочкой миновав тень, вышли во двор.
На волейбольной площадке вертелось несколько человек, двое, один на плечах другого, закрепляли сетку, и целая орава сбилась у столба, наблюдая, как накачивают машинным насосом мяч. Я сразу же увидел шахматный сарафан и обрадованно шепнул:
— Айда!
И тотчас возглас:
— Женька! Кто к нам идет! — и шахматный сарафан кинулся навстречу, а из кучи вывернулся мальчишка в очках и тоже направился к нам. Остальные только повернулись.
Марийка подбежала.
— Здравствуйте, — сказал я. — Вот собаку привели!
— Ну, и молодцы! — и вдруг, Марийка, подпрыгнув, расхохоталась. — Вы что, пугать нас пришли? Женька, ты посмотри на них!
Женька тоже загыгыкал. Только тут мы сообразили, что забыли стереть этот дурацкий грим, и, смущенные, давай елозить по лицам рукавами.
— Не трите, пойдемте к крану, — сказала Марийка, схватила меня за руку и потянула в другой конец двора, как я тянул ее в огород. — Вот тебе вода, мойся.
— Мы с репетиции, — сказал я, — поэтому разрисованные, а не чтобы пугать вас.
— С какой репетиции?
— Пьесу готовим, и Нинка намазала нас.
— А зачем готовите?
— Для концерта. Чисто?
— Еще вот этот ус.
— Мы во дворе концерт ставим, вот и готовимся. А ты думала, сдуру намазались?.. Нет. Я, например, Ивана-царевича играю. Это я сейчас лохматый, а потом я постригусь. Славка, вон тот, мордастый, — медведя, а Борька, с полосами на лбу, — Кощея Бессмертного. И еще у нас полно артистов!
— Ой, как интересно!.. А можно посмотреть?
— А хочешь сама играть? Роль есть!.. Одна там отказалась, ненормальная, а играть надо… А девчонок больше нет. Будешь?
— Буду! — сияюще глядя на меня, ответила Марийка.
— Ура! — крикнул я и опять давай мыться.
— Да все уже, царевич, нет усов! — смеясь, Марийка завернула кран и, оттопырив сарафан, сказала: — Вытирайся!
— Да ну, — смутился я.
— Вытирайся, говорю. Он чистый.
Я быстро промокнул лицо подолом, выпрямился и, отряхивая руки, сказал:
