— Тащите шахматы, Петр Иваныч, часок у меня еще есть.
Петр Иваныч привычно начал расставлять черные фигуры. «Как-никак, а вы все же женщина!» — объяснил он мне свою уступку. «Спасибо, вы очень тонко это подметили», — поблагодарила я.
Я с первых же ходов увлеклась атакой, но мои фигуры стояли неудачно, и пришлось перейти к защите. Подумав немного, я молча начала расставлять новую партию.
— Не любите вы защищаться, — проворчал Петр Иваныч.
— Не люблю.
— В жизни часто приходится это делать.
— По возможности нужно защиту заменять нападением.
Вторая партия протекала с переменным успехом. Мне даже удалось создать серьезные угрозы на королевском фланге противника, но тут я зевнула «качество».
— Грабитель вы!
— «Приличий тут уж нет!» — процитировал Петр Иваныч. — Шахматы — самая жестокая игра. Милосердие здесь исключается самой логикой борьбы.
Мне пришлось сдать и эту партию.
— Ладно, — сказала я. — Может, мне в любви повезет.
Петр Иваныч сердито посопел своей трубкой и принялся искать по карманам спички.
— Опять напьетесь?
— Бог с вами, когда это я напивалась?
— Самое отвратительное зрелище, — бурчал Петр Иваныч, — это пьяная женщина, потерявшая чувство собственного достоинства.
— Я не буду терять собственного достоинства, Петр Иваныч, не ворчите на меня. Лучше посоветуйте, что надеть. Вот этот «светофор» или брюки?
— Конечно, брюки…
— Вы считаете, что мне они более к лицу?
— Я не знаю, что вам более к лицу, как вы изящно выразились, я только считаю, если вы свалитесь под стол, то в брюках будете выглядеть все же более прилично.
— Никогда не падала под стол. И вообще, обещаю, что буду вести себя прилично… насколько позволят обстоятельства. Послушаю вас и надену брюки…
Переодевшись, я показалась Петру Иванычу. Он глубокомысленно оглядел меня:
— Знаете, я предпочел бы все же платье, если бы только вам не пришлось падать под стол.
Он ушел, прихрамывая, окутанный дымом.
Пока я завертывала гладиолусы в целлофан, он вернулся.
В руках его был стакан, наполненный какой-то маслянистой на вид жидкостью.
— Вот выпейте.
— Что это?
— Пейте, пейте!
— А все-таки?
— Старинное гусарское средство, чтобы не опьянеть.
— Вы были гусаром, Петр Иваныч?
— Дед мой был гусаром, болтливая вы девчонка.
— Вы сами-то хоть пробовали ваше средство?
— Мне не требовалось. У меня никогда не было этих… обстоятельств. Но моему деду, говорят, помогало. А ему можно верить, он дослужился до командира полка. Пейте залпом.
Смесь отдавала сливочным маслом и еще чем-то. Петр Иваныч смотрел на меня сердито и заботливо, как будто отправлял неопытного разведчика в лагерь врага для выполнения опасного задания. Впрочем, именно это мне и предстояло.
Как хорошо, что такие люди, как Петр Иваныч, попадаются тебе на пути!…
И я невольно расчувствовалась, у меня, что называется, даже защипало в носу. Пришлось прятать глаза.
11
Аллахова жила в пятиэтажном доме, первый этаж которого занимал магазин электротоваров.
Возле магазина стоял грузовик с открытым задним бортом. Двое мужчин поднимали в кузов новый холодильник «ЗИЛ». Их действиями руководила полная энергичная дама, — я сразу ее узнала: она собиралась перекупить у меня воротник. По тому, как она покрикивала на одного из мужчин, можно было безошибочно заключить, что это ее муж.
— Гоша, Гоша, осторожнее! Ты не можешь его приподнять, что ли? У тебя отсохли руки?… Ты поцарапаешь на нем всю емаль.
Она так и сказала «емаль». У нее были слишком яркие губы, фиолетовые подглазья, и вся она показалась мне до предела вульгарной и пошлой. Гоша — тоненький и субтильный — натужно кряхтел где- то под холодильником, второй мужчина, видимо, шофер, принимал холодильник, стоя в кузове грузовика, и не очень-то старался.
Мне стало жаль Гошу.
— Подержите!
Я сунула оторопевшей даме в руки свои цветы и шагнула на помощь Гоше. Вдвоем мы задвинули в кузов белую тушу холодильника. Я забрала цветы и в ответ на благодарность с удовольствием повернулась к даме спиной.
Из магазина вышла продавщица в сереньком «фирменном» халатике.
Дама заспешила ей навстречу.
Мне захотелось проверить свою догадку, я оглянулась.
Так и есть, дама засовывала что-то в карман серенького халатика. Продавщица, для вида, отказывалась. Она показалась мне совсем молоденькой, и если эти деньги, засунутые ей в карман, были первыми незаконно заработанными деньгами, то теперь уж не последними. К ним привыкают быстро, как к рюмке водки, суммы их увеличиваются, и способы их получения делаются все более преступными… Остановить здесь может только случай или ОБХСС.
Меня очень тянуло вернуться, вытащить из кармана фирменного халатика эту отраву, вернуть ее пошлой, вульгарной бабе… но это опять была не моя роль.
Мне очень не хотелось идти к Аллаховой. Хотелось домой. Посидеть с Петром Иванычем у телевизора. Почитать книжку, которая хорошо кончается. Мирно улечься спать и забыть, что есть на свете Главный склад Торга…
Дверь открыла сама Аллахова.
— Наконец-то!
Я вручила ей цветы, она чмокнула меня в щеку.
В брючном костюме из яркого трикотина она выглядела очень эффектно. Неловко было думать, что эта красивая женщина по сути дела — воровка, и самой подходящей одеждой для нее был бы черный стеганый бушлат.
— Рада, что ты пришла. Проходи. Там Олег Владимирович тебя заждался.
Она перешла на «ты», но я решила соблюдать субординацию.
В просторной комнате, где на полу лежал ковер и на стене висел ковер, где в одном углу стоял телевизор «Радуга», а в другом — сервант с антикварным фарфором, за столом сидело шесть человек.
С тремя из них я была уже знакома. Четвертого тоже знала, но вот он меня еще не знал.
— Наше начальство, — представила его Аллахова. — Аркадий Игнатьевич Королёв.
Королёв приподнялся, я поклонилась.
