было прятаться, наоборот, я хотела, чтобы меня как следует разглядели.
И Башков сразу обратил на меня внимание. Мои глаза были скрыты за темными очками, он не видел, куда смотрю я, но я видела, куда смотрит он, — характеристика, данная ему Марией Семеновной, подтверждалась.
Я наклонилась к окошечку:
— Скажите, пожалуйста…
Я слегка протянула звук «а», считая, что такой подчеркнутый «московский акцент» привлечет ко мне внимание собеседника. Все было продумано заранее — и туалет, и поведение. Не было только режиссера, который мог бы все заранее прослушать и просмотреть. Пришлось положиться на внутреннее чутье.
Башков вряд ли узнал во мне вчерашнюю посетительницу, темные очки закрывали пол-лица, да и одежда на мне была совсем не та. Я видела совсем близко его серые, чуть навыкате, глаза, и сейчас они мне показались уже не такими добрыми.
— Я вас слушаю!— сказал он.
Да! Это был тот самый голос… Я ожидала его услышать, но тем не менее смешалась, с трудом справилась с волнением.
— У вас бывает чехословацкая «Фотография»?
— Уже была. К сожалению, — вся продана.
— Обидно. Я надеялась…
— Мало получаем, всего три экземпляра. А спрос — сами понимаете. Вы — фотограф?
— Что вы. Просто любительница. В «Фотографии» попадаются занятные снимки.
— Да, — согласился Г. Башков, — там часто попадаются интересные сюжеты. Весьма сожалею, но…
К киоску подошел молодой человек в вельветовой куртке с кожаными наплечниками, хмуро и вопросительно уставился на меня. Я отстранилась от окошечка, и Г. Башков сказал:
— Подождите минутку…
Молодой человек потребовал «Советский спорт», долго выскребал из кошелька копейки, потом еще раз осмотрел меня уже более снисходительно — и пошел к троллейбусной остановке.
Г. Башков снова повернулся ко мне:
— Если вы так интересуетесь, пожалуй, я принесу вам последний номер. Оставил его для себя.
— Право, боюсь вас затруднять…
— Пустое, чего ж там. Могу принести даже два номера, у меня сохранился и предыдущий.
Я посмотрела на него более внимательно, как бы впервые увидев в нем мужчину, а не безликого продавца газетного киоска. Это была дешевая игра, но здесь можно было не бояться пересолить. Я надеялась, что стареющий донжуан примет желаемое за возможное.
— Хотя бы завтра, — предложил он.
— Завтра не могу. — Я боялась ненужной поспешностью выдать свою радость и желание новой встречи. — Давайте послезавтра. У меня как раз консультация, в институте.
— Вы учитесь?
— Да, здесь, в Торговом.
— Так мы с вами коллеги. Тем более, я обязан…
Разговор некоторое время продолжался в таком тоне, затем я кивнула ему приветливо и ушла неторопливой походкой роковой соблазнительницы мужчин пенсионного возраста. Мне даже не нужно было оборачиваться, чтобы убедиться, как он смотрит мне вслед.
В вестибюле института я опять надела свой плащ.
Троллейбус медленно полз по мосту через Обь. Я сидела возле окна и глядела сверху на светлую осеннюю воду.
Итак, Башков!
Бывший главный бухгалтер комбината «Горшвейпром».
Очевидно, при нем начала работать фирма Аллаховой, и он, уходя на пенсию, передал свой опыт и налаженное им «дело» новому бухгалтеру, совсем молодому, который тем не менее оказался способным учеником.
Я понимала — когда начнется следствие, всплывут многие подложные документы. Многие, но не все. Старые фактуры, к которым приложил руку Г. Башков, могли и затеряться среди сотен настоящих документов. Фальшивые проводки в бухгалтерских книгах трудно обнаружить, если не знаешь заранее, где искать.
О многом могла бы рассказать Валя Бессонова, но она уже не скажет ничего.
Живые участники шайки Аллаховой, связанные круговой порукой, будут помалкивать на допросах о своих старых грехах. И имя бывшего главного бухгалтера комбината может так и не появиться в материалах следствия.
Г. Башков выйдет сухим из воды.
Рассуждая не как работник милиции, а просто по-человечески, я могла бы примириться с мыслью, что Г. Башков уйдет от наказания как вор. Вреда он больше уже не принесет, ну и черт с ним! Пусть доживает свой век под подозрением, хотя и без наказания.
Но он — тот самый человек, с которым я встретилась возле дверей Вали Бессоновой, и, возможно, он виновен в еще более тяжком преступлении.
Вот только доказательств у меня нет.
Я обязана, я должна отыскать эти доказательства. Если они есть. А если они есть, то найти их можно только в непосредственной близости от Г. Башкова…
На складе меня уже поджидала Рита Петровна с целым ворохом накладных. Во дворе стояла машина. Маша ворочала фанерные ящики.
6
К Аллаховой я поехала сразу после работы.
Заранее зная, что там придется пить, я наведалась в «свое» кафе. Оно оказалось закрытым. Никаких объяснений на дверях не было. А есть мне хотелось. Я спустилась с крыльца, решив подкрепиться в бутербродной ближнего гастронома.
В это время двери Главного склада открылись и в просвете пронзительно заголубел знакомый джемпер продавщицы.
Она была не одна. Ее провожала Аллахова.
«Вот оно как!» — запоздало сообразила я.
Мне очень хотелось послушать, о чем они говорят, но я побоялась, что меня заметят, и быстро отступила за угол. Там и стояла, пока по крыльцу не простучали каблучки и на дверях не звякнул отпираемый замок.
Как же я не подумала об этом раньше? Теперь поздно было сокрушаться. Буфетчица кафе, из окон которого я так внимательно наблюдала за дверями Главного склада, оказалась знакомой Аллаховой. Хорошей знакомой — случайных знакомых не провожают до дверей.
Мне оставалось только проверить свои подозрения.
Я вошла в кафе, неторопливо просмотрела меню.
Кроме меня и буфетчицы, не было никого. Я взяла беляши и стакан кофе и пошла на свое место, возле окна. На этот раз я уже не смотрела на двери склада. Усердно жевала беляши и рассеянно поглядывала по сторонам, не выпуская из виду прилавок и буфетчицу. Буфетчица тайком наблюдала за мною, хотя это у нее получалось неважно — слишком заметно.
Как давно она начала следить за мной?
Вывод напрашивался один. Я сама была столь неосторожна, что в конце концов привлекла внимание
