найти, соединить и заставить так звучать самые обыденные слова:
А все-таки что же мне делать с моим киоскером с улицы Горской.
Я думала об этом неотвязно. Я слушала знакомые лермонтовские строки и ловила себя на мыслях о том, кого я считала убийцей.
Ложась спать, я с настроением повторила:
2
Видимо, мозг и ночью вел свою таинственную подспудную работу — утром у меня уже появились соображения, в которых я не решилась бы признаться полковнику Приходько: столь много было в них от моей убежденности в вине Башкова и не очень много от логических доказательств. Но я утешала себя тем, что логика — не всегда самый верный путь к истине.
Чтобы застать Башкова дома, я позвонила ему утром.
Он тут же ответил. Сказал, что достал мне «Фотографию». Все номера за прошлый год. Они лежат у него дома. Когда я за ними зайду?
Я ответила, что, может быть, приду к нему вечером после работы и что заранее сообщу об этом по телефону.
Он самыми восторженными фразами выразил свою радость и сказал, что будет сидеть у телефона и ждать моего звонка.
У меня пока не было точного плана, я еще не знала, как буду себя вести. Многое зависело и от Башкова. Конечно, для него я случайная женщина, одна из многих, залетавших к нему на огонек… Но я считала, что в случае необходимости смогу за себя постоять.
Разумеется, мне придется быть собранной, внимательной ко всем мелочам. И, может быть, я смогу что- либо услышать, увидеть или даже найти.
Да, найти! Если только мне повезет…
Я понимала, как мало у меня шансов отыскать какие-либо следы, но я не могла ждать приезда полковника Приходько — ведь Башков готовился исчезнуть из города.
Я хорошо помнила предостережение полковника: если мои подозрения окажутся справедливыми, то киоскер с улицы Горской станет опасным противником — он не из тех людей, которые затрудняются в выборе средств.
Но я считала, что если при жизни Вали Бессоновой могла пойти на любой риск, лишь бы спасти ее от гибели, то теперь обязана рисковать.
Я колебалась — звонить ли подполковнику Орлову. Но я не знала его, он никогда не видел меня, а в основу всех моих действий была положена, как мне казалось, лишь интуитивная догадка, а не цепь неопровержимых доказательств.
И я не стала ему звонить.
Целый день на работе я была рассеянна. Совсем некстати пришла машина с товаром, я просмотрела описку в фактуре, и если бы не профессиональная наблюдательность Риты Петровны, неизвестно, чем бы закончился мой просчет. Я получила дружеский, но жестокий разнос, и этого заряда мне уже хватило до конца рабочего дня.
Петра Иваныча не было, когда я начала собираться.
Платье-светофор я сразу отложила в сторону и надела брючный костюм. Я понимала, что мне придется пить, нужно будет казаться пьяной и в то же время сохранять ясность ума. Любой просчет мог увеличить степень риска или поставить меня в глупое положение, а последнего я опасалась более всего.
Я не знала рецепта «гусарского средства», поэтому сунула в стакан горячего чая кусок сливочного масла, размешала и выпила эту смесь.
На всякий случай я на 11 часов заказала такси, указав адрес Башкова.
Я решила не предупреждать Башкова о своем приходе, хотя обещала ему предварительно позвонить. Женщина, роль которой я играла, могла не выполнять свои обещания.
К подъезду его дома я подошла в начале девятого.
Уже темнело: кое-где по фасаду светились окна. На лестничной площадке первого этажа горела лампочка.
Я открыла тяжелую, громыхающую — как в камерах предварительного заключения — дверь лифта, и он поднял меня на пятый этаж.
Башков действительно ждал меня.
В светлых, безукоризненно выглаженных брюках, в кремовой шелковой рубашке, чисто выбритый и свежеподстриженный, он выглядел молодо и энергично.
В передней пахло «Шипром»…
Знакомый запах помог мне сразу войти в роль.
Башков снял с меня плащ. Он не торопил события, боясь навязчивостью отпугнуть свою гостью.
В комнате на журнальном столике стояла керамическая чаша с грушами и большими гибридными апельсинами. В хрустальном бокальчике развесили пушистые венчики белые хризантемы, на серванте, в кувшине, — махровые гладиолусы. Конечно, за цветами ему пришлось съездить на Центральный рынок.
Принимали меня изысканно.
— Прекрасные хризантемы!
— Специально для вас, Евгения Сергеевна!
— Спасибо!
— Что вы! Это я должен вас благодарить, что вы решились посетить мое одинокое жилище. Вот журналы, думаю, вы успеете посмотреть их дома. А пока мы должны выпить. Совсем немножко, за знакомство. По хорошему русскому обычаю.
Он усадил меня за столик. Достал из серванта бутылку «Ркацители» и коньяк. Этикетка на бутылке с коньяком показалась мне знакомой. Конечно, это был «Арарат», вероятно, из запасов Колесова. Интересно, сказал ли он Колесову, для кого берет коньяк? Вряд ли…
— Если не возражаете, мы начнем с коньяка.
Я не возражала. Он налил мне и себе поровну, две рюмки из светло-желтого чешского стекла. Красивые рюмки, он понимал толк в красивых вещах.
Я выпила свой коньяк, правда не «махом», рисоваться перед ним не было надобности.
В это время зазвонил телефон. Башков махнул рукой.
— Пусть его! Меня нет дома. Поверьте, Евгения Сергеевна, весь день я ждал вашего звонка. Сидел у телефона и ждал. А если был на кухне и телефон начинал звонить, я бежал к нему со всех ног… Мы выпили с вами за начало знакомства. Давайте выпьем за его продолжение.
Он налил опять.
— Вы не представляете себе, Евгения Сергеевна, как я рад видеть вас у себя.
