Разбор полетов. Кроме того что весь курс обсуждает события вчерашнего дня, преподаватели подробно разобрали действия нашей роты во время атаки. Были выявлены все ошибки и просчеты. Притом что атака прошла успешно. Из штаба дивизии прибыл офицер и перед строем курсов зачитал благодарность командира дивизии.
Подошел Шепель и попросил, чтобы я никому не говорил, что гранату бросал не он. Оказывается, командир взвода опрашивал некоторых курсантов о том, как и при каких обстоятельствах они использовали свои ручные гранаты. У меня никто ничего не спрашивал. Шепель сказал, что гранату он бросил в овраг, когда немцы еще отстреливались. Так оно и было. Кроме одного. Гранату бросал не он. Я ему ничего не ответил. Наверное, я не должен осуждать его за малодушие. Это был для него первый бой. Для Пети Степичева первый бой стал последним. Для лейтенанта Борисова тоже. А Шепель все время во время боя шел за мной. Я сразу не придал этому значения. Да ну его к черту, этого Шепеля…
Мы снова переезжаем. На этот раз в небольшой районный городок. Он, к счастью, не особенно пострадал во время оккупации и боев. Немцы его оставили без боя.
Обустраиваемся на новом месте. Казарма, классы, полигон. Теперь у нас есть даже столовая.
Прибывает новый курс. В основном с фронта и из госпиталей. Есть пожилые, лет по тридцать, солдаты и сержанты. Некоторые с наградами. Встретил младшего сержанта из нашего батальона. Спросил о Степане Сергеевиче Глухове. Оказывается, он его знает! Сказал:
– Жив, бегает ваш слесарь. В артмастерских служит.
Вот и нашел себе дядя Степан должность по своей основной специальности. Может, оно и правильно. Как починить и пристрелять винтовку, он знает лучше других. Да и орудие отремонтировать и в строй вернуть, должно быть, сможет. Где еще такого специалиста возьмешь на фронте? Тут же не отдел кадров Горьковского автозавода. Глядишь, еще и свидимся.
Из вновь прибывающих формируют вторую роту.
Стрельбы. Занятия на полигоне. Оборона и наступление в составе стрелкового взвода.
Увольнение в город. Как здорово это звучит –
Правда, город так себе. Скорее заштатный городок. Да еще немного потрепанный войной. Но девушки здесь есть. И очень даже красивые. Но увольнение дают всего на пять-шесть часов, так что познакомиться практически некогда. Обычно сразу бежим на местный базарчик, чтобы купить чего-нибудь поесть. Пока поешь, времени уже почти нет. Так, походишь по улицам от нечего делать…
Зашел в городскую библиотеку. Удивительно, что она работала! Взял первый попавшийся том Тургенева. Выбирать уже не было времени – увольнительная заканчивалась. Уже за КПП открыл – «Ася», «Первая любовь», «Поездка в Полесье», «Вешние воды»… Никогда не думал, что буду перечитывать эти произведения на войне. Тургенев – любимый мой писатель. В нем много души.
В казарме первый, кого я встретил, был Шепель. Увидел книгу и тут же попросил почитать. Я сказал:
– Нет.
Гранату бросить у него ни характера, ни смелости не хватило. А сказать взводному, что он бросил гранату, на это у него хватило и смелости, и отваги.
За городом монастырь. Несколько церквей. Кладбище. На могильных плитах фамилии, которые когда-то составляли честь нашей отечественной истории.
Сегодня ездили в монастырь за мебелью. Монастырь разграблен, но в нем все еще что-то есть, что можно использовать даже нам, солдатам.
Я вошел в опустошенный собор. Всюду валялись остатки и обломки утвари. Пахло тленом и чем-то тоскливым, чем пахнет брошенное жилье. И мне вдруг представилось, что здесь побывали орды Батыя, истребили всех, разграбили ценности и унеслись в свои степи…
Теперь я солдат. И то, что историк, вспоминаю все реже. Потому что это не помогает мне осваивать то главное, что я должен теперь осваивать изо дня в день, чтобы стать хорошим офицером.
Часть курса, как мы узнали, возможно, будет направлена в политотделы полков и дивизий нашей армии. Но мне хочется получить взвод и драться с врагом непосредственно на передовой, в окопах. То же самое сказал и Володя Маклаков. Он считает дни, когда нас выпустят и направят на фронт.
Читаю Тургенева. Мир, которого уже нет. Но, с другой стороны, этот мир человек может выстроить в своей душе. Каждый человек. Даже среди войны. Идеально – это так. Но на практике… Быт казармы груб и правилен в своей аскетической простоте. Именно он делает из нас офицеров.
Стоит жара. И наши гимнастерки к вечеру на плечах белы от выступившей соли.
Мама в последнем письме написала, что от отца нет никаких вестей.
Стрельбы. Экзамены я должен сдать на отлично. Володя Маклаков, глядя на мое рвение в учебе, сказал, что незачем ж… рвать, все равно больше одной звездочки на погон не кинут. А сам отстрелялся лучше всех во взводе. Я и в институте старался учиться хорошо.
ППШ – отличное оружие.
Откуда-то из лесу трактор приволок подбитый, выгоревший изнутри, ржавый танк. Кажется, чешского производства. Очень похож на наш отечественный легкий танк. Забрасываем его гранатами. Противотанковые не выдают. РПГ-40 и новую РПГ-43 только изучаем.
На фронте затишье.
Концерт художественной самодеятельности в местном городском клубе.
Мальчик-инвалид. Нет руки. Ампутирована выше локтя. Каждое утро приходит к нашему КПП и просит поесть. Его в нашу столовую водил дежурный по КПП. Приказал начальник курсов майор Ланьшин. Очень привязался к Володе Маклакову.
Каждый день одно и то же. Учеба, полигон. Стрельбы редко. Когда стреляем из винтовки, выдают по одной обойме на курсанта. Большинство стреляют хорошо.
Володя Маклаков взял почитать мою книгу. Прочитал несколько страниц и отдал мне книгу назад. Сказал:
– Не могу. Сразу сестры перед глазами встают. Я вначале должен за них отомстить. А потом буду такие книги читать.
Большинство из нас рассуждают так же.
Думаю об отце. За маму я как-то спокоен.
Надя прислала письмо и фотографию. Она все же очень красивая девушка.
Отрабатывали приемы действия танкового десанта.
Снайпер в составе стрелкового взвода.
Наблюдатель в составе стрелкового взвода.
Боевой устав пехоты Красной армии. Часть первая. Кажется, скоро я буду знать наизусть эту книжечку.
Наблюдали воздушный бой над полигоном и лесом. Два наших ЛАГГа атаковали «Хейнкеля». Немецкий
