По очереди, соблюдая осторожность, мы уползали с межи по неглубокой лощинке. Те, кто оставался на меже, ожидая своей очереди, стреляли в сторону деревни короткими очередями. Таким образом мы давали противнику понять, что взвод по-прежнему находится на захваченной позиции и не собирается ее покидать. Мимо моего окопа благополучно, одна пара за другой, проползло первое отделение. Все, пора свертывать и фланги. Когда исчез в темноте последний солдат, мы с Петром Марковичем дали в сторону немецкой траншеи короткие очереди из автоматов и поползли следом. Все сто метров до своих окопов мы преодолели без остановок на отдых.
И вот мой взвод наконец в своих окопах. Солдаты, слышу, смеются. Рады, что вернулись живые, что все, слава богу, обошлось хорошо. Посмеиваются и друг над другом, и над ранением Зипы. Я вылез из окопа и, где короткими перебежками, а где на четвереньках, обошел взвод. Надо было убедиться, все ли вернулись, все ли на месте. Навестил пулеметчиков. Поблагодарил их. Что и говорить, а прикрывали они нас добросовестно и искусно. Они тоже обрадовались, что все вернулись назад. Патроны у них кончались.
Раненого отправили на НП командира роты. Там дежурил санинструктор старший сержант Бугров. Он осмотрел Зипу, наложил вторую повязку. Ночью на носилках его унесли к парому – на эвакуацию с плацдарма. Все интересовались, как ранило его.
Рядового Зипу (фамилия странная, редкая, потому и запомнилась) ранило так: немцы уже несколько часов обрабатывали нас из минометов, а бойцу захотелось по нужде, ждал-ждал, видит, что конца-краю обстрелу не будет, и полез из окопа, решил, как и другие, пристроиться в меже. И уже закончил свое дело, натянул штаны, привстал, а тут как раз рядом, в нескольких шагах, разорвалась мина. Осколок угодил прямо в мягкое место.
Всю ночь немцы беспокойно стреляли по меже. Нас там уже не было. Операция по отходу на свои позиции прошла куда удачнее, чем атака. Только утром, когда рассвело, их наблюдатели в бинокли рассмотрели пустые окопы. Обстрел сразу прекратился.
И немцы, и мы вздохнули с облегчением.
Старшина Серебряков с ротным писарем Штанем, иногда с другим каким-нибудь подручным солдатом, раз в сутки доставлял нам горячую пищу. На плацдарме он появлялся глубокой ночью. Приплывал на лодке. Перегружал свои термосы на паром. Потом, с парома, таскали к нам в окопы. Вместе с термосами с парома они приносили и боеприпасы. Ящики с боеприпасами они тоже доставляли на лодке. И так старшины обеспечивали каждую роту нашего батальона.
Надо сказать, что на войне должность старшины роты была хлопотная, ответственная и опасная. Своего старшину Серебрякова вспоминаю с благодарностью и поклоном. И кашу, и табак, и патроны доставлял нам в достатке и вовремя. Ни разу не подвел.
Возле населенного пункта Глинное река Турунчук вышла из берегов и слилась с водами тоже вылившегося в пойму Днестра. Все вокруг затопило на несколько километров. От парома старшине и писарю нужно было грести до своего, левого берега еще километров восемь. Немцы часто обстреливали пойму. Они знали, как и кто обеспечивает плацдарм, и старались нарушить связь на жизненно важном для нас маршруте: левый берег – плацдарм. Старшина с термосами и ящиками, в которых были патроны и гранаты, буквально пробирался по пойме, держась своих ориентиров – незатопленных кустов и одиноких деревьев. В противном случае можно было выплыть в расположение противника. Когда вдруг начинали рваться тяжелые снаряды, причаливал лодку к какому-нибудь дереву. Привязывал лодку веревкой к дереву, чтобы не захлестнуло волной и перегруженное до крайности суденышко не перевернулось. Маскировался, как мог. Потому что немцы могли с дальнего берега наблюдать за ним в стереотрубу. У стереотрубы оптика сильная, лодку старшины в нее можно было засечь на многие километры. Так и пережидал обстрел, чтобы потом терпеливо грести дальше.
Старшину Серебрякова мы всегда ждали как бога и никогда не спрашивали, какую кашу он привез. Какую привез, такую и привез, все шло ходом. Ели все подряд. Кашу он умудрялся доставлять горячей. И за эту заботы мы там, на плацдарме, были ему от всей души благодарны. Бывало, лежим, слышим: тащит наш старшина свои термосы. Хлеб, каша, патроны, гранаты, диски… Что нужно еще солдату, чтобы он выполнял приказ и держался на своей позиции? Курево! Нужен еще и табак. Но нашу «маршанку» где-то постоянно задерживали. Что-то там, за Днестром, мудрили наши интенданты. Старшина на них жаловался. Делать нечего, без курева тоже нельзя, и иногда мы просили старшину, чтобы он наш солдатский хлеб обменял у окрестных жителей на самосад. Без хлеба, на каше, посидеть можно, а без курева – нельзя.
Технология раздачи пищи была такой. Термос с кашей старшина доставлял прямо к окопу командира отделения. Сержант делил. Специальной раздаточной ложкой накладывал кашу в каждый котелок. Всем поровну.
Воду ночью носили из Днестра в котелках. Этой же водой мыли котелки и ложки. Там же, в Днестре, наполняли фляжки. Другой воды не было. Иногда паводок проносил мимо нас трупы – людей и лошадей. Раздутые, как резиновые лодки. Руки и ноги торчали вверх.
После приема пищи пустые термосы старшина грузил на паром. Ему всегда помогал кто-нибудь из наших бойцов. Каждый взвод выделял человека, и провожали старшину Серебрякова до парома. Если были раненые, туда же носили и раненых.
Паром стоял в небольшом укромном затоне. Рядом с ним саперы отрыли окопы. Для боеприпасов – отдельно, для раненых – отдельно. На случай обстрела или бомбежки. Всех раненых старшины рот с парома перегружали в свои лодки. Укладывали поудобнее лежачих, укрывали их шинелями и старыми армейскими одеялами. Кто мог сидеть, рассаживали на корме. Так и везли их в Глинное, к мосту через Турунчук. Возле моста раненых встречали дежурные фельдшеры и врачи. Дальше распоряжались уже они. Так что раненым на плацдарме надо было еще выжить, вовремя попасть на перевязку к санинструктору, потом дождаться старшину и не попасть с ним под обстрел или бомбежку при транспортировке через разлив.
И так – двадцать пять суток. День за днем. Ночь за ночью. Непростая работа была у нашего старшины Серебрякова. Спасибо ему за ту работу и за заботу о нас, о раненых.
11 или 12 апреля над плацдармом, над позициями нашего батальона показались немецкие пикировщики – Ю-87. Солдаты называли их «лаптежниками» или «костылями» – из-за неубирающихся шасси. «Костыли» шли четырьмя эскадрильями по 12 самолетов в каждой. Первая эскадрилья сделала разворот и начала пикировать на позиции второй и третьей рот. Посыпались бомбы. Пикировали «костыли» примерно с высоты 700–800 метров. Никто им не мешал крушить наши окопы. Зениток у нас на плацдарме не было. Даже паром нечем было охранять. Истребители тоже не прилетали.
И вот, наблюдая за тем, как бомбят соседей, мы заметили следующее: во время захода очередной пары «костылей» на бомбежку из немецких окопов взлетали спаренные зеленые ракеты – в нашу сторону. Смекнули: это ж они обозначают свой передний край и указывают направление к нашим окопам. Заботились о том, чтобы не ударить по своим.
Бомбежка, тем более прицельная, – это уже куда серьезнее минометного обстрела. Задрожала, запрыгала земля, когда первая пара кинулась на нашу роту. Окопы стали осыпаться. Я крикнул Петру Марковичу:
– Быстро давай две зеленые ракеты! Стреляй одну за другой, быстро! Туда! В сторону немцев!
Петр Маркович сразу все сообразил и, не мешкая, выполнил то, что я ему приказал. В небо, почти одновременно, пошли две зеленые ракеты. Что теперь будет? Наблюдаем. Ждем. Хуже в любом случае не будет.
И вот зашла очередная эскадрилья, перед которой мы запустили свои ракеты. Начала быстро перестраиваться для атаки, делиться на пары. И первая, и вторая пары пронеслись над нами и разгрузились в лесу, позади минометной роты. Наши окопы затянуло сплошной пеленой пыли и гари. Казалось, солнце падает в тучах, мечется, как раненое… Другие пары сбросили бомбы на позиции второй роты. Несколько бомб разорвалось неподалеку от окопов моего взвода. При этом никакого вреда ни нам, ни нашим окопам не причинили. Остальные несколько пар спикировали на немецкие окопы и на наши, на меже, которые мы накануне бросили.
– Давай еще две ракеты!
И снова Петр Маркович послал две зеленые ракеты в сторону немцев.
Следующий заход «костыли» сделали в составе эскадрильи. Пикировали и на немецкие окопы, и на наши. Часть бомб упала на нейтральной полосе, на меже. «Костыли» заходили снова и снова, и бомбили и немецкие окопы, и наши. Крушили все подряд.
