«Ряды холмов, пересекающие глубокие впадины, на юге мощным барьером окружающие важный промышленный центр и транспортный узел Калуга, уже спрятали осеннюю пестроту своих полей и лесов под первым дуновением зимы, когда в нижней излучине Оки появились прорвавшиеся с юга немецкие танки. Наблюдение выявило, что противник, который до сих пор отступал от нас почти без борьбы и отвел свои войска в направлении Калуги, занял оборонительные позиции на другом берегу реки. Теперь следовало ожидать на последнем участке местности шириной 12 километров упорного сопротивления, которое противник уже оказал наступающим с севера и северо-запада частям.
Прежде чем приготовиться к удару по городу Калуге с населением 90 тысяч человек, нужно было очистить всю местность внутри излучины Оки. Вечером, под защитой темноты, один из батальонов передового полка переправился на временном пароме через Оку, создал плацдарм и позволил другим подразделениям полка в течение ночи переправиться на другой берег. На следующий день полк перешел в наступление и в напряженном бою оттеснил противника, который крепко держался за этот участок — северный отрезок Оки.
К полудню излучина была очищена, батальон находился прямо перед своей целью — Калугой. Одновременно двигавшиеся с севера и северо-запада подразделения, прорвавшись через вражеские позиции, вышли к черте города.
Прямо перед нами раскинулся город с множеством башенок и разноцветными крышами. С передовых позиций можно было рассмотреть людей на улицах, а в хороший бинокль даже прочитать расклеенные на стенах плакаты и вывески над витринами магазинов. Была также видна статуя Сталина и довольно грубое скульптурное изображение Карла Маркса, закрывавшее вход в большой дом. Между „видеть“ и „обладать“ лежала только широкая река, все мосты через которую отступающие русские за собой взорвали или сожгли. Кроме того, сильный огонь из гаубиц, гранатометов и тяжелых пехотных орудий заставлял вести приготовления к переправе с большой осторожностью. Эта задача — переправа через реку — была тем более сложной, поскольку инженерные части со своими инструментами не успевали за быстро наступающей пехотой. Кроме того, им пришлось на южной переправе через Оку вместо временного парома соорудить нормальный мост. Поэтому пришлось искать другую возможность переправить наступающие батальоны через водную преграду. И она была найдена»[3].
На той же странице, на которой Вернер Хаупт цитирует газетную статью немецкого военного журналиста, он уточняет: Калугу атаковал XIII армейский корпус генерала пехоты Фельбера. 17-я и 134-я пехотные дивизии этого корпуса «преодолели водную преграду — Оку — и почти одновременно с трех сторон подошли к хорошо укрепленной Калуге» и штурмом овладели городом.
Гриша Теренин родился и вырос в Калуге. Дом его родителей стоял на Воробьевке, на старинной улице, сбегающей от торговой площади, от Гостиных рядов к самой реке, к понтонному мосту и полоскалкам. О том, что началась война, Гриша и его друзья узнали первыми. Они в то утро гуляли у Оки, встречали рассвет. Каким прекрасным казалось им тогда то июньское утро, и с какой радостью они ждали наступления первого дня в своей новой жизни — они уже не школьники! Гриша Теренин мечтал стать военным летчиком. Для этого ходил в аэроклуб, изучал авиадело, учился правильно укладывать парашют. Школу он окончил с отличием. 22 июня для него было первым днем, когда начнут сбываться его мечты. Так думал он. Но все изменилось в одно мгновение.
Отец Гриши Теренина, рабочий одного из военных заводов, уехал на Урал вместе с эвакуированным заводом и своим станком. Мама уехала к бабушке в Мосальский район, чтобы помочь выкопать картошку. Там, под Мосальском, была мамина родина. Немцы наступали так стремительно, что мама не успела вернуться в Калугу. Гриша ее не дождался. И когда начали записывать добровольцев в истребительный батальон, он первым пришел в горком комсомола, положил на стол свой комсомольский билет и заявление с просьбой зачислить в батальон рядовым бойцом.
И вот он лежал в ячейке у дороги на Козельск с винтовкой, выданной полчаса назад пожилым капитаном, который, как казалось Грише Теренину, и был тем самым главным командиром, уверенным и опытным, способным защитить не только его родную Калугу, но и всю страну от любого врага.
Бой оказался очень коротким и совершенно не похожим на то, что думал Гриша Теренин о войне. На дороге впереди, метрах в ста, показалась колонна мотоциклистов, грузовиков с солдатами. Гриша Теренин прицелился в головного мотоциклиста и, как только капитан крикнул: «Огонь!», плавно нажал на спуск. Спуск у винтовки оказался тугим, и прицел сбился, так что в цель свою Гриша Теренин не попал. Мотоцикл рванул вперед и вправо, перемахнул через дорожный кювет, стараясь укрыться за деревьями. Гриша Теренин перезарядил винтовку и снова прицелился. Цель была та же. На этот раз он точно знал, что попал. А в следующую минуту их окопы накрыло серией разрывов. Немцы открыли минометный огонь. Одна из мин ударилась совсем рядом. Взрыва Гриша Теренин не слышал. Он открыл глаза и попытался встать. Но у него ничего не вышло. В голове скрежетало и звенело, земля кружилась, прогибалась с чудовищным грохотом, как старое железо. Гришу снова опрокинуло на землю, на старое железо и, казалось, потащило куда-то, но потом он понял, что это он сам пытается ползти к своему окопу, на бруствере которого лежит, дымясь распахнутым затвором, его винтовка. Но подползти к винтовке ему не дали. Он сел. И, сидя, видел, как его винтовка и еще несколько, полетели под гусеницы танка. Вокруг стояли солдаты в незнакомой форме. Они громко разговаривали, жестикулировали, указывали на него и на тела его товарищей, разбросанных взрывами мин и растерзанных осколками на дороге и в кювете. Один из солдат, жестикулировавший отчаяннее других, выхватил из ножен плоский штык-нож, с легким щелчком примкнул его к винтовке и подошел к сидевшему. Но солдата остановил офицер. Офицеров было двое. Один из них сделал нетерпеливый знак солдату. Тот сразу замер, вытянулся с винтовкой у ноги. В глазах его была неутоленная ярость: теперь он всего лишь наблюдатель, добыча ускользнула из-под его штыка. Офицер вытащил из кобуры парабеллум. Другой, шедший следом, постарше, пытался остановить его.
— Норберт, — сказал он с едва заметным швабским акцентом, — не стоит. Это всего лишь мальчишка. Он даже не солдат. Пусть идет домой.
Гауптман Норберт Хорнунг, один из командиров батальона 260-й пехотной дивизии, вскинул пистолет и выстрелил дважды. Одна пуля ударила в середину груди, другая сорвала кожу со щеки. Русский конечно же заслуживал смерти, кем бы он ни был. Он только что стрелял в солдат гауптмана Хорнунга. Батальон не знал потерь от самой Вязьмы. И вот теперь снова — убитые и раненые.
Прежде чем упасть на затоптанную дорогу, русский посмотрел на Норберта Хорнунга, и немец был поражен: парень был похож на его младшего брата, который этим летом только-только окончил школу. У русского были такие же голубые глаза и темно-русые волосы. Нет, он не напоминал монгола, о чем говорили им перед походом в Россию. Внешне русский ничуть не отличался от арийца.
Через несколько минут, оттащив тела убитых русских с дороги и свалив в кювет, колонна пошла дальше.
Вечером сюда придут женщины в поисках своих мужей и братьев. Среди убитых один окажется живым. Его перевяжут и унесут в ближайшую деревню.
Спустя два с половиной месяца Гриша Теренин окажется в военном госпитале в Калуге. Его родной город к тому времени будет уже освобожден. И еще через полмесяца он уйдет на фронт и окажется под Юхновом, где будет стоять тот самый батальон, к тому времени отброшенный от Серпухова и Высокиничей на сотни километров на восток…
Глава 3
Бег или отступление?
На калужском направлении. Отвод частей к Тарусе и Серпухову. Приказы, которые запаздывали. Почему Жуков не расстрелял Захаркина. Штурм Калуги. 630-й гвардейский полк вырывается из окружения. Судьба старшего лейтенанта Берестова. Б. М. Шапошников о серпуховском направлении. Разговор Захаркина с Жуковым. Донесения, написанные кровью. Выход к Протве. Остановка на новом рубеже, который стал последним.
