несколько минут шли уже по густому ельнику и слушали, как совсем рядом стучит через каждые двадцать минут дежурный пулемет.
Наступила очередь Иванка идти пешком. Он высвободил из стремян окоченевшие ноги, спрыгнул в снег и побежал, стараясь не отстать от Прутика.
— Крепче держись за стремя, — сказал ему из темноты незнакомый голос.
Вскоре они выехали на дорогу, где их встретил конный патруль. Патрульные взяли на изготовку.
— Полковая разведка! Лейтенант Васинцев! — крикнул Игнат и поднял руку. Белый его автомат висел на груди.
— Что, лейтенант, с потерями? — спросил старший патруля, узнав разведчиков.
— Раненого везем, — уклончиво ответил Васинцев. Он еще и сам не знал, кого они подобрали в стогу за линией фронта. — Где тут ближайшая дорога на Ивановский хутор?
— Вам нужен госпиталь? Тут рядом деревня, в ней медсанбат. Через десять минут будете на месте.
— Спасибо, ребята.
— Покурить не найдется? — засмеялся патрульный. — А то вроде с разведчиками встретились, а не угостились…
Съехались. Заговорили. Запахло горьким табачным дымом. Патруль потянулся в поле, к лесу. Они — в обратную сторону.
Иванок с трудом держался в седле. Хотелось спать. И иногда он действительно засыпал. Прутик шел след в след идущего впереди коня, уже никуда не спешили, и Иванок еще сильнее начал клевать носом. Однажды ему даже приснился сон. То, что это был сон, он понял потом, когда, продрогнув и очнувшись, начал вспоминать, что же такое он только что видел? К нему приходил отец. Он видел отца. Отец шел впереди. В той же потной гимнастерке. Отец шел быстро и не оглядывался, так что Иванок видел лишь его коротко стриженный затылок и мускулистую спину, туго обтянутую хлопчатобумажной материей. Иванку хотелось видеть его лицо. Отец шел не оглядываясь. Но он знал, что следом за ним идет и он, его сын, Иванок. И поэтому время от времени он делал взмах рукой. Жест означал, чтобы Иванок следовал туда, вперед, за ним.
Когда Иванок очнулся, только что пережитый сон еще владел им. Он тут же с тревогой спросил, куда они едут.
— В деревню, — сказал Игнат. — Сдадим раненого в медсанбат. А потом — домой.
— Мы движемся на запад?
Игнатий вытащил из кармана компас, повертел его и сказал:
— Да, точно на запад.
Отец торопил его.
В деревне они сразу отыскали медсанбат. Сняли с коня раненого. Несли его втроем. Когда занесли в избу, где размещалась операционная, навстречу вышел старик в пенсне и указал на высокий стол, накрытый клеенкой:
— Туда. Сколько дней он в таком состоянии?
— Мы нашли его в стогу сена. Вблизи, на дороге, был бой. Примерно часов семь-восемь назад. Больше ничего существенного сказать не могу. Когда придет в себя, тут же прошу вас сообщить в штаб полка.
— Хорошо, хорошо. Перевязывали вы?
— Да.
— Как его фамилия?
— Документов при нем не обнаружили. Посмотрите на клапане нагрудного кармана.
— Рядовой Дюбин. Да, Дюбин Иван Афанасьевич. — Старик в пенсне и форме с петлицами военврача повернулся к медсестре: — Анечка, запишите в журнал — Дюбин Иван Афанасьевич, рядовой. Два проникающих. Пулевое и осколочное… Пульс очень слабый. Обморожений, кажется, нет.
Глава тридцать вторая
Еще не догорело самоходное штурмовое орудие у моста, как из штаба полка прибыла группа офицеров. С ними были и комбат-3 капитан Дроздов с начальником штаба капитаном Подосинниковым. Дроздов был человеком осторожным. Он со своим начштаба держался позади остальных и старался помалкивать даже тогда, когда начальник Особого отдела штаба полка лейтенант госбезопасности Гридякин начал задавать вопросы старшему лейтенанту Солодовникову и лейтенанту Могилевскому.
Взводного пошатывало, но никто этого не заметил. Только начальник штаба полка майор Соболев посмотрел на лейтенанта поверх круглых очков и спросил:
— Могилевский, вы что, пьяны?
Тот испуганно уставился на майора и кивнул:
— Немного выпил, товарищ майор. Чтобы согреться. Вот, товарищ сержант Воронцов, командир взвода, угостил.
— Черт знает что, а не рота, — сказал майор Соболев и посмотрел на ротного.
— Каких дали, — развел руками старший лейтенант Солодовников. — Печатники… Мне их обучать было некогда.
— Ладно, с этим потом разберемся. — Гридякин не спускал взгляда с Воронцова. — Вы, Солодовников, и вы, Могилевский, независимо друг от друга, напишите мне подробные донесения о том, что произошло сегодня утром на участке обороны вверенных вам подразделений.
— О бое доносить? — спросил ротный, хладнокровно глядя в глаза лейтенанту госбезопасности.
— И о бое тоже. Само собой.
— Ну, разумеется, — поморщился ротный. — Если б не сержант со своими окружениями, сейчас бы мы с вами договаривались во второй нашей линии.
— А мы с вами, товарищ старший лейтенант, не договариваться пришли, а выяснить истинные причины и следствия того, что произошло здесь утром. А именно: прорыв группы товарища Воронцова, бегство и оставление позиций взвода лейтенанта Могилевского и затем отражение атаки противника. — Майор Соболев посмотрел на Воронцова. — Что это за форма на вас?
— Моя форма, — ответил Воронцов, — курсантская.
— Вижу, что курсантская. И давно вы ее носите?
— Уже год.
— И что, так и не стали лейтенантом? Сейчас, чтобы получить кубари, трех месяцев достаточно.
— Возможно, приказ о присвоении мне звания «лейтенант» уже давно подписан. Но я не имел возможности… Я, товарищ майор, после боев в октябре прошлого года под Юхновом и Медынью, находился в партизанском отряде майора Жабо. Затем, вместе с моими товарищами, выполнял задание по проводке обозов в окруженную группировку Тридцать третьей армии. Попал в окружение. Был ранен. Вышел только теперь.
— На вас петлицы Подольского пехотно-пулеметного училища. — Гридякин внимательно рассматривал ветхую шинель Воронцова. — В составе какой роты вы вступили в бой, когда и где?
— В бой вступил на рассвете шестого октября тысяча девятьсот сорок первого года на участке реки Изверь, населенные пункты Воронки — Дерново — Чернышевка в составе Шестой роты Подольского пехотно-пулеметного училища. Командир роты старший лейтенант Мамчич. Командир взвода лейтенант Ботвинский. Последний бой имели в районе моста через реку Шаню. Затем одиночный отход на восток, по направлению на Подольск.
Воронцов закончил доклад, опустил руку. Наступила тишина. Офицеры молчали. В заднем ряду переглядывались, тихо переговаривались. То, о чем говорил этот сержант из курсантов, было невероятным. И только лейтенант госбезопасности Гридякин, снова и снова окидывая взглядом курсанта, был спокоен, как будто уже что-то знал, о чем остальные могли только догадываться. Он посмотрел на майора Соболева. Тот едва заметно кивнул.
