распределение завтраков. <...>

...в семь часов утра начали выходить солдаты веры, а за ними вынесли крест... одетый в черный покров, и вышли двенадцать священнослужителей в стихарях и вслед за ними сто двадцать осужденных, каждый - между двух служителей.

Тридцать четыре первых следовали в изображении, и мертвые и бежавшие [от суда и следствия]... ...у всех на груди начертаны были большими буквами имена тех, кого они представляли. <...>

Из осужденных, представших во плоти, следовали одиннадцать покаявшихся... ...некоторые с веревками на шее и столькими узлами, сколько сотен плетей они должны были получить по приговору, дабы лучше можно было дать отчет о каждом осужденном в отдельности.

За ними следовало пятьдесят четыре еретика, примиренные, все в санбенитах [позорящая одежда]...

Немедленно следовали двадцать один отпущенный, все с коронами на голове, в коротких плащах с пламенем, а упорствующие - с драконами среди пламени, и двенадцать из них с кляпами во рту и связанными руками. Все они шли в сопровождении монахов, увещевавших их, ободряя одних и приводя к вере других. <...>

Костер был шестидесяти футов в окружности и высотой - семи, и поднимались к нему по лестнице шириной в семь футов, сооруженной с таким расчетом, чтобы на соответственном расстоянии друг от друга можно было водрузить столбы и в то же время беспрепятственно отправлять правосудие, оставив соответственное место, дабы служители и священнослужители могли без затруднения пребывать при всех осужденных.

Костер увенчивали солдаты веры, коих часть стояла на лестнице, на страже, дабы не поднималось больше определенного необходимого числа лиц...

Засим приступлено было к казням: сначала удушены были гарротой возвращенные, засим преданы огню упорствующие, кои были сожжены заживо, с немалыми признаками нетерпения, досады и отчаяния. И, бросив все трупы в огонь, палачи поддерживали его дровами, пока окончательно не обратили трупы в пепел, что свершилось часам к девяти утра [36, с. 138-153].

В. БОНЧ-БРУЕВИЧ (описание суда над евреем Бейлисом, ложно обвиненным в ритуальном убийстве христианского мальчика; Киев, 1913 г.):

Публика съехалась как на премьеру в оперу. Бесконечный треск разговора, наряды, бинокли... радостные улыбки. А ведь на самом-то деле мы пришли на похороны нашей жизни, нашей культуры, нашего сознания [69, с. 26].

Л. ГИНЗБУРГ:

В 1938 году... в Нюрнберге, на “партайтаггеленде”, от которого сегодня сохранились лишь обломки бетонных труб, на гигантском стадионе, состоялся митинг немецкой молодежи.

...под проливным холодным дождем двинулись из палаточного лагеря в город 60 тысяч человек... ...чем сильнее хлестал дождь, тем выше они поднимали свои знамена и старались петь как можно громче, потому что это шествие было, по существу, репетицией, тренировкой

к другому походу, когда уже не под дождем, а под огнем пулеметов они пойдут на штурм всего мира; на их транспарантах было написано: “Сегодня нам принадлежит Германия, завтра будет принадлежать весь мир!”

Колонны вступили на стадион: слева - с черными знаменами - “юнгфольк”, справа - с красно-белыми - “гитлерюгенд”. У почетной трибуны знаменосцы встретились, цвета флагов смешались... Грянула песня... Затем с ближайшего аэродрома в небо поднялись самолеты и

пролетели над головами собравшихся. Праздник начался. К “своему юношеству” прибыл Гитлер... [70, с. 175-176].

Л. ГИНЗБУРГ:

Шпеер [архитектор Гитлера, позднее министр вооружений] объяснял, что в партию его привела “эстетика” национал-социализма с его тягой к величию и грандиозности. Шпеер снискал широкую известность своими инсценировками нюрнбергских партайтагов с факельными шествиями, стеной подсвеченных прожекторами знамен, он же был автором проекта нюрнбергского стадиона... Кроме того, он... разработал план перестройки Берлина, превращения его в десятимиллионный город с заменой старых домов новыми, гигантскими строениями, отвечающими “стилю эпохи”.

Идея создания нового Берлина как столицы великой Германии возникла у Гитлера в 1936 году... Посреди города намечалось построить триумфальную арку, намного превосходящую величиной парижскую: Гитлер во что бы то ни стало стремился перещеголять Париж и даже

Унтер-ден-Линден приказал сделать на двадцать метров шире Елисейских полей... Главной же достопримечательностью Берлина должен был стать “Большой дворец”, увенчанный куполом с изображением земного шара, на котором восседает германский орел. Когда-то, еще в двадцатых годах, Гитлер сам сделал наброски этих сооружений - несколько эскизов, хранившихся как строго секретный документ в особом сейфе...[59,1969, № 11, с. 100].

А. СУЦКЕВЕР (оккупированный немцами Вильнюс):

...нас увели в гетто. Когда шли по той улице, где я был... немцы привезли больных евреев из госпиталей. Они были еще в синих халатах. Их всех поставили, а впереди ехал немецкий фильм-оператор и снимал эту картину [3, т. 1, с. 853].

Сугубый реализм. Как и в прикладном искусстве: быт эсэсовцев скрашивали абажуры из татуированной человеческой кожи и потешные сувениры - мумии отрубленных голов. Экспонаты готовили (убивали и обрабатывали) бухенвальдские узники [3, т. 1,с.828; 61, с. 116].

Зато в живописи - поп-арт. “Они были повешены на крюках, точно картины на стенах”, - это слова эсэсовца о повешенных им в погребе концлагеря Булленхаузендам двадцати еврейских детях в возрасте от 5 до 12 лет. До казни дети были подопытными - медики впрыскивали им туберкулезные бациллы [4, с. 211- 212].

Еще любили фобианцы музицировать...

Э. РАССЕЛ (концлагерь Нойенгамм):

Осенью 1942 года санитар... загнал... 197 русских военнопленных в камеры и накачал туда газ... Все они умерли. Затем их вытащили, взвалили на грузовики и увезли. Всех заключенных согнали, чтобы они могли видеть эту ужасную картину, и заставили петь песню, первая строчка которой гласила: “Привет, любимый трубадур, будем веселиться и радоваться” [4, с. 211].

Ш. КАЧЕРГИНСКИЙ (колыбельная песня еврейским детям оккупированного Вильнюса):

Тише, сын мой, тише, милый,

Здесь страна гробов.

Враг рассеял их повсюду

И посеет вновь.

Все пути ведут в Понары,

И возврата нет.

Наш отец ушел в Понары,

С ним погас наш свет [5, с. 108].

Из материалов Нюрнбергского процесса (Яновский лагерь):

Пытки, истязания и расстрел немцы производили под музыку. Для этой цели они организовали специальный оркестр из заключенных... Композиторам немцы предложили сочинить особую мелодию, которую назвали “Танго смерти”. Незадолго до ликвидации лагеря немцы расстреляли всех оркестрантов... [3, т. 1, с. 521].

С. КУЗЬМИН (последний концерт Яновского оркестра):

В... серый ненастный день 40 человек из оркестра выстроили в круг, их окружила плотным кольцом вооруженная охрана лагеря. Раздалась команда “Музик!” - и дирижер оркестра Мунт, как обычно, взмахнул рукой. Над лагерем понеслись терзающие душу звуки. И тут же прогремел выстрел. Это первым нал от пули

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату