поражения зависели поочередно изобилие или голод в городе и лагере христиан.
Внезапно разнеслись слухи о приближении огромной армии крестоносцев во главе с самим императором Фридрихом Барбароссой. Саладин, обеспокоенный этим известием, решил предупредить немцев и отправил им навстречу значительную часть своего войска. Осаждающие тут же решили использовать раздробление сил врага, с тем чтобы разбить и отогнать армию мусульман с равнины под Птолемаидой обратно в горы. Завязалось второе крупное сражение в ходе этой войны; оно прошло точно по тому же сценарию, что и предыдущее. Сначала христиане нанесли сильный удар мусульманам и даже проникли в их лагерь. Затем, как обычно, они увлеклись грабежом, дали противнику время собрать силы и ответить контрударом, который привел к полному разгрому христиан. «Девять рядов мертвецов, – говорит арабский историк, – покрыли равнину, лежавшую между холмами и морем; в каждом же ряду было по тысяче воинов». К довершению горя побежденных и радости победителей, когда прибыли наконец ожидаемые немецкие крестоносцы, они оказались не великой армией под началом всемирно известного полководца, а горсткой жалких оборванцев, ведомых никому не известным сыном Барбароссы!
Между тем в христианском лагере начинал все острее чувствоваться голод. Пришлось убивать лошадей. Внутренности лошади или вьючного скота продавали за десять золотых, куль муки оценивался в несколько раз дороже. Совет баронов и рыцарей попытался было провести нормировку цен на продукты, привозимые в лагерь; но тогда продовольствие исчезло вовсе. Владетельные князья, привыкшие к роскошным трапезам, занялись отыскиванием съедобных растений, чтобы ослабить муки голода. Несколько представителей знати, в том числе и ландграф Тюрингский, покинув лагерь крестоносцев, отбыли в Европу. Что же касается рядовых воинов, то многие из них, доведенные до отчаяния, переходили под знамя ислама. К этим бедам присоединился вечный спутник голода – повальные болезни. От гниющих трупов, которые никто не убирал, по всей равнине шел ядовитый смрад, распространявший заразу. Начался мор среди животных и людей, живо напомнивший мрачные картины зимы 1097 года под Антиохией. Эпидемия унесла ряд вождей, избежавших роковых случайностей войны, в числе прочих Фридриха Швабского, несчастного сына Барбароссы, тщетно пытавшегося повторить какой-либо из подвигов своего великого отца.
От эпидемии погибла и Сибилла, королева Иерусалимская, вместе со своими двумя детьми. И смерть эта тут же создала острую политическую проблему. По закону иерусалимский престол должен был перейти ко второй дочери покойного короля Амори, сестре Сибиллы Изабелле, и муж ее, Кофруа Торон, заявил о своих правах. Гюи Лусиньян, не желавший уступать, доказывал, что титул короля пожизненный и короны его никто лишить не может. А тут еще в общую распрю включился и Конрад Тирский, возымевший честолюбивое желание овладеть престолом эфемерного, но престижного королевства. Конрад завязал роман с Изабеллой, которая поспешила развестись со своим супругом и вступила в законный брак с героем Тира, у которого оказалось, таким образом, две жены – одна в Константинополе, другая – в Сирии. Подобный скандал не мог содействовать успокоению враждующих сторон, и, не имея возможности в нем разобраться, вожди решили вынести это дело на суд Ричарда и Филиппа, прибытия которых ожидали со дня на день. Но оба короля не слишком спешили, поглощенные другими заботами.
Погрузив, как указывалось выше, свои войска на корабли, один – в Марселе, другой – в Генуе, они почти одновременно прибыли на Сицилию, где в это время шла междоусобная война. После смерти короля Сицилийского Гильома его наследница Констанция вышла замуж за германского императора Генриха VI и предоставила ему свои права на наследие отца. Но побочный брат Констанции, Танкред, используя свою популярность среди населения, бросил в тюрьму вдову покойного короля Иоанну и силой оружия захватил власть на острове. Прибытие вождей крестоносцев в Мессину сильно обеспокоило Танкреда. В лице Филиппа он боялся союзника Генриха VI, в лице Ричарда – брата вдовствующей королевы. Покорностью и угодливостью он сумел расположить к себе французского короля, но Ричард, умаслить которого было гораздо труднее, потребовал приданого королевы Иоанны и овладел двумя фортами мессинской крепости. Англичане вступили в схватку с воинами Танкреда, и вслед за этим знамя английского короля взвилось над Мессиной. Последнее обстоятельство глубоко возмутило Филиппа, считавшего Ричарда своим вассалом по землям во Франции, и он потребовал снятия знамени. Ричард, снедаемый яростью, все же уступил. Но одновременно, чтобы досадить Филиппу, он приблизил к себе Танкреда, который, стремясь обеспечить собственную безопасность, всячески усиливал рознь между двумя монархами. Ричард и Филипп хватались за любой предлог, чтобы обвинить друг друга в вероломстве. Французский король напомнил своему вассалу, что тот обязался жениться на его сестре Алисе, но так и не выполнил этого обязательства. Ричард, который действительно некогда домогался этого брака и даже воевал из-за Алисы со своим отцом, теперь с презрением отверг нареченную, считая ее «испорченной» и имея совершенно другие планы. Мать Ричарда, небезызвестная Алиенора Аквитанская, люто ненавидевшая Францию и ее монарха, поспешила привезти в Мессину новую невесту Беранжеру, дочь наваррского короля. Разгневанный Филипп чуть было не взялся за оружие, и окружающим с великим трудом удалось примирить монархов. И тут вдруг на Ричарда, человека быстрой смены настроений, напал приступ раскаяния. Босой, в одной сорочке, он пал на колени перед собранием епископов, покаялся в грехах и потребовал бичевания. После этого странного обряда он вызвал к себе монаха-отшельника Иоахима Калабрийского, слывшего пророком и толкователем Апокалипсиса. Ричард спросил отшельника, каков будет успех похода и удастся ли крестоносцам вновь овладеть Иерусалимом. Монах ответил, что Иерусалим вернется к христианам через семь лет после его завоевания Саладином. «Так для чего же, – спросил Ричард, – мы пришли так рано?» «Приход ваш, – ответил Иоахим, – очень нужен; Господь даст вам победу над врагами и имя ваше возвеличится над всеми царствами земными».
1191 г.
Такое объяснение могло удовлетворить честолюбие Ричарда, но мало что давало Филиппу и остальным крестоносцам. Горя нетерпением встретиться с Саладином, французский монарх не стал больше медлить, и едва весна очистила море, отплыл в Палестину. Он был встречен как Божий ангел; присутствие его оживило храбрость и надежды христиан, уже два года бесплодно стоявших под Птолемаидой. Благодаря столь значительному подкреплению и всеобщему энтузиазму, который оно вызвало, теперь христиане, казалось бы, без большого труда могли овладеть желанным городом. Но этого не произошло. Руководствующийся более духом рыцарственности, чем политическими соображениями, Филипп не пожелал в отсутствие Ричарда браться за дело; это повышенное благородство оказалось губительным, поскольку дало время мусульманам хорошо подготовиться и, в свою очередь, дождаться подкреплений.
Между тем в данный момент положение Саладина было не блестящим. Всю зиму провел он на горе Карубе. Постоянные боевые схватки, недостаток продовольствия и болезни ослабили его армию. Он и сам свалился от недуга, которого врачи не умели лечить и который мешал ему следовать за воинами на поля сражений. Он снова и снова обращался за помощью в соседние регионы, а имамы во всех мечетях призывали правоверных подняться за дело ислама. И вот в то время как Ричард из своих соображений медлил в пути, новые толпы готовых биться за веру стекались со всех сторон в лагерь «друга и знамени Пророка», как величали Саладина во всех проповедях.
По выходе из Мессины, английский флот был рассеян бурей и три корабля погибли у берегов Кипра. С великим трудом собрав остальные суда, король подошел к бухте Лимасса, но местный властитель – то был некий Исаак из фамилии Комнинов, присвоивший пышный титул «императора», – отказал Ричарду в приеме. Чтобы усмирить подобного «императора» много времени не понадобилось. Заковав его в серебряные цепи, Ричард потребовал от жителей Кипра половину их имущества и вступил во владение островом, переименовав его в «королевство». Нельзя не отметить, что Кипрское королевство оказалось самым устойчивым из всех владений крестоносцев: оно просуществовало более трехсот лет. Под шум победных восторгов Ричард отпраздновал в Лимассол свою свадьбу с Беранжерой и только после этого отправился в Палестину, волоча за собой пленного Исаака, а также его дочь, которая, по слухам, стала опасной соперницей новой королевы.
Прибытие английского короля под Птолемаиду было встречено всеобщим ликованием и фейерверком. И это не казалось удивительным: с присоединением англичан осажденный город увидел перед своими стенами все самое отборное, что имела Европа среди полководцев и рядовых воинов. Видя башни Птолемаиды и лагерь христиан, где были построены дома, разбиты улицы и двигались несметные толпы, можно было подумать, что перед тобой два соперничающих города, готовые к войне друг с другом. В христианском стане говорили на стольких языках, что у мусульман не хватало толмачей для допроса пленных. Каждый из народов имел не только свой язык, но и свой характер, свои нравы, свое оружие; и лишь во время битвы все воодушевлялись единым рвением и жаром. Присутствие двух монархов подняло общий боевой дух, и
