Маркианополе и за его пределами что ни день, то все убедительней вселяли уверенность: пережитое – позади, ему, как и всему плохому, не будет возврата. С каждым днем она становилась все веселее, а веселость возвращала ей былую привлекательность.
Хильбудий не роптал на судьбу, он даже благодарен был за то, что наградила его именно Анастасией. С нею и дни приятно коротать, и на люди не стыдно выйти. А если учесть, что пришла к нему непорочной девушкой, что является дочерью купца, который не поскупился на приданое для дочери, то что такое Феодора по сравнению с Анастасией и стоит ли ее вспоминать?..
– Ты рад, что я приехала? – спрашивала Анастасия, стараясь быть нежной с мужем.
– Признаться, благодарю охлос за то, что выгнал тебя из Константинополя.
– О!.. А если бы я погибла?
– Не нужно об этом говорить… Тогда я не только Константинополь, весь мир бы предал огню из-за мести.
– Это правда?
– Да, Анастасия. Только теперь понял: я не перезимовал бы без тебя. Или же нашел бы предлог и поехал в Константинополь… Или завыл бы от тоски.
Она слушала и молчала, цветком распускаясь от нежности и покоя.
– Может, гостей созовем? Покажу тебя всем – пусть увидят, какая ты у меня.
– Потом. Дай насладиться тем, что ты со мной, а я с тобой.
– Потом так потом…
– Лучше позовем братьев моих, хотя бы и завтра. Не забывай: они одиноки здесь, живут в тревоге, все ли обошлось?
Хильбудий задумался.
– Скажи, они действительно очень провинились перед императором?
– Почему – очень? Они только и повинны в том, что оба – прасины. И больше ни в чем! Разве братья не говорили тебе?
– Я приближен к императору и обласкан им, Анастасия. Я должен все знать точно.
– Вот ты и знай, что мы говорим.
Позже Хильбудий был благодарен Анастасии за тот ночной разговор. Он придал ему большей уверенности: братья ни в чем не повинны – это во-первых, а во-вторых, встречи с ними и беседы по вечерам оказались не такой уж бесполезной тратой времени.
Однажды зашел разговор о том, что семье Хильбудия не хотелось бы покидать Константинополь насовсем. Ведь там остался его дом. Ведь руины на улице Месе не могут лежать бесконечно. Рано или поздно придется или продать их кому-то, или возводить на том месте новый дом. Все-таки это не какая-то улица, это улица знати – Месе.
– Мы можем взять эти хлопоты на себя, – откликнулся обычно неразговорчивый Иоанн.
– Это уже половина дела! – обрадованно ухватился за обещание Хильбудий. – А как быть со второй половиной: где взять солиды?
– Наместник такого богатого края – и без денег? – искренне удивился Констанций.
– Сами видели: мы остались лишь с тем, что привезла Анастасия. Все добро нашего дома стало добычей огня охлоса.
– Кто взял, тот пусть и вернет.
– Не понимаю.
– Говоришь, взял огонь… Вот и пройдись с огнем по соседним землям – и будешь иметь намного больше того, что поглотил огонь. Говоришь, добро стало добычей охлоса… Разве здесь, на землях Фракии и Мезии, Дакии, прибрежной Скифии, не такой охлос, как там?
Хильбудий медленно поставил на стол братину и так же медленно выпрямился в кресле.
– Что-то ты больно мудришь, Констанций…
– Может, и мудрю. На то я и мудрец, чтобы хитрить. Чем богаты подвластные тебе провинции? Хлебом, товаром. Свези его в Одес, а мы с Иоанном пригоним галеры и вывезем половину на африканские рынки.
«Хитер! – отметил про себя Хильбудий. – Ни много ни мало – половину потребовал… Как же он себе все представляет: я как наместник могу прийти к богатому землевладельцу и взять хлеб и товар даром?»
Не удержавшись, Хильбудий высказал все, что думал.
– Император так и действует… – не замедлил с ответом Констанций. – Думаешь, кому пошли конфискованные в Италии Помпеи? Императору, да еще Церкви, которая назовет его за это благочестивым. А ты – правая рука императора во Фракии. Почему бы и тебе не действовать так, как он?
– Замолчи, Констанций, – вмешалась в разговор Анастасия. – Ты подумал, в какую пропасть толкаешь моего мужа? То, что позволено императору, будет названо преступлением, если подобное позволит себе Хильбудий.
Они заспорили. Хильбудий делал вид, что прислушивается к спору брата с сестрой.
«Постой, постой, – говорил он себе. – А ведь Констанций в чем-то прав… В земли Фракии я, может, и не пойду, не стану делать то, о чем он говорит. А вот в Антской и Склавинской землях… Лучшая защита – нападение… А что, если не об обороне и не о крепостях по Дунаю следует размышлять, а о том, чтобы анты, склавины боялись ромейского духа, думать не смели о переходе через Дунай? „Самое большое их богатство
