– Так позовите, скажите, князь желает видеть.
Их было немало. Все худые, изможденные, однако были и такие, кто лишь немного спал с тела.
– Кто будешь? – указал Волот на того, что казался не таким худым.
– Ролейный староста, достойный.
– Поле это, говорят, общинное, поселянское. А леса? Кому принадлежат окольные леса?
– Этот – общине, а все остальные – мужу твоему, Вепру.
«Ага, Вепра, значит».
– И что же Вепр, посчитался с волей веча? Пустил, когда была зимой нужда, народ к перевесшцам, прудам и озерам?
Староста переступил с ноги на ногу, зыркнул на поселян своих, потом – на князя.
– Не пустил, выходит, – понял Волот.
– Я не говорил такого князю. Однако всякий, кто шел брать в лесу властелиновом или в озере поживу, брал хитростью и ловкостью.
– Ясно. И много людей умерло от голода?
– Немного, княже. Весь заставила всех, кто имел нетельную скотину, передать ее общине на откуп, а уж община делилась с голодающими этим, пусть и небогатым, приобретением.
Вон оно что!
Помолчал, пристально вглядываясь в старосту, мужей, которые стояли по обе стороны от него, и уже потом спросил:
– А теперь как? Поля все засеяны или есть такие, что остались пустыми?
– Есть, княже. Чем могли засеять те, у которых, кроме кучи детей, ничего не осталось?
– А община? А имущие мужи? Неужели не могли одолжить?
– Всем не могли, достойный. Уповаем на то, что урожай дадут засеянные нивы, тогда и от беды избавимся.
«Негоже оставлять сейчас Миловидку одну, – думал, пустившись в обратный путь, князь, – но не время и отсиживаться около нее. Должен вернуться к своим княжеским обязанностям, а значит, и в Черн».
Когда въехали на подворье Соколиной Вежи, окончательно утвердился в этой мысли, потому что его ожидали мужи от Стодорки.
– Что случилось?
– Если не случилось, то может случиться, княже. Прибыл из Маркианополя посланец, велел передать тебе, чтобы был готов ко всему: ромеи послали к обрам своих нарочных мужей.
– Зовут все-таки обринов?
– Зовут. Будут просить их, чтобы пришли и выдворили из Илирика склавинов.
– И это все?
– Очень может быть, говорил еще, что обры станут потом в Подунавье щитом между славянами и ромеями.
– Гм. Ну что ж, обедайте, да и поедем вместе в стольный город наш.
XXIII
Возвратясь в Черн, осмотрелся Волот и заметил: не в зимней охоте мужи Власт и Стодорка видели усладу, старались быть достойными княжеского доверия и надежды и, судя по всему, достойно заменили его на престоле. А это – приятное известие. Немало народу набрали в дружину, пользуясь голодом, позаботились и о броне для них, и о яствах.
– Хвалю, братья, – расчувствовался князь. – Хвалю и радуюсь. Если бы вы знали, как это вовремя! Если бы знали! На народ тиверский сейчас надежды мало. Слишком он обессилел после голодной зимы. А нам надо спешно строить новую линию крепостей.
– На кручах днестровских?
– Главное – там, где подходят к реке горные дороги и где больше всего возможна переправа обров, если пойдут к Дунаю.
– Князь станет им на пути?
– Там видно будет. Может, позволим пройти через нашу землю и забудем, что шли. А может, и нет. Все будет зависеть от того, какие у них намерения. Чтобы не жалеть потом и не казаться слишком уступчивыми, нужно сейчас готовиться к встрече с этим неведомым нам народом. Бери, Власт, воинов, бери все, что им нужно, и к делу. Возводи вежу-твердь и знай: если что, тебе доведется и оборонять ее.
Власт не очень-то обрадовался этому повелению, однако и возражать не решался.
– А ты, Стодорка, – не давал долго раздумывать воеводе Волот, – разыщи в Веселом Долу или в Придунавье Вепра и передай ему, чтобы был готов к этому же в Холмогороде. Обры и на него нацелятся, непременно. Я же позабочусь тем временем об обороне Тиры-Белгорода, дам знать о ромейских силах князю Добриту. Успеем ли сделать все, что должны, не ведаю, но строить нужно, и немедленно.
Поселяне ни тогда, ни позже не ведали, что беспокоит князя и его рать. У них свои заботы, у них свое на уме. Да и зачем настраивать себя на худшее? Весна день ото дня становится краше и приветливей, по всему видно, обещает благодать. А что еще нужно поселянину? Ласково светит утихомиренный жертвами
