«И что же будет?»
«А так и будет, как сейчас. Разве я не с тобой, разве мало тебе моей любви?»
Умолк Яровит, наверное, не знал, что сказать своей Любаве, а Любава смутилась, поторопилась разогнать его тоску-печаль.
«Хочешь, – она доверчиво заглянула в глаза, – до утра будем с тобой в потаенной от людей земле».
«Как это?»
«Там лежат плетеницы. Сделай из них двенадцать шлей и выкинь впереди лодьи, а я прикажу, и морские кобылицы домчат нас до утра к той необжитой земле».
Не совсем поверил ей, а все же подчинился. И шлеи сплел, и к лодье приторочил, и впереди лодьи бросил. Когда же вынырнули да встряхнули гривами белые, словно морская пена, кобылицы, оживился, забыл о тревоге и сомнениях своих. Поплыли с Любавой так быстро, что кругом вспенились волны, встречный ветер бросал в них, довольных и радостных, хлопья белой пены. Откуда ему, земному, было знать, что это не просто брызги, это чары Любавиного батюшки – царя морей. Плыл и наслаждался плаванием-полетом, свободой, которую дарило присутствие девы-красы, что отдала ему сердце. А когда тебя околдовали, где уж тут думать о чем-то другом, кроме любви. Обнимал Любаву, которая доставила ему радость, и купался в ее ласках, словно птица в голубом поднебесье.
К берегу пристали в тот ранний час, когда всходило солнце и его лучи щедро залили долины и горы. Может, и не заметили бы этой щедрости, но с ночи выпала на деревья, на травы роса, а уж утренние лучи умеют отыскивать росу. Заиграло все, заискрилось в тех чудо-жемчужинах, зазвенело чистым хрустальным звоном.
«Словно на острове Буяне».
«Нравится?» – спрашивает царевна и ласково заглядывает в глаза.
«Говорю же, словно на острове Буяне. А так, как на Буяне, нигде нет».
Они осмотрели за день долину, были в лесу, под горой. Просто ходили и любовались привольем этой земли или собирали ягоды, разговаривали, и, кто знает, чему больше радовались: тому, что нашли такой уютный уголок, или тому, что они вместе и, как казалось, соединились навсегда.
«Сам поставишь терем или родственников моих позовем?» – спросила царевна, когда возвратились в лодью.
«Чем же я поставлю, если, кроме рук, ничего нет?»
«И то правда, – усмехнулась Любава. – Ну, тогда ложись спать, а я посижу рядом с тобой».
«Зачем же сидеть?»
«Хочу так. Первую ночь ночуем на своей земле, должна присмотреться, какая она ночью».
«А я засну. Потому как ночь не спал, да и день был трудный».
И он заснул. А проснулся на другой день, Любавы не увидел около себя. Поднялся, огляделся – нет. Поспешил, подгоняемый тревогой, но только выбрался из лодьи, как замедлил шаг. Лодья их стояла в тихой заводи, возле каменной стены, а сразу же за ней поднимался в небо и поражал размерами и роскошью терем-дворец. Был он мраморный, с высокими, украшенными резьбой окнами. Вокруг дворца огромный сад, деревья, цветы, птицы поют.
Превозмог свое удивление и пошел ко дворцу. Навстречу ему вышла Любава. Поклонилась низко и проговорила:
«Прошу мужа и хозяина к нашему дому».
Не спрашивал, откуда такой, как все могло случиться. Сам догадывался. Ходил рядом с Любавой и слушал, что говорила. А она все рассказывала и светилась вся. Потому что и сама была очень довольна. Может, это и делало ее не просто красивой и привлекательной в новой одежде, но удивительно чарующей.
Не заметил Яровит, когда и как проникся ее чувствами и стал радоваться вместе с ней.
«Такие дворцы, слыхивал, есть только у заморских царей».
«А разве мы не цари?»
Они и правда зажили словно цари. Ни о чем не беспокоились: все, что нужно было им, добывал кто-то, на стол подавал. Ходили на охоту, развлекались или сидели в тереме, радовались земле, на которой поселились, приволью. Любаву, правда, больше привлекало море, и она все чаще напоминала об этом мужу. Когда дул попутный ветер, Яровит ставил паруса и пускал лодью в бескрайние морские просторы, если же нужно было идти против ветра или наступало затишье, Любава обращалась за помощью к своим родным, и те присылали морских кобылиц. Так или иначе, но молодые супруги гоняли по морю, когда хотели. Обоим нравилось такое плавание. Воля всем желанна. А еще ходили, смотрели на мир людской и дивились обычаям в том мире, его разнообразием. Со временем научились и торговать: сбывали добытые в море кораллы, жемчужины, брали за них то, что нравилось или оказывалось необходимым в доме.
Так появилась у них челядь, появились гусли, арфа, а с ними и люди, которые очаровывали игрой на них, тешили веселыми песнями.
Царевна все это полюбила и не заметила, как утратила вкус к морским путешествиям, а вместе с тем желание быть все время с мужем. Окружила себя красивыми служанками, только и делала, что примеряла новые платья, не возражала, когда укладывали косы, мыли в купели и вели в залу, где устраивались вечерние или праздничные игрища.
Яровит все чаще стал оставаться один: когда – на час, когда – на весь день. Любава, как и раньше, была ласкова и разговорчива, возможно, даже разговорчивей, чем до сих пор. Ведь ей было что рассказать после целого дня разлуки. И добилась своего – начала водить его на праздничные и вечерние игрища. Усаживала около себя и крепко прижималась к своему мужу, была такой же милой и любимой, как и раньше. Однако до поры до времени. Через какое-то время почувствовал Яровит: все ему начало надоедать. Ночью, слушая рассказы Любавы о земных и морских забавах, лишь отмалчивался, а днем брал лук, набивал колчан стрелами и шел в лес или к подножию гор на охоту.
