спасло ему жизнь. Гюнтер знал со времен службы в бундесвере: при ранении в живот выживает тот, чей желудок пуст.
Ровно в полночь Рольник достал бутылку виски, чтобы отметить день рождения Гюнтера. Именинник выпил две порции и ушел в свою комнату. У него было непраздничное настроение, и он хотел, чтобы его оставили в покое. Этой ночью Гюнтер чувствовал себя совершенно одиноким, ему было чертовски грустно.
В семь утра его разбудили и велели ещё раз сходить и убедиться, что на заседании присутствуют министры из Ирана и Саудовской Аравии. Гюнтер узнал, что они приехали, и побежал назад. Там вовсю шла подготовка. Все снаряжение, включая автоматы и взрывчатку, надо было тащить на себе. Это был большой груз, и выглядели они странновато со своими сумками.
У входа в особняк стоял молоденький полицейский-ливанец в парадной форме. Рольник по-английски вежливо сказал полицейскому «здравствуйте». Увидев группу иностранцев, тот решил, что это участники встречи, взял под козырек, и они беспрепятственно прошли внутрь.
Внизу у лестницы толпились люди, в которых без труда можно было признать журналистов. Рольник осведомился у них по-английски, началось ли заседание. Они ответили утвердительно. Тогда Рольник деловито расстегнул молнию на своей спортивной сумке и вытащил автомат. Это было сигналом к началу операции. Они все достали оружие и бросились вверх по лестнице.
Переступив порог здания, Гюнтер ни слова не произнес по-немецки. Он выучил несколько английских фраз и надеялся ими обойтись. Он не хотел выдавать своей национальной принадлежности, потому что рассчитывал в конце концов вернуться в Германию.
Первые выстрелы прозвучали почти сразу же — возле лифтов, где действовала Петра. Стоявшие у лифта люди не спешили подчиниться её приказу, и она, не раздумывая, нажала на спусковой крючок. Несколько человек рухнули на пол. Двое или трое из них были убиты. Точный счет в данном случае не имел для неё значения.
Гюнтер сбросил пальто и надел маску. Теперь выстрелы загремели в конференц-зале. Безоружный ливиец бросился на Рольника. Дитер выстрелил ему в плечо, а потом, разозлившись, вогнал в раненого и безоружного ливийца весь магазин.
Гюнтер занялся теми, кто стоял в фойе. Там было человек семь-восемь. Одна женщина с кем-то говорила по телефону. Мужчин он стволом пистолета отогнал в угол, а женщине приказал бросить трубку и поднять руки. Испуганные выстрелами мужчины сгрудились в углу, но с женщиной вышла незадача.
Ему никак не удавалось втолковать этой молодой смуглой даме с надменным взглядом, что сейчас не время звонить по телефону. Она не желала этого понять. Фриц, который должен был ему помочь, куда-то исчез. И ему приходилось одним глазом следить за мужчинами, а другим за говорливой дамой.
Она совершенно не испугалась нападения и продолжала себе названить кому-то по телефону. Он выстрелом из пистолета разбил стоявший перед ней аппарат. Она схватилась за другой. Гюнтер почувствовал, как в нем закипает ненависть. Еще минута, и он выстрелит в нее. И тогда он выпустил магазин по всей батарее телефонных аппаратов. Она испуганно отскочила и присоединилась к остальным.
Гюнтер потратил на неё почти минуту. За это время его самого могли преспокойно застрелить, ведь он ещё не проверил, есть ли у них оружие.
Он вспомнил свои скудные познания в английском языке и скомандовал:
— Снять пиджаки!
Пистолетом указал на противоположную стену. Один за другим они выходили вперед и снимали пиджаки. Удостоверившись, что оружия нет, он по одному запускал их в конференц-зал.
Тут Гюнтер заметил, что один из мужчин пытается улизнуть. С поднятыми руками он медленно отступал в сторону выхода. Гюнтер решил, что не станет ему мешать: пусть уходит. Заложников предостаточно.
Но в этот самый момент у входа появилась Петра Вагнер, возбужденная первой пролитой кровью. Она поступила на редкость глупо. Увидев, что человек пытается бежать, она, вместо того чтобы прицелиться с безопасного расстояния, ткнула в него автоматом и приказала вернуться в здание. Но тот не растерялся и мгновенно перешел в наступление. Он ловко схватил Петру, не давая ей выстрелить, и потащил её к выходу.
Гюнтер бросился к ним и услышал выстрелы. Петра все-таки сумела выстрелить буквально в упор. Мужчина рухнул, и Петра упала вместе с ним.
Гюнтер увидел, что тот, оказывается, был вооружен. Пиджак задрался, и стала видна наплечная кобура с матово блестевшей рукояткой пистолета. Гюнтер нагнулся и вытащил пистолет из кобуры, недоумевая, почему он не пустил оружие в ход.
Виктор Шумилин стоял с поднятыми руками и с ужасом наблюдал за происходящим. Посла Вавилова как почетного гостя сразу провели в зал заседаний, и он не знал, что с ним сделали террористы.
Шумилин и аль-Халиль задержались в фойе, и здесь их прихватили. Смельчак аль-Халиль решил бежать, чтобы вызвать подмогу…
Шумилин смотрел, как кровь растекается вокруг головы аль-Халиля. Аль-Халиль был ещё жив и страшно хрипел. Шумилина мутило, он отвернулся.
Гюнтер, теперь уже без проверки, поспешно загнал всех в конференц-зал и принялся обыскивать комнаты. К этому времени подоспел Рольник и стал ему помогать. Но вскоре они бросили это занятие, потому что комнат было много, а времени мало.
Рольник вернулся в конфренц-зал, а Гюнтер вместе с Фрицем заняли оборону у закрытых дверей. Теперь следовало подождать, пока власти не вступят с ними в переговоры, чтобы узнать, зачем они сюда явились и чего, собственно, они хотят.
Террористы контролировали все подходы к конференц-залу, и профессионалы должны были понять, что освободить заложников силой будет непросто.
Гюнтер выглянул из-за колонны и увидел четырех бравых полицейских в стальных касках с автоматами в руках. Им бы в кино играть, а не служить в элитном подразделении ливанской полиции. Они вошли в здание и озирались.
У Гюнтера было три возможности. Он мог расстрелять их из укрытия, потому что пуленепробиваемые жилеты не спасают от прямого попадания, мог забросать их ручными гранатами, а мог просто отступить.
Он предпочел отодвинуться за колонну и стал перазаряжать пистолет. В эту минуту раздались автоматные очереди. Стреляли полицейские. Зачем они это делали, было непонятно. Прорваться к заложникам они не могли: без ручных гранат здесь нечего было делать. А бросать гранаты им не разрешалось — можно задеть заложников.
Но стрелять им тоже не следовало. Автоматные пули летели во все стороны, и, если хотя бы одна залетела в конференц-зал, Рольник сразу бы отдал приказ взорвать здание, решив, что Гюнтер и Фриц уже убиты.
То, что у террористов, захвативших здание, могут быть гранаты, видимо, не приходило полицейским в голову, иначе они бы вели себя осмотрительнее. Но они продолжали поливать коридоры огнем, и все кончилось тем, что Гюнтер получил рикошетом пулю в живот.
Он выпустил пистолет из рук, вытащил рубашку из брюк и осмотрел рану. Это была не дырка, а, скорее, щель, окруженная рваными кусками мяса. Кровь пока не шла. Он подумал: вот дерьмо. И для начала выкурил сигарету. Боли не было, как будто бы ничего не произошло.
Фриц, которому он показал рану, сразу заорал:
— На помощь, Дитер!
Полицейские продолжали палить во все стороны, как будто им приказали снести здание до основания. Рольник выскочил, оценил обстановку, что-то прорычал Фрицу и опять исчез в конференц-зале. Фриц равнодушно швырнул в фойе одну за другой две гранаты. Свет погас, и в головах полицейских наконец-то прояснилось. Прекратилась бессмысленная пальба. Полиция вступила в переговоры.
Один из нефтяных министров, врач по профессии, наскоро осмотрел Гюнтера. Рольник спросил, сможет ли Гюнтер уйти из здания на своих ногах.
— Нет, — твердо ответил министр. — Ему нужна операция, и как можно скорее. Пока что не давайте ему ни есть, ни пить.
