– Никита Сергеевич, это Алеша.
Присутствовавшие при разговоре испытывали непреодолимое желание встать и вытянуться в струнку. Конечно, такой звонок решал вопрос, который остальным был не по зубам. Но очень многое Аджубей делал на свой страх и риск. Хрущев одобрял отнюдь не все новации своего зятя.
Родственные отношения с Хрущевым не спасали Аджубея от неприятностей. Некоторые члены президиума ЦК, возмутившись очередным номером «Комсомолки», снимали трубку «вертушки» и звонили главному редактору:
– Товарищ Аджубей, в чьих интересах вы напечатали статью в сегодняшнем номере?
И Алексей Иванович не знал, что последует за этим выговором: не позвонит ли разгневанный член президиума ЦК самому Хрущеву? И не разозлится ли Никита Сергеевич на своенравного зятя, который создает ему лишние проблемы, и не скажет ли: подберите-ка ему другую должность, менее заметную?
Поэтому Аджубею приходилось ладить и с большим начальством, и с аппаратом ЦК, который тоже мог навредить главному редактору газеты. Но у него было еще одно преимущество: он знал, как Хрущев относится к тому или иному чиновнику, поэтому мог уверенно и даже с вызовом ответить:
– Эта статья опубликована в интересах советской власти.
И собеседнику оставалось только в сердцах бросить трубку «вертушки».
Когда Шелепин был первым секретарем ЦК ВЛКСМ, он заботился о «Комсомольской правде», подбирал туда талантливых людей. В одном из колхозов Владимирской области местный комсомольский секретарь признался Шелепину, что мечтает стать писателем. Александр Николаевич, недолго думая, на своей машине привез его к редактору «Комсомольской правды» Дмитрию Горюнову.
Шелепин привел в редакцию Юрия Петровича Воронова, ленинградского поэта, прошедшего блокаду. Совсем мальчиком Воронов помогал умиравшим в блокадном городе людям, хоронил тех, кого спасти оказалось невозможно. Ему принадлежат знаменитые стихотворные строки:
Нам в сорок третьем выдали медали, И только в сорок пятом паспорта.
Воронова действительно наградили медалью «За оборону Ленинграда». Он работал в ленинградской молодежной газете «Смена». В город на Неве приехал Шелепин, обратил на него внимание, когда тот выступал на областном совещании, и сразу перевел в «Комсомолку» заместителем главного редактора. Воронову было всего двадцать пять лет. Шелепина юный возраст Воронова нисколько не смутил. Когда в мае 1959 года Аджубей перешел в «Известия», именно Юрий Воронов сменил его на посту главного редактора «Комсомольской правды».
В «Известиях» Аджубея ветераны встретили скептически – что за мальчишка к ним пришел? Ему было тридцать пять лет. Он переходил в «Известия» не без опаски. Советовался с женой:
– Может, лучше поехать собкором в Англию?
Но желание показать, что он способен любую газету сделать первой в стране, взяло верх.
Представил его известинцам секретарь ЦК по идеологии и одновременно заведующий отделом пропаганды и агитации Леонид Федорович Ильичев, который в 1940-е годы сам был редактором «Известий». Собравшимся журналистам Ильичев сказал, что ЦК принял решение укрепить руководство газеты, потому что не удовлетворен работой «Известий».
Аджубей сразу предупредил, что намерен делать совершенно другую газету. Он напомнил, что, вручая его предшественнику орден, председатель президиума Верховного Совета СССР Климент Ефремович Ворошилов, желая сделать комплимент, сказал редактору, что награждает редактора «самой правдоподобной газеты».
– Но «Известия» не должны быть похожи на «Правду»! – сказал Аджубей. – Что можно сделать, чтобы выделить «Известия», чтобы ее отличали от других газет? Журналистика отстает от того, что от нее ждет народ. Это суконная журналистика. В ней отсутствует человек. Жизнь много сложнее, так пусть в газете она будет такой, какая есть. Розовая газета нам не нужна. Нужны критические выступления, конфликтные, постановочные, и мы их будем требовать от вас. Надо драться за новое в промышленности, сельском хозяйстве, науке. Именно – драться! Газета сама должна делать политику, и она же – ее отражать.
Один из известинцев скептически заметил:
– Надо иметь на это право – делать политику!
– Надо показать раз, два, и право будет дано, – ответил Аджубей. – Не было запрещения делать политику! Его выдумали ленивые.
Алексей Иванович сделал то, чего никто от него не ожидал. На первой же планерке он распорядился отправить в разбор все материалы, подготовленные для очередного номера, и добавил:
– Соберемся через час. Принесите все самое интересное, что у вас есть.
И выпустил номер из статей, которые до него напечатать не решались.
Хрущев и Аджубей были в чем-то похожи: тот же взрывной темперамент, та же склонность к новым, революционным идеям и готовность немедленно, ни с чем не считаясь, воплощать их в жизнь. Алексей Иванович менял не только газету, но образ и темп жизни газетчиков. В «Известиях» поставили телетайпы, которые были новинкой, завели электронную рекламу – вечером бегущая строка на здании газеты на Пушкинской площади сообщала о содержании свежего номера.
Он требовал от подчиненных сенсаций, материалов, которые бы обсуждала вся страна. Когда был недоволен номером, выговаривал сотрудникам:
– Что это за номер? Я в обществе показаться не могу!
Он принадлежал к редкой породе газетных редакторов, которые работают азартно, фонтанируют идеями и умеют воодушевлять своих коллег. Тираж газеты достиг фантастической цифры – восемь миллионов экземпляров, притом что подписка была лимитирована, то есть не все желающие могли подписаться на любимую газету.
Аджубей чувствовал себя уверенно в аппаратном мире. У него в руках было большое хозяйство, и он им единолично распоряжался. Росчерком пера лишил машин главных редакторов литературно-художественных журналов, которых обслуживал гараж издательства «Известий».
Руководитель Союза писателей Константин Федин в июле 1962 года обратился в ЦК:
«Полтора года назад соответствующим решением об упорядочении пользования служебным автотранспортом газетам „Правда“ и „Известия“ были сохранены гаражи. Одновременно был утвержден так называемый „список № 1“, включающий товарищей, которым разрешен вызов машины для поездки на работу и с работы домой.
В издательствах «Правда» и «Известия» печатаются пять наших крупнейших литературных журналов – «Знамя», «Октябрь», «Новый мир», «Дружба народов» и «Иностранная литература». Главные редакторы упомянутых журналов тт. Твардовский, Кочетов, Кожевников, Смирнов и Чаковский были лишены права пользования автотранспортом.
Наши неоднократные обращения к руководителям «Правды» и «Известий» не привели ни к каким результатам. Поэтому мы вынуждены обратиться к вам. Поверьте, я не стал бы беспокоить ЦК по такому элементарному вопросу, если бы знал, что он может быть решен иным путем, и если бы не был убежден, что в интересах справедливости и уважения к нелегкому редакторскому труду моих товарищей этот, казалось бы, столь простой вопрос необходимо решить положительно».
Прочитав обращение Федина, Суслов, следовавший сталинскому принципу – Союзу писателей материальных благ не жалеть, наложил резолюцию:
«Тт. Сатюкову П. А., Аджубею А. И.
Прошу подготовить предложения. Следовало бы удовлетворить просьбу тов. Федина».
Вскоре «Известия» рапортовали, что главным редакторам литературно-художественных журналов возвращено право вызова машины из гаража.
Алексей Иванович не был всесилен, он тоже нуждался в поддержке. Часто искал ее у Шелепина.
Помощник главного редактора «Известий» Александр Сильченко вспоминал, как Аджубей придумал издавать приложение к «Известиям» – еженедельник «Неделю». Алексей Иванович увидел во Франции воскресное приложение к коммунистической газете «Юманите» и загорелся идеей. Сотрудники «Известий» разработали макет новой газеты.
Аджубею нужно было заручиться согласием влиятельных людей. Он прежде всего обратился к Шелепину, который тогда уже был председателем КГБ. Вызвал Сильченко:
– Поезжайте к Александру Николаевичу и передайте этот пакет. Я договорился с ним. Пропуск вам
