меня, и я сделаю состояние.
Мы говорим, говорим без конца. Я жадно слушаю рассказы о повседневной жизни, об обязанностях транссексуалов. Она рассказывает мне о выборе платьев, макияжа, о сеансах у косметички, об уходе за волосами, об инъекциях гормонов, называет известных хирургов, делающих подобные операции в Швейцарии, в Марокко, в Бельгии, в Соединенных Штатах. Мне видится выход.
— Это займет много времени, даже если ты решился. И это очень тяжело, не думай, что достаточно переделать тело, научиться жить по-женски. Все не так просто. Но после того как ты приобрел все это, остается самое важное: паспорт. Полицейские тебе всегда напомнят. Они начнут тебя выслеживать, точно ищейки. И чем это оборачивается? Я сейчас объясню. Ты стоишь, например, в красивом платье с безупречной прической и роешься в своей сумке. Наконец достаешь паспорт и протягиваешь полицейскому, а он тебе с усмешкой: «Так, значит, ты мужчина? Тебя зовут Жюль, или Марсель, или Бернар?» Быть женщиной — значит от многого отказаться, и отказываться можно до бесконечности, тебе ни за что не разрешат изменить имя в официальном порядке. Надо стереть только одно слово, но они отказываются. Они решили за тебя и никогда не признаются, что ошиблись. Ты понимаешь? Мы мечтаем выйти замуж, жить с мужчиной, заниматься с ним любовью… Прибить к дверям дощечку: месье и мадам Дюпон, быть мадам Дюпон… Но все это искусственно. Ищешь ли ты работу, переезжаешь ли границу, снимаешь ли квартиру или покупаешь машину, ты вечно сталкиваешься с этой проблемой: паспорт, возраст, профессия, пол… мужской.
— И все-таки я сделаю это. Я хочу быть как ты.
— Тогда надо начинать с гормонов. Я тебе назову одного врача.
Она рассматривает внимательно кожу моего лица, грудь. У меня хорошие соски, нет бороды, значит, не нужно электрической эпиляции. Эта процедура болезненная и не дает хороших результатов, но у меня девичья кожа, мне повезло. И мои соски так и норовят набухнуть. Моя подруга — настоящий эксперт в этом деле.
Я лечу на крыльях надежды. Я отметаю все проблемы, отгоняю все тучи. Что скажет моя семья? Отец, мать, братья, дяди, тети, преподаватели в университете? Отметаю, отметаю…
Что скажет Сара? Перед ней я умолкаю, наступает тишина, я больше не лечу. Я вновь на земле, душа болит.
Я заплатил сто франков за начало этой бури, этой войны со своей судьбой. Точно канатоходец на невидимой проволоке, я оглядываю окружающий меня мир.
Мне предстоит разрезать его на две части и навсегда выбрать свою половину. С одной стороны — Сара, моя первая любовь, она служит мне ширмой, за которую я прячусь; мама, окончание учебы, мрачные физиономии экзаменаторов, будущее молодого адвоката или чиновника. Но из этого мира я начинаю понемногу исчезать. Меня сотрет простая резинка. С другой стороны — улица Аббес, ночной Монмартр, тротуары, заполненные проститутками женского и мужского пола, травести, похожими на меня. В этом мире я еще не совсем свой, мой силуэт обозначен неясно, и требуется рука мастера, чтобы его закончить. Часть мира, своеобразное гетто, опасное, но единственное, где я смогу нормально существовать.
— Сядь здесь.
За сто франков я наконец увижу себя нарисованным, нарисованной. Итак, это будет первый женский образ в моем тайном личном альбоме.
В руках профессионалки мое лицо превращается в белую маску, на которой она, рисуя маленькими кисточками, показывает, каким я могу стать: зеленый карандаш для глаз, розовый крем на щеки, искусственные ресницы, розовая губная помада. Она добавляет немного пудры «Макс Фактор», болтая со мной о макияже, о карандашах для бровей и т. п. Все, что есть мужского во мне, исчезает.
Я заплатил сто франков, и я этого никогда не забуду.
— Не смотри, еще не кончено…
Я дрожу. За всеми этими коробочками с кремом, за всеми этими рабочими инструментами проституток для меня целое открытие. Я столько лет был некрасивым! Кто может себе вообразить то счастливое состояние, которое я испытал? Только урод способен меня понять. Урод, который по мановению волшебной палочки становится вдруг необыкновенно красив.
Все кончено, мужчина исчез, и только что родился мой новый образ. Я хочу посмотреть.
— Рано еще…
Эта комната проститутки превратилась в мастерскую художника. Она надевает на меня белье, выбирает платье, затем оглядывает свою работу и отступает назад, чтобы лучше меня разглядеть, зажигает огни рампы и представляет меня публике. Я сам — моя публика, и я плачу от этого зрелища. Наконец это я. Такая, какой я всегда себя воображал. Может быть, красивая, и уж во всяком случае, вполне ничего.
Секунды, минуты проходят в молчании. Я любуюсь своим лицом. Мой Пигмалион удовлетворен, комментирует свою работу, кружится вокруг меня и дает разные советы. Однако я ее почти не слышу. Я не отрываю взгляда от моих собственных глаз в зеркале, я как бы здороваюсь с самим собой.
Это целая церемония, моя свадьба с самим собою. Пусть никто не смеется и никто не осуждает. Вы не можете этого знать. Вы ничего не знаете, вы, кто легко родился и хорошо себя чувствует в своем теле. Вы, которые знаете свое лицо с самого детства, помолчите, я только что родилась, я заплатила сто франков за эти роды, и в них не было ни грязи, ни унижения, ни боли. Я ничего не должна ни своей матери, ни своему отцу. Я не явилась из раскрытого чрева, как это было двадцать лет тому назад, маленьким недоразвитым чудовищем. Эта проститутка родила меня прекрасной. Она берет мою руку и говорит:
— Сегодня вечером мы пойдем гулять, Золушка. Уличная фея напоследок напутствует меня:
— Ты будешь разговаривать негромко, следи за своим голосом, удерживай его в горле, не смейся и не кричи. Ты не должна махать руками при ходьбе и постарайся сделать шаг более мелким. Если ты не знаешь, куда деть руки, держись за сумку.
И я пошла на бал среди себе подобных в ночной клуб на улице Монахов. Моей каретой было такси, а кучером — шофер с Пигаль. «Добрый вечер, дамы», — обратился он к нам без всякой задней мысли.
— Представляю тебе новенькую, — сказала Пигмалион бармену.
Шампанское ударило мне в голову. Взгляды женщин заставляют меня вздрагивать от удовольствия. Ревность одних, недоверие других, я чувствую себя их соперницей. Я забываю о том кусочке плоти, который упрятан в кружевные трусики. Все ищут для меня имя. Передо мной проходит вереница Джиованн, Генриетт, Линд, Надь, Клавдий, Аманд. Кто-то говорит:
— Все эти имена на «а» напоминают транссексуалов, а она не транссексуал. Другой добавляет:
— Это правда, она не транссексуал, посмотри, у нее ни волоска на подбородке, ей не надо бриться. Ты видел, какая у нее кожа, нежная, словно у младенца.
Меня щупают, рассматривают, критикуют:
— Ноги, конечно, большие, ну, да ничего… А ты видела плечи? Я бы немножко подретушировала нос…
— Не согласна. Нос очень характерный. А ты видела глаза?
Это моя ночь. Самая длинная. Мое прекрасное опьянение. Кто это мне сказал: «Добрый вечер, мадемуазель»?
Они назвали меня Магали. Они, женщины ли, мужчины ли — неважно. Они обещали мне найти друга.
Я пьян от всех этих открытий. Ночь кончается. Первое предупреждение: я плачу за праздник по моей чековой книжке на имя Жана Паскаля Анри Марена. Это меня удручает. Я плачу как мужчина и я подписываюсь мужским именем. С зарею все исчезнет. Я снова исчезну, меня точно смоет водой.
Магали исчезает. Кто это спит рядом с проституткой с Монмартра? Такой нежный и добрый.
— В один прекрасный день ты заживешь как женщина. Наступит день, когда это станет возможным. Есть врачи, операции, не отчаивайся.
Нет, я не покину поле боя, из этой войны я выйду только победителем. Я не буду ни травести, ни опозоренным. Я не хочу скрывать свой позор до конца дней. Я прикончу тебя, Жан Паскаль Анри. Это преднамеренное убийство, я прибегну к тому, что называют настоящим средством, а именно: химическое оружие — гормоны. Они разрушат тебя навсегда, ты ведь просто узурпатор, выдающий себя за меня. Даже сейчас — умытый, с гладкими волосами и с плоским телом — ты все равно не настоящий. Я избавлюсь от этого эмбриона, который служит предлогом, чтобы все называли тебя мужским именем.
