каменной мостовой. Воришки больше не объявлялись.
За южными воротами гомон стих, а вот тряска, наоборот, усилилась. Особенно за Расорским мостом: южная дорога представляла собой полосу изрытой колеями и колдобинами, схваченной морозом глины. Подскок на каждом ухабе отзывался в моей ноге болью, и я не раз пожалел, что не еду на Гэрлоке. Хорошо еще, что дальше на юг, среди холмов, покрытых оливковыми деревьями с выцветшей серо-зеленой листвой, дорога была не такой разбитой. Дом Хенсила, приземистое выбеленное строение, занимавшее чуть ли не столько же места, сколько ближняя оливковая роща, прилепился к склону одного из холмов. Стоило мне свернуть на подъездную дорогу и проехать между двумя обозначавшими ее начало столбами, как тряска прекратилась вовсе. Подъезд к усадьбе был засыпан гравием и тщательно выровнен. Судя по всему, дела у торгаша шли совсем не плохо; наверное, мне стоило запросить с него за мебель побольше.
В ста локтях от ворот меня остановили двое караульных. Один наставил на меня арбалет – не очень умно, учитывая, что, не попав с первого раза, он уже не успел бы перезарядить свое оружие, – а другой погрозил мне мечом, который мне ничего не стоило выбить одним взмахом посоха.
– Кто таков, зачем пожаловал?
– Я Леррис, столяр. Привез стулья, заказанные мастером Хенсилом.
Прежде чем позволить мне заехать во двор, караульные разворошили ветошь и убедились, что в фургоне действительно мебель. Хуже того, во дворе меня встретило еще с полдюжины стражников, которые тоже сочли своим долгом проверить фургон. Похоже, занятия почтенного Хенсила не сводились к торговле оливками.
Резные двустворчатые двери со вставными стеклянными панелями, длинная конюшня и золоченая карета, которую старательно начищали сразу три конюха, лишь усугубили мои подозрения. Торговля оливками, может, и прибыльное дело, но на ней одной таких денег не наживешь.
Прежде чем последний охранник закончил осматривать стулья, на крыльце объявился Хенсил, чье обтянутое блестящим шелком голубой туники брюхо нависало над серебряной пряжкой едва сходившегося ремня.
– Добро пожаловать, мастер Леррис, – промолвил он с нарочито низким, не уважительным, а, скорее, насмешливым поклоном. – Всех тебе благ.
– И тебе того же, – кивнул я в ответ. – Вот, привез стулья.
– Надо же. Не ожидал, что ты так быстро управишься.
Его супруга, седеющая, столь же худая, сколь толст был он сам, женщина, молча стояла под портиком, кутаясь в толстую вязаную зеленую шаль.
– Уважающий себя мастер старается выполнить заказ в срок.
– Но, говорят, ты был ранен.
– Был, в ногу. Но стулья не делают ногами, так что рана не помешала мне работать.
– Ну что ж, давай взглянем, что ты там наработал…
Прикусив язык, я поставил фургон на тормоз, слез с козел и, откинув парусину, один за другим перенес стулья под навес.
Хенсил осматривал работу придирчиво, изо всех сил стараясь выглядеть невозмутимым, однако при виде выложенного на спинке каждого стула вензеля «X» его глаза заблестели. Супруга торговца тоже осмотрела стулья, после чего воззрилась на Хенсила. Наконец после осмотра восьмого стула она подошла к мужу и, склонившись к нему, тихо заговорила. Я напряг слух, стараясь разобрать слова.
– …красивые… но рядом с ними наш стол – сущее убожество…
– Прикрой его скатертью, – буркнул он в ответ, продолжая изучать каждый стык.
Правда, совпадение волокон Хенсил не проверял, и это меня порадовало: подогнать в месте соединения волокно к волокну – едва ли не самое трудное, что может быть в работе по дереву.
– Ну что ж, – пробормотал он наконец, – вроде бы изъянов не видно.
Торгаш пытался выглядеть равнодушным, но по масляным, как у сытого кота, глазенкам было понятно, что он доволен. Прекрасно зная, что стулья у меня вышли на славу, я ответил ему таким же нарочито низким поклоном, каким он приветствовал меня при встрече.
– Мы, как помнится, сговаривались на пятнадцати золотых, – бодрым тоном промолвил торговец.
– Так и есть. И для тебя это весьма удачная сделка, – с улыбкой ответил я.
– …обнаглел столяришка… – пробормотал один из охранников.
– …заткнись, дубина… – шикнул на него другой. – Разве не знаешь, что этот малый – черный колдун?
Стражник сглотнул.
– Подожди минуточку, мастер Леррис, – промолвил Хенсил и направился в дом.
Его супруга перевела взгляд со стульев на меня, улыбнулась и, ничего не сказав, покосилась на охранников. Эти парни мне не нравились. Вдвоем с Тамрой мы, надо думать, отметелили бы посохами всю дюжину, но я был один, да и нога еще не пришла в норму.
– Твои деньги, – промолвил Хенсил, вернувшийся с тугим кожаным кошелем.
Приняв кошель, я ощутил его содержимое: шестнадцать золотых монет.
– Большое спасибо, мастер Хенсил.
– Ты даже не пересчитал деньги.
– В этом нет нужды. Особое спасибо за золотой сверх уговора.
Один из стражников снова сглотнул.
Хенсил рассмеялся.
– С тобой приятно иметь дело, мастер Леррис. Эй, ребята, а ну выкатите ему в подарок бочонок черных оливок. Да самых лучших, пусть знает, что товар у нас высшей пробы, как и его изделия.
Оказывается, купец умел быть учтивым. Я улыбнулся и крепко пожал протянутую им руку. Улыбнулась и его весьма сдержанная супруга.
Бочонок оказался размером чуть ли не с бочку из-под муки, и сам, надо думать, стоил пару золотых.
Прежде чем я и бочонок выехали со двора, Хенсил, его супруга и стулья исчезли за стеклянными дверьми.
Уже на дороге я все же проверил содержимое кошелька и убедился, что не ошибся: там действительно было шестнадцать полновесных золотых. Мне подумалось, что бочонок с оливками может сбить с толку грабителей, вдруг я за ними и ездил. Но посох в любом случае следовало держать под рукой. Джахунт, старый пройдоха, конечно, оказался прав. Не успел я вернуться на Расорскую дорогу, как заморосил мелкий, похожий на ледяной туман дождь. Холодный воздух студил легкие, заныл лишь недавно заживший перелом.
Но, с другой стороны, ненастье распугало грабителей. Хотя не исключено, дело было не в дожде, а в моей неказистой внешности. Разбойники могли решить, что с такого замухрышки взять нечего. К тому времени, когда я подкатил к дому, куртка моя промокла насквозь.
Рисса, само собой, не удержалась от укоров.
– Ремеслом ты, мастер Леррис, владеешь, спору нет, неплохо, но разумением – сущее дитя. Поехал невесть куда в такой дождь, да с больной ногой. Коли будешь лечить ее этаким манером, она у тебя до седых волос не заживет.
– Когда я уезжал, дождя и в помине не было. Мы кормимся с моей работы, а пока заказ не доставлен заказчику, деньги за него не заплатят. Не знаю, как тебе, а мне голодным сидеть не хочется. Теперь нам это не грозит: Хенсил рассчитался за стулья и подарил мне бочонок с оливками. Сказал, это самые лучшие.
– Оливки у него неплохие, и нам они пригодятся. Но монеты нужнее.
– А еще он дал золотой сверх уговора.
На миг – только на миг – Рисса опешила. Золотой составлял восьмую часть ее годового жалованья, а я платил больше многих нанимателей.
– Отвел бы ты бедную лошадку в стойло, – пробормотала она, придя в себя. – А сам приходи на кухню. Сидр у меня теплый, а хлеб в печи вот-вот подойдет.
По моему разумению, она была довольна. Поев, я решил повременить с работой и написать-таки письмо родителям.
– Правильно, – одобрительно заметила Рисса, увидев, что я взялся за гусиное перо. – А то ты слишком много работаешь.
