— Я не то хотел сказать, — в замешательстве произнес Рауль.
— Но ты так подумал.
— Да, я так подумал, — согласился Рауль.
— Ты перепутал образованность и здравый смысл.
— Наверное…
— Ничего страшного, — улыбнулась девушка. — Многие путают одно с другим.
Рауль взглянул на звездочку, вытатуированную на высоком лбу Соланж.
— А это зачем? — спросил он.
— Так, чтобы внимание обращали… — нехотя призналась девушка.
Рауль восхищался этой женщиной, как восхищаются редкой драгоценностью. Но в Соланж оставалось что-то дикое, первобытное, неукротимое. Ее естественную, бьющую через край женственность подчеркивал изысканный наряд. На ней были облегающие брючки из плотного крепа цвета слоновой кости, подчеркивавшие длинные стройные ноги, узкие бедра и плоский живот, и блузка того же цвета с широкими, подвернутыми рукавами. Овальный вырез делал еще прекрасней длинную гибкую шею.
— Никогда еще ни одна женщина так не привлекала меня, — с обезоруживающей искренностью признался Рауль.
— Что-то всегда случается впервые.
— Знаешь, мне кажется, я сам тебя придумал.
— Это, пожалуй, преувеличение, — улыбнулась Соланж.
— Нет, тебе не понять…
— Такие слова я слышала нередко.
— Прости.
— Не за что. Люди всегда повторяют одни и те же фразы и слова.
В суматохе последних дней Соланж стала для Рауля чудным открытием. Он наконец-то почувствовал себя человеком. Она была его находкой, его выбором, его вещью. Соланж воплощала красоту в истинном ее смысле — в ней была и дерзость мальчишки, и робость девушки.
— Ты мечта, которая принадлежит только мне, — произнес Рауль.
— Может, и так, — легко согласилась Соланж. — Кто выудит из моря дрейфующие обломки, становится их законным владельцем. Ты подобрал обломки моей жизни и сложил их вместе.
— Так поступил бы любой…
— Но я встретила тебя…
Рауль припомнил поворот на бульваре Сансет, недалеко от Шато Мармон, и неясную фигуру, бросившуюся ранним утром наперерез его машине. Он резко затормозил и крутнул руль. Благодаря хорошей реакции Рауля несчастья удалось избежать, лишь левое крыло задело неосторожного пешехода. Рауль со страхом склонился над телом, безжизненно лежавшим на дороге. Он приподнял одетую в желтое девушку с длинными черными прямыми волосами и заметил, что она дышит.
Надежда в его душе сменилась паникой, когда он, положив девушку на заднее сиденье, погнал машину в больницу. Там незнакомку осмотрели и успокоили Рауля: ничего страшного, только шок и несколько ушибов.
Сейчас Раулю хотелось расспросить Соланж, почему в больнице она все время молчала. Но он чувствовал, что эта девушка, ради которой он забыл обо всем на свете, и сама не знает ответа. Может, она ничего не говорит о себе Раулю, потому что и рассказывать-то нечего. Только в одном Соланж призналась сразу: в том, что случилось, виновата она сама. Возвращалась с вечеринки, выпила, а может, и выкурила сигаретку с марихуаной, вот и не заметила машину.
— Почему марихуана? — спросил Рауль.
— Устала… — ответила Соланж.
Она приехала из Мексики искать работу, моталась с одной вечеринки на другую, от одного разочарования к другому. Помощь ей обещали, но взамен всегда требовали одно и то же.
Соланж вызывала сочувствие и нежность, словно брошенный хозяевами щенок. Рауль впервые почувствовал себя нужным. Ему страстно хотелось оберегать девушку.
— Ты же могла погибнуть, — сказал Рауль, почувствовав при этой мысли глубокий ужас.
— Но ты же меня спас.
— Да, конечно, — согласился юноша.
Рауль находился в том состоянии, когда особую значимость обретают такие выражения, как «на всю жизнь», «только ты», «как только я тебя увидел», короче, те избитые фразы, к которым он всегда питал отвращение. Может, отчасти это отвращение и толкнуло молодого человека в объятия Санджи, ибо прославленный модельер был живым воплощением эксцентричности и отказа от обыденности.
Рауль и не думал о том, что Санджорджо разыскивает его. Когда он стал пропадать неизвестно где, они с Сильвано яростно разругались. Санджи обнаружил свою болезненно ревнивую натуру. Рауль оправдывал этой ссорой охлаждение их отношений. На самом же деле еще до знакомства с Соланж юноша предпочитал гольф и теннис утомительному ничегонеделанию, которому любил предаваться Санджи. Рауль считал, что эта страница его жизни закрыта. Но он все еще не мог освободиться от тех двусмысленных отношений, которые связывали его с Сильвано.
— Ты мне нужна, Соланж, — наконец решился признаться Рауль. — Я готова дать тебе все, что могу, — пообещала девушка.
В прошлом никто никогда не зависел от Рауля. Любовь к женщине, та любовь, о которой писали в книгах и рассказывали в кино, пришла и к нему.
Глава 6
После торжественного открытия огромного магазина на Мелроуз-авеню Сильвано Санджорджо не покидал своего номера в отеле. Покупатели и зеваки заполняли магазин; они приходили за покупками или просто поглазеть. Сведения о спросе обнадеживали. Шлейф разговоров, статей и телепередач еще заполнял эфир и страницы светской хроники, еще не утихла дорогостоящая рекламная кампания.
— Похоже, мы произвели на свет удачного ребенка, — с оправданным оптимизмом заявила Лилиан.
— Я ему это уже два дня твержу, — заметил Галеаццо, кивнув на Санджи, валявшегося на диване.
— Рано вы обрадовались, — вздохнул модельер, лениво выуживая из пачки сигарету.
— Газеты писали о нас больше, чем мы рассчитывали, — возразил Сортени.
— А телевидение прямо выложилось, — добавила Лилиан.
— Мы делаем лишь первые шаги, — упрямо продолжал Санджи.
— И финансовое положение у нас не лучшее, — согласился Галеаццо.
— Ну да. — Санджорджо щелкнул серебряной зажигалкой. — А у меня в последние месяцы ни одной приличной идеи.
— И, кроме того, он не видел этого ублюдка Рауля больше двух суток, — прошептала Лилиан на ухо Галеаццо. — Похоже, маэстро страдает от воздержания, — ехидно заметила она вслух. — Поправь меня, Санджи, если я ошибаюсь.
— Выстрел в яблочко, — вздохнул Сильвано, оценив интуицию Лилиан. — Простите меня.
— Уже простила, — сказала Лилиан. — Но, ради Бога, слезь с этого дивана. Ты мне напоминаешь Мими в последнем акте «Богемы».
Галеаццо рассмеялся.
— Тебя отличает истинно женская жестокость, — упрекнул Лилиан Сильвано.
— А тебя — ярко выраженный идиотизм, уж не знаю, откуда он взялся, — парировала Лилиан.
— Могу я выразить скромное желание — остаться одному, — процедил сквозь зубы Санджорджо.
— Вполне законное желание, — откликнулась Лилиан.