боялся подхватить дурную болезнь.
— «Нет убежища для грешника, — процитировал скорее для себя самого офицер, — ибо совесть находит его везде».
— Наверное, я никогда больше не пойду в бордель, синьор капитан, — сказал Чезаре.
— Я тоже каждый раз это себе говорю, — покачал головой офицер.
Чезаре открыл ему дверцу, захлопнул ее снаружи и, заняв за рулем свое место, завел мотор.
За год военной жизни Чезаре выучился многим вещам: он водил машину и мотоцикл, научился грамотно писать и гладко излагать свои мысли, умел повиноваться, но при случае умел и командовать. Но главное, что он приобрел — это знание того круга, к которому принадлежали офицеры, господа, усвоение их манер и привычек. Он уже знал, как ведет себя и как одевается настоящий синьор, а не просто богач, над чем господа смеются и что они предпочитают, умел отличить хорошую книжку от банальной, по-настоящему изящную вещь от всего лишь броской. Все это копилось, откладывалось в его цепкой памяти, все это должно было ему пригодиться потом.
— Прекрасная ночь, — откинувшись к спинке сиденья, заметил офицер.
— Да, синьор капитан. Ночь изумительная. — Был октябрь, и холодный воздух был насыщен ароматом полей. Звезды равнодушно глядели с неба на людские безумства и преступления. Где-то вдали были слышны пушечные выстрелы, горизонт прорезали всполохи огня. Чезаре делал все возможное, чтобы избежать многочисленных рытвин и ухабов, которые попадались на дороге.
— Есть известия из дому? — спросил Казати, взглянув на него.
— Плохие, синьор капитан. — Накануне Джузеппина прислала ему очень печальное письмо.
— Денежные проблемы? — Здесь Казати готов был помочь. Он питал настоящее уважение к этому парню с острым умом и прирожденным тактом, позволявшим тому, не будучи дерзким, держать себя с офицером на равной ноге.
— Нет, синьор капитан, испанка. — Это была страшная эпидемия гриппа, охватившая всю страну. Медицина тут была практически бессильна — выживали лишь самые крепкие, умирало много стариков и детей.
— Тогда я ничего не могу сделать для тебя.
— Да, синьор капитан.
— По моим сведениям, в Милане от нее умирает больше сотни человек в день. Это еще одна война.
— Но нет оружия, чтобы защититься. Джузеппина писала ему, что в каждом доме, в каждом подъезде был траур, что мэр города издал приказ, запрещающий похоронные процессии, чтобы еще больше не распространять эпидемию и не сеять панику среди населения.
— И твоей семьи это коснулось?
Навстречу промчался грузовик, который едва не задел их.
— Да, синьор капитан, — коротко ответил Чезаре, не отрывая глаз от дороги.
— Тяжело?
— Да, синьор. Двое младших умерли, — сказал Чезаре сдержанно. — А тот, которому десять лет, — в тяжелом состоянии.
Капитан Казати знал, что Чезаре любил своих братьев, и понимал, что эта сдержанность идет не от его равнодушия.
— И ты ничего не сказал? — упрекнул он.
— А что изменилось бы, если я рассказал бы вам?
Казати нечего было ответить. Опять этот парень ставил его в тупик. Что он за человек, этот молодой денщик: сумасшедший или философ?
— Странный ты тип, — сказал он, покачав головой. — Может, выправить тебе отпуск домой? — Ему хотелось что-нибудь сделать для Чезаре.
— Если бы это спасло моего брата, я бы пошел в Милан пешком.
— Да, конечно, — проворчал офицер. — Ну, вот мы и приехали.
Фары машины выхватили из темноты ограду и подъезд командного пункта. Часовой у входа взял на караул.
— Какие будут приказания на завтра, синьор капитан?
— Разбуди в семь.
Для Казати оставалась загадкой душа Чезаре. Перед лицом неотвратимого юноша сохранял невозмутимость и спокойную серьезность мудреца. Казати хотел понять его.
30
К билету в тысячу лир, который он взял с собой из дома, как талисман, и который перешел неразмененным из обмоток в красный сафьяновый бумажник, полученный за бутылку коньяка, добавились деньги Матильды и еще пятьсот лир, добытых самой разнообразной коммерцией. У Чезаре был талант доставать вещи, труднодоступные на фронте: от коньяка до медикаментов, от мундиров до авто. Деньги, которые он зарабатывал, вместе с теми, что взял с собой из дома, были всегда при нем; они давали чувство уверенности, и он предпочел бы скорее отправиться в путь без штанов, чем без денег в кармане. Он знал, что не сегодня завтра провернет с ними дело, которое круто изменит весь его жизненный путь. Но на войне, по крайней мере до сего момента, он больше нуждался в своей фантазии, чем в деньгах.
— Едем в Падую, — приказал капитан Казати.
— Когда, синьор капитан? — спросил Чезаре, вставая навытяжку.
— Сейчас же. Приготовь мне автомобиль. — Ему не было нужды объяснять своему денщику, что взять с собой в дорогу и какой выбрать маршрут, во всем этом Чезаре и без него отлично разбирался.
— Слушаюсь, — четко по-военному ответил он, щелкнув каблуками.
Падуя была хорошим местом для того, чтобы повидать людей, заняться коммерцией и немного поразвлечься. Правда, придется ехать весь день по разбитым дорогам, но Чезаре был отличный водитель и знал места, где можно передохнуть.
Еще до вечера они добрались до отеля «Поста», самого комфортабельного в городе, в котором останавливались важные гости. Среди них и полковник Луиджи Феррари из Комитета по военной промышленности.
Фирма «Казати и сын» производила велосипеды для армии, и полковник Луиджи Феррари обещал поддержать их в комиссариате, от которого зависел выгодный заказ. Чезаре знал, что в гражданской жизни полковник Феррари был инженером городской службы Милана, что означало для него многое: во-первых, земляк, а во-вторых, он решал вопросы, связанные со строительством домов в его городе.
Офицер из Комитета по военной промышленности в первую очередь занимался своими прямыми обязанностями, но не мог не принимать во внимание и интересов связанных с ним людей. Это был видный мужчина лет за сорок, высокий и подтянутый, с аристократическими чертами лица и благородными манерами, но явно с пороками заядлого игрока. Последний представитель древнего и знатного рода, он промотал уже значительное состояние, ибо склонность к игре делала его легкой добычей всякого, кто умел воспользоваться этой слабостью. При этом он не переставал быть важной персоной, имеющей немалый вес в бюрократических сферах, и лишь те, кто был в курсе его проигрышей за карточным столом, могли заметить во взгляде полковника растерянность загнанного животного.
Встреча между полковником Феррари и капитаном Бенедетто Казати внешне была сердечной. Они пожали друг другу руки и приступили к беседе прямо в холле гостиницы, где было очень многолюдно и оживленно. Чезаре уже немало перевидал военных чинов и всякого рода штатских боссов и научился по каким-то неуловимым признакам отличать кукол от кукловодов, чьи роли не всегда соответствовали их чинам. Все они были в безукоризненных мундирах и костюмах по последней моде.
— Я рад, что вы приняли мое приглашение, капитан, — сказал полковник Феррари.
— Мне пришлось провести в дороге весь день, чтобы успеть сюда вовремя. — За этими вежливыми словами скрывался явный упрек.
