ГЛАВА 3
Паоло Монтекки неслышно отпер дверь и вошел в прихожую, освещенную лишь отсветом уличных фонарей. Была глубокая ночь. Паоло умирал от усталости и чувствовал себя опустошенным. До Милана он ехал с Пьетро Ровести: их пути разошлись на вокзале, где Пьетро остался ждать поезда на Рим.
Паоло снял шляпу, плащ, поставил на стол чемоданчик с бриллиантами и, осторожно ступая, чтобы не разбудить Лоретту, направился по коридору к спальне. По дороге он что-то задел головой и, вздрогнув от неожиданности, повернул выключатель: с потолка свисала широкая голубая лента. Через всю ленту шла надпись: «Добро пожаловать, Паоло!»
Какая она милая, Лоретта! И как она его любит!
Он разделся и встал под душ. Живительная струя сняла напряжение, скопившееся в нем за трудный и мучительно долгий день. В течение этого невероятного дня бывали минуты, когда Паоло вдруг начинало казаться, что он присвоил чужую собственность, украл, похитил заведомо принадлежавшее не ему. Но уже вскоре он, спохватившись, убеждал себя, что бриллианты справедливо достались ему как самому догадливому и предприимчивому.
Чем больше Паоло думал о свалившемся на него богатстве, тем глубже забирался он в лабиринт, откуда не было выхода.
Завтра утром он идет в банк и оставляет бриллианты в сейфе — по крайней мере, надежное место.
Паоло на цыпочках вошел в спальню. Лоретта спала. Он тихо лег рядом, придвинулся к ней, слушая ее дыхание.
Рука Лоретты обвила его шею.
— Неужели я могла спать, зная, что ты приедешь? — засмеялась Лоретта.
— Обожаю твои духи, — сказал Паоло.
Она погладила его по щеке. Этот жест напомнил ему Зораиду и чувство отчаянной нежности, которое он испытывал к ней ребенком.
«Какая Лоретта красивая, — подумал Паоло. — И как я ее хочу!» Но у него не было сил сосредоточиться на этой мысли. Лоретта гладила его, как ласковая мать, и ее нежность убаюкала Паоло.
Он проснулся в чудовищном настроении, разбуженный кошмарным сном, который силился и не мог вспомнить. Лоретта еще спала. Он прошел в кухню, сварил кофе. Поставил две дымящиеся чашки на поднос. Затем вышел в прихожую, открыл чемоданчик, вынул мешочек и достал из него один бриллиант. Он был голубой, каплевидной формы. Паоло попробовал представить себе удивление Лоретты, когда он, вернувшись в спальню с подносом, разбудит ее и вместе с чашечкой кофе подаст бриллиант. Но Паоло не удалось заставить себя улыбнуться. Никогда прежде на душе у него не было так муторно. Наследство, которое, как он себя уверял, досталось ему по праву, жгло ему пальцы. Он опустил бриллиант обратно в мешочек, взял поднос с кофе и пошел будить Лоретту. Лоретта уже просыпалась сама и встретила его улыбкой. Они выпили кофе, сидя на кровати. Лоретта была олицетворением деликатности, но, читая в глазах возлюбленного беспокойство, не могла удержаться от вопроса.
— Что с тобой? — мягко спросила она. — Плохо себя чувствуешь?
— А как, по-твоему, должен чувствовать себя человек, который продал душу дьяволу? — криво усмехнулся Паоло.
— Ты все шутишь.
— А что мне остается делать?
— У тебя неприятности?
Он попытался ее успокоить:
— Ничего страшного. Просто день предстоит сумасшедший. — И добавил: — Я должен рано уйти.
До того, как стать любовниками, они были соседями. Паоло переехал в этот дом после развода с Орнеллой. Лоретта, владелица небольшого антикварного магазина, занимала квартиру, примыкающую к той, что купил Паоло.
Им было хорошо вместе, и вскоре они решили соединить две квартиры в одну, пробив дверь.
В банк Паоло поехал на такси. Получив в аренду сейф, он положил туда бриллианты Ровести, после чего позвонил в Рим Пьетро, который еще не успел переодеться с дороги.
— Послушай, — решительно начал Паоло. — У меня было время подумать, и я понял, что не хочу оставлять эту кожаную штуку себе.
— Так я тебе и поверил! — усомнился Пьетро.
— Только что я арендовал в банке сейф, и теперь эта штука лежит там. Приезжай и бери ее себе. Могу предложить другой вариант: ты приезжаешь, и мы вместе подумаем, как разделить камешки между всеми наследниками.
На другом конце провода раздался хохот.
— Старикан и с того света решил подложить нам свинью, — захлебываясь от смеха, сказал Пьетро. — И ему это удалось, ей-богу. Знаешь, что я тебе скажу? Позвони моей тетке. А меня уволь — не желаю иметь никакого отношения к этому чертову наследству.
— Не дури! Тысяча миллиардов не та сумма, чтобы ее нельзя было разделить на всех.
— Обратись к тете Анне. Уж она-то с удовольствием за это возьмется и все сделает в лучшем виде.
Пьетро положил трубку.
Паоло нашел в записной книжке номер Анны Ровести.
— Я приехал из Венеции, — сказал он, назвав себя. — Жду вас в банке. Какой банк? Банко ди Рома. Дело очень важное, так что поторопитесь.
Когда час спустя Паоло Монтекки появился в редакции, у него было превосходное настроение. Еще бы, гора с плеч свалилась! Спору нет, деление наследства на более или менее равные порции противоречило воле старика, но Анна наверняка придумает, каким образом это сделать, чтобы все остались довольны.
Паоло был на седьмом небе. Вернувшись в редакцию, он нашел на своем письменном столе официальное извещение о назначении его главным редактором всего издательства «Ровести».
Он позвонил Лоретте.
— Как дела? — спросила она.
— Отлично! Произошло событие, которое нужно отметить.
— Событие? Какое?
— Потерпи до вечера: вечером все расскажу за бутылкой шампанского.
ГЛАВА 4
В ту ночь Соне приснилась Мария Карлотта. Она сидела на каменной скамье, освещенная ярким венецианским солнцем, и отщипывала зрелые янтарные виноградины от большой грозди, которую держала в руке. Когда Соня подошла к ней, она улыбнулась счастливой улыбкой и протянула матери виноградную гроздь.
— Хочешь?
Соня отрицательно покачала головой и уже хотела обнять дочь, но проснулась. Открыв глаза, она не сразу поняла, где находится. Потом взгляд ее упал на ширму, и она вспомнила, что накануне вернулась в отчий дом. За окном синело чистое небо и светило солнце.
Боби и Пупетт, заметив, что хозяйка открыла глаза, дружно вскочили к ней на постель.
— Доброе утро, синьора, — выглянув из-за ширмы, с улыбкой сказала Силия. — Сейчас подам завтрак.
— Доброе утро, Силия, — улыбнулась в ответ Соня, поглаживая при этом собак, которые бурно выражали свою любовь.