– Я по поводу серьезных вещей не шучу никогда, – ответил Тейлор.
– Тогда, признаюсь: я люблю другого. – Тейлор с наслаждением глотнул вина и полюбовался цветом кьянти, подняв хрустальный бокал к свету.
– Ценю твою искренность, – произнес он. – Но то, что ты любишь другого, совершенно не имеет значения. Я вас видел вместе – красивая пара. Но это скоро кончится. А я тебе говорю о нашей совместной жизни.
– Тейлор, мы с ним – любовники.
– Знаю.
– Знаешь? – растерялась Нэнси.
– И мне неприятно. Когда-нибудь ты неизбежно сделаешь сравнение и поймешь, как много потеряла.
– Я его люблю и собираюсь за него замуж, – твердо произнесла Нэнси, рассчитывая лишить Тейлора всех иллюзий.
– А я подожду, пока ты разведешься. Потому что ты обязательно разведешься, если вы поженитесь.
Поведение юноши очень раздражало девушку.
– Почему ты так уверен? – спросила она.
– Я знаю силу твоего характера и знаю силу моей любви к тебе.
– Давай поговорим о другом, – сердито предложила Нэнси.
– Хорошо. Где ты была несколько месяцев?
– На Сицилии.
– Одна?
– С семьей Лателла. – В сущности, это не было ни для кого секретом, и Нэнси могла не скрывать свою принадлежность к семейству Лателла.
– Ваш отъезд сильно напоминал бегство. Вы, мафиози, ведете себя иногда довольно странно.
Тейлор говорил жестко и определенно. Нэнси заглянула ему в глаза, пытаясь понять, что у него на душе. Может, он просто шутит, но, всмотревшись, поняла: никогда еще он не говорил так серьезно.
– Не ожидала от тебя, – проговорила она, – ты вроде человек умный, а повторяешь такие старые банальности. Мафия – не столько определение, сколько клеветнический ярлык. Его навешивают в этой стране на некоторых людей, что смогли пробиться наверх. Ярлык, и ничего больше…
– Мафия – реальность. И хорошо бы тебе научиться распознавать ее и именовать настоящим именем, – сказал Тейлор, видимо, надеясь убедить Нэнси.
– У меня на этот счет – собственное мнение, – твердо ответила девушка.
– Одно дело – мнение, а совсем другое – реальность. Можешь думать, что угодно, но ты должна отдавать себе отчет в том, что живешь в доме одного из главарей мафии. Сотни раз в газетах писали о том, что Фрэнк Лателла замешан в преступной деятельности. Его имя всплывает на всех процессах «Коза ностры». Про Лателлу можно роман написать.
– Но никто ни разу не выносил ему обвинительный приговор.
– Это значит лишь то, что он очень хитер.
– И ты тоже хитер, Тейлор Карр, а может, только кажешься хитрым. Без Фрэнка Лателлы я никогда бы не оказалась с тобой здесь, в этом прекрасном доме. Я бы не поступила в Йельский университет, у меня не было бы счета в банке и дома в Гринвиче. Не будь Фрэнка Лателлы, ты бы меня и взглядом не удостоил.
Нэнси вскочила и в сердцах швырнула на стол салфетку. Тейлор негромко зааплодировал, улыбаясь своей обычной, неотразимой улыбкой.
– Ты умна, искренна, привлекательна. С таким характером ты обязательно многого добьешься. Теперь понимаешь, почему я тебя люблю и хочу жениться.
В глазах Нэнси сверкала ярость.
– Ты мне больше не интересен, Тейлор Карр, – воскликнула она. – Отвези меня, пожалуйста, обратно, в университет.
– Может, кончим, обед?
– Я не позволю устраивать мне полицейское дознание. В моей жизни есть много такого, о чем ты не знаешь. И хорошо, что не знаешь, поверь мне. Мы принадлежим к разным мирам. Ты – богатый аристократ, за тобой – целая вереница английских предков. А я – из рода вечно голодных, неграмотных крестьян. Моя бабушка не умеет читать. Но кое-что ты приметил верно: я многого добьюсь. Потому что так хочу. Потому что я в долгу перед моей семьей, особенно перед отцом. Но кое в чем ты ошибся: я никогда не выйду за тебя замуж. Я люблю другого и жду от него ребенка.
30
Нэнси чувствовала себя как никогда счастливой и спокойной. Словно солнце взошло у нее в душе. Ей казалось, что наконец-то нашла она надежный приют, где тепло и светло, нашла мечту, которую может лелеять, нашла любовь, которую будет беречь. Этой ночью разразилась сильная гроза, с громом, молниями и ливнем. На рассвете ветер разогнал плотные тучи, и небо стало голубым и ясным. Начался теплый, приветливый воскресный день августа.
Фрэнк Лателла с женой заказали два билета на вечерний спектакль на Бродвее. Они приехали в Манхэттен в полдень, как раз к мессе в соборе святого Патрика. С ними были Нэнси, Сэл и Джуниор.
После службы все пешком отправились по Пятой авеню к отелю «Плаза», куда должны были явиться Шон и Хосе Висенте, вернувшиеся из Сан-Франциско. Намечался семейный обед – приятная встреча и неизбежные беседы о делах.
На Нэнси был белый льняной костюм, подчеркивавший тонкую талию и чуть раздавшиеся от беременности бедра.
– Как ты себя чувствуешь? – заботливо поинтересовалась Сандра.
Она говорила, обращаясь только к Нэнси, тем тоном, каким говорят о своих делах женщины, когда не желают, чтобы вмешивались мужчины.
– Великолепно, – улыбнулась Нэнси.
– А меня на втором месяце все время тошнило, – вспомнила Сандра.
В голосе ее звучало сожаление об ушедшей молодости и утраченных надеждах.
Семья смирилась с беременностью Нэнси. Сначала девушка поговорила с Сандрой, потом Фрэнк дал согласие на брак. Шон и Нэнси должны были пожениться в начале сентября, Фрэнк и Хосе Висенте согласились быть свидетелями.
В отеле Фрэнку передали сообщение: Шон и Хосе Висенте вот-вот приедут. Нэнси захотела подождать их у входа, Сэл вышел вместе с сестрой. На площади, у гостиницы, неожиданный порыв ветра взлохматил им волосы. По улице проехал наряд конной полиции, возвращавшийся из Центрального парка.
Сэл подумал о бабушке, жившей в Кастелламаре дель Гольфо, замкнувшись в печальном одиночестве. Нэнси же разглядывала швейцара, красивого мужчину представительной внешности. Она вспомнила, как увидела на этом же месте отца, много лет назад, таким же солнечным утром, когда океанский ветер врывался в город. Она вновь представила отца в нарядной форме с серебряными галунами. Но теперь годы и жизненный опыт позволяли ей иными глазами взглянуть на ту давнюю сцену. Вспоминая, как почтительно суетился швейцар, Нэнси ощутила, что блестящая ливрея была знаком его приниженного положения. Ей вдруг стало жаль покойного отца. В нем не было ничего величественного; он просто добросовестно прислуживал, работая лакеем, как и этот швейцар, что кидается открывать дверцу лимузина, почтительно снимая фуражку.
Нэнси нашла руку Сэла и крепко сжала. Сцена убийства Калоджеро Пертиначе зримо встала у нее перед глазами. И снова, вместо белого льняного костюма, на ней оказалось пышное платье, надетое в день первого причастия в то давнее весеннее утро. Она снова услышала треск выстрелов из проехавшего мимо такси. И тотчас же ее отец упал, обливаясь кровью, на землю. Кровавое пятно медленно расползалось по ливрее с серебряными пуговицами и галунами. На мгновение Нэнси опять стала ребенком, и острая боль вспыхнула в ее душе.
– Папа, дорогой папа! – прошептала Нэнси. Она конвульсивно сжимала руку брата и видела перед собой не оживленную воскресную улицу, а лицо отца, прикрытое запятнанной кровью вуалевой накидкой. Видела
