Конни несколько мгновений пристально вглядывалась в глаза Дани.
– Да, – твердо сказала она. – Думаю, что да.
Дани кивнула.
– Вот видите. Мистер Ковердейл, так что вы выбираете – меня или другого автора, совершенно вам неизвестного?
– Вы прекрасно знаете, что бы я выбрал, – огрызнулся Оливер.
– Но все же, – настаивала Дани. – Если бы у вас был выбор?
– Вы не оставляете мне никакого выбора, – нетерпеливо прервал Оливер. – Мама, делай, как считаешь нужным. Но я не желаю иметь к этой книге никакого отношения. Я все сказал.
– Совершенно незачем кричать, милый, – укоризненно попеняла ему Конни.
Он одарил обеих женщин яростным взглядом.
– Правда, незачем. Вы ясно дали мне понять: что бы я ни делал, это бесполезно. Я уезжаю. Надеюсь, что вы представляете себе, на что идете.
И он стремительно покинул гостиную, с треском захлопнув за собой дверь.
– Боже милостивый, – устало вздохнула Конни, – на этот раз он действительно вышел из себя. Он никогда не называет меня мамой! Только если мне удается по-настоящему вывести его из себя.
Дани покачала головой. Не может быть, чтобы Конни не догадывалась, какую боль причиняет сыну. Чем обернется для него эта книга.
И Дани уже не может отступить, она во всеуслышание объявила, что берется за книгу.
Как же это получилось? Ведь она приехала сюда с одной-единственной целью – заявить о своем отказе. А сделала она нечто совершенно противоположное!
Дани нервно облизнула губы.
– Конни, простите, я не хотела бы показаться грубой...
Конни запрокинула голову и безудержно расхохоталась.
– Простите... я сказала что-то смешное? – удивленно подняла брови Дани.
Пожилая леди перестала смеяться и покровительственно похлопала Дани по руке.
– Нет, деточка, нет. Я, пожалуй, попрошу принести свежего кофе. А тем временем вы можете задать мне этот вопрос. – Она тонко улыбнулась и пояснила: – Вы же собирались спросить, не нарочно ли я создала эту ситуацию? Не хотела ли я спровоцировать вас принять решение, которое вы не собирались принимать? Я не ошиблась?
И Конни очаровательно улыбнулась, продемонстрировав кокетливые ямочки на щеках.
Поразительно! Именно этот вопрос и крутился на языке у Дани! Теперь и спрашивать не нужно: именно это и удалось сделать милой пожилой даме, воплощению доброжелательной простоты! Дани с опозданием поняла, что недооценивала Конни.
Она не сомневалась, что тепло и доброжелательность Конни неподдельны. Но выражение простодушной невинности на гладком личике оказалось обманчивым. Конни оказалась способна на такую изощренную интригу, на такую умелую манипуляцию, что ей впору руководить военной разведкой!
Однако это открытие никак не меняет ситуацию. Дани объявила о своем решении, пойти на попятный она уже не может. Это значило бы признать, что угрозы Оливера возымели действие.
Дани искоса взглянула на хозяйку дома. Удобно устроившись в глубоком кресле, она выглядела как довольная кошка. Совсем как ее сын десять минут назад...
– Вот какой сюрприз, моя хорошая, – радостно сказал дед, когда она вошла в теплицу, где он возился с какой-то растительностью, которую готовил для высадки в открытый грунт. – С тех пор, как умерла твоя бабушка, мне ужасно одиноко без женского общества.
Дани улыбнулась и еще раз звонко чмокнула деда в щеку. Она испытывала чувство вины: в последнее время она действительно очень редко его навещала.
Он ничуть не изменился. Огромного роста, мощный, волосы, зачесаннные назад, седые, но все еще очень густые. На нем тот же твидовый пиджак, что он надевал на лекции в университете. А теперь, уже десять лет, это его униформа садовника.
Он сосредоточенно потер лоб грязной рукой.
– Не уверен, что найдется, чем тебя угостить...
– Бутерброд с сыром – больше мне ничего не нужно, – улыбнулась Дани.
Подхватила деда под руку, и они отправились к дому.
Там Дани приготовила поднос с чаем и бутербродами, и они вновь вышли в сад, устроившись под старой яблоней.
– Почему ты не запираешь двери? – укоризненно сказала она. – Я приехала – все открыто, входи кто хочешь.
– Ты же не чужая, – весело отмахнулся дед. Он с нежной улыбкой наблюдал, как она разливает чай. – И потом, если кому понадобится проникнуть в дом, он это сделает, заперт он или нет. Сама знаешь.
Она это знала. Но все равно волновалась за деда. Как он тут, совсем один...
В прошлом известный историк, он продолжал работать почти до семидесяти лет. И пользовался
