наверху. Ты можешь разговаривать без помех.
Какая дерзость! Как он смеет давать ее телефон какой-то женщине! Не оборачиваясь, она пошла наверх.
И с яростью принялась тормошить свою сумку, беспорядочно вываливая на кровать вещи.
– Дани? – раздался сзади голос Оливера. – Я уезжаю. С мамой случился приступ. Это звонили из больницы.
Дани устыдилась. Почему она сразу думает о людях плохое!
– Я поеду с тобой! Не возражай, пожалуйста! Я обязательно должна ехать!
Он печально улыбнулся.
– Я как раз собирался попросить тебя об этом. Спасибо.
– Извини, пожалуйста. – Дани вспыхнула. Ее резкость явно задела Оливера. Она схватила сумочку и повернулась к нему. – Я готова. Поехали.
Уже в машине она осмелилась спросить, страшась услышать самое худшее.
– А эта женщина, из больницы... Она сказала, что произошло?
– Она, собственно, не из больницы... Она представилась как личный секретарь Мэтта. Того самого, что был тогда в гостях у мамы. И сказала, что мама в его частной клинике.
И он мрачно замолчал. Второй раз он назвал мать не Конни, как обычно, а мамой! Дани испугалась по- настоящему.
Значит, Мэтт, тот симпатичный пожилой джентльмен, врач? Это объясняло некоторые странности: и то, что он так опоздал к обеду, и то, что отказывался от алкоголя – возможно, на случай, если придется выехать к пациенту. И ведь так и случилось – он вынужден был срочно уехать по делам, которые нельзя отложить. К тяжелому больному?
Но почему он не сказал, какой факультет окончил? Какая у него специальность? Наверное, он не простой врач, если у него своя клиника!
По выражению лица Оливера она догадалась, что тот тоже понятия не имел о том, что Мэтт – врач. Так что спрашивать Оливера бесполезно. Да и жаль дергать его вопросами, на нем лица нет от беспокойства.
Он сосредоточился на дороге, и по горькой складке губ она поняла, как ему больно. И страшно.
Дани протянула руку и тихонько коснулась его плеча.
– Все будет хорошо, – тепло сказала она, удивляясь сама себе.
Зачем она это сделала? Зачем она это говорит? Она понятия не имеет, что произошло и, конечно же, она знает, чем все закончится! Но, если молитвы помогают, она будет молиться...
Оливер на секунду оторвался от дороги, чтобы улыбнуться ей.
– Спасибо. Надеюсь, ты не против, что они позвонили тебе домой? Они, кажется, отыскали меня, позвонив твоему деду. А он уж дал твой телефон.
И теперь, наверное, тоже теряется в догадках, что происходит, подумала Дани.
– Хорошо, что им удалось найти тебя, остальное значения не имеет, – решительно сказала она. И нерешительно спросила: – Но что случилось, Оливер?
Он с трудом сглотнул.
– Я только одно знаю – что ей стало плохо, и два часа назад ее доставили в клинику Мэтта. – Он вполголоса выругался. – Эта идиотка не пожелала ничего мне сказать. Сказала, что по телефону ничего не расскажет, что Мэтт ждет меня и сам мне все сообщит. Но сейчас-то мне это не поможет! Теперь я должен мучиться не известностью.
Дани всей душой сочувствовала ему. Она по себе знала – неизвестность хуже всего! И потом... у него нет никого, кроме Конни. То есть, он думает, что у него никого нет.
Хотя это и не так, Дани-то знала об этом. То, что она поняла вчера, означало, что у Оливера есть семья и кроме Конни.
Но сейчас это ничего для него не меняет. Нужно смотреть правде в лицо. Сейчас главное – узнать, что с Конни, и надеяться на то, что с нею все будет в порядке. Что ничего серьезного не случилось. Однако... присутствие за ужином Мэтта, сам стиль их общения с Конни теперь, когда Дани узнала, что он врач, выглядел совсем иначе. Несомненно, они с Конни давно уже знакомы. И, несомненно, то, что Дани приняла за несколько фамильярную нежность, теперь выглядит совсем иначе. И очень напоминает зависимость больного человека от своего врача...
Поворачивая машину во двор клиники, Оливер сказал каким-то сдавленным голосом:
– Дани, я хочу, чтобы ты знала... Я очень рад, что ты сейчас со мной. Что ты согласилась со мной поехать.
Она снова без слов пожала ему руку. Они выбрались из машины и бок о бок пошли по гравийной дорожке к главному входу.
– Я очень привязалась к твоей матери, Оливер. Она такой необыкновенный человек – сразу вызывает любовь к себе.
При ее обычной сдержанности эти слова прозвучали как-то формально. Но Дани чувствовала, что Оливеру сейчас не нужны никакие изъявления чувств. Ему достаточно знать, что есть рядом еще один человек, который будет всей душой желать его матери выздоровления.
Он повернулся к ней и чуть улыбнулся – она поняла, что сказала именно те слова, что были ему необходимы. И еще одно она поняла с болезненной отчетливостью: она любит Оливера. Не охвачена
