«Вот те и напарник незваный пришел. Ну что ж с ним делать? За рубаху его не оттащишь, – думал Фомич. – Ему ведь тоже кормиться надо».
Живой было резко пошел за дедом, но по его захвату, как нарочно, рос густой рябинник и торчало много высоких порыжелых кочетков. Трава перестоялась, а рябинник так и вовсе у корней был что твоя проволока, аж коса звенела. Того и гляди, пятку порвешь. Разов десять махнешь, а там уж коса не берет, мусатит траву – и шабаш. Фомич поминутно останавливался, вынимал брусок и точил косу. А дед Филат без остановок все смолит и смолит, аж рубаха пузырится – вон куда ушел!
«И что за коса у него? – думал Фомич. – Прямо змея. И дед еще при силе… жилистый! Это он на вид такой: дунешь – упадет. А гляди ты, как уписывает. Оно, пожалуй, кстати, что помощник сыскался. Не то вон намедни выкосил Андрюшину деляну – время согревать да в стога метать, а с кем? Дуню не посадишь на стог – не свершит. Самому придется и навивать, и вершить, и утаптывать. Налагаешься со стога да на стог так, что язык высунешь. А деда посажу – и за милую душу. У него и вилы хорошие есть – четырехрогие, стоговые. Теперь таких не купишь».
Когда Фомич закончил свой рядок, дед Филат уже отдышался.
– Ну что, Федька, ешь тебя лапоть! Али я не говорил тебе, что пятки порежу?
Дед Филат сидел с открытым ртом, как гусенок в жаркий полдень, на груди и на спине его синяя облезлая рубаха потемнела от пота.
– Коса у тебя – золото! – сказал Фомич, вытирая рукавом пот. – На всем рядке ни одной заточки. Ей- богу, не поверил бы, кабы кто сказал.
– Я в прежние годы с этой косой, Федька, пол-России выкашивал. И на Дон ходил, и на Кубань, ажно до самых Капказских гор. Наши рязанские косцы высоко ценились. Бывало, приду к хохлам на базар, где они косцов нанимали, напишу на лапте: пятьдесят копеек – и спать ложусь. Кому нужно – бери. Меньше ни в какую. Не согласен – и точка!
Косили с передышкой долго, пока солнце под уклон не пошло. И только тогда, перед уходом домой, дед Филат признался:
– Я ведь наперехват к тебе пришел, Федька.
– А кто ж еще хотел? – насторожился Фомич.
– Спиряк Воронок…
– Чего ему не хватает? – нахмурился Фомич. – Все хапом норовит.
– Вчерась я ходил на скотный двор. Он вертится, как бес хромоногий. Подмигивает мне: «Пойдем, говорит, калым с Фомичом делить на покосе».
– Я ему поделю! Окосьем по зубам, – кипятился Фомич.
– А если, говорю, он несогласный? Тогда что? Тогда, говорит он, председателю донесу. Ни мне, мол, ни ему.
– Испугал председателем!
– Мотри, ноне вечером он к тебе нагрянет.
– И на порог не пущу блинохвата, – сказал Фомич.
4
Но вечером, уже при свете, Спиряк без стука прошмыгнул в избу к Живому. Было ему уже далеко за шестьдесят, а он все еще ходил в Спиряках. Ну, Воронком еще звали. А ведь в былые времена должности хорошие занимал! Да и теперь, хоть и работал скотником на ферме, но, поскольку приходился старшим братом прудковскому бригадиру, силу Спиряк имел большую. В его облике было что-то барсучье: вытянутое вперед тупоносое лицо с черными усами и белой бородкой, скошенный низкий лобик и плотно лежащая, словно зализанная, седая щетина коротких волос. И в повадке Спиряка было тоже нечто барсучье – в избу войдет, как в нору юркнет. Не услышишь… Встанет у порога и крутит головой, словно принюхивается. И кланяется так, будто голову протягивает, того и гляди – укусит.
– Добрый вечер, хозяева! Хлеб-соль вам.
Фомич с Авдотьей ели пшенную кашу; дети нахлебались в первую смену, уже отвалили от стола и копошились тут же, на полу.
– Проходите в избу, раз уж вошли, – сказала хозяйка. – Чего стоять у порога? За постой деньги не платят.
Фомич промолчал.
Спиряк сел в передний угол и бесцеремонно заглядывал в чашку.
– Никак, пшенная каша? А я пашано на блины пускаю.
– У нас не то что на блины, на кашу нет его, пашана-то, – сказала Авдотья.
Фомич отложил ложку, глянул круто на Спиряка.
– Ты чего в ревизоры лезешь? Довольно и того, что твой брат обирает колхоз.
– Ну, брат мой по пуду пашана со двора не собирает. Это у нас раньше только поп Василий огребал по стольку, – едко ухмыльнулся в бороду Спиряк Воронок.
– Да вы с Пашкой и мертвых обираете!
– Это что еще за мертвых?
– Памятники с могил потаскали… Тот на фундамент, а ты на подвал.
– То церковные памятники… с крестами. Камень, и больше ничего. А то – пашано. Да еще по пуду.
