от времени вливались потоки воды, прохладные брызги разбивались о лицо боджока, но тот, хотя и поехал специально, чтобы не думать о бесчисленном множестве проблем и трудностей, требующих разрешения, чтобы отвлечься, понимал, что отвлечься все равно не удастся.
У моста в город «джип» попал в толпу, перегородившую улицу. Здесь каждую машину останавливали и тщательно, не спеша обливали седоков. В такой день не обливают водой только почтальонов и монахов.
Чье-то веселое молодое лицо заглянуло под брезентовый верх и расплылось от радости.
— Боджок! — закричал молодой голос. — Боджок с нами!
Загорелые руки потянулись в машину.
Шофер медленно нажал на газ. Аун Сан высунулся из машины и протянул обе руки. Машина въехала на мост и, казалось, исчезла за морем голов. Каждый хотел пожать руку Аун Сану. Ведь он теперь был не только герой. Он теперь возглавляет всю страну. Не сегодня-завтра уйдут англичане…
Долго еще бежали за машиной люди, и уже по мосту, по центральной улице прокатывалась весть: боджок с нами! Вслед машине тянулись сверкающие струи воды. Шофер прибавил газу. Обернулся.
— Чудо просто, что мотор не залили. Как бы пешком возвращались?
Адъютант был озабочен. Он отвечал сейчас за жизнь боджока, а как охранишь его в такой толпе?
«Джип» ехал по улицам центральной части города. Часто встречались еще обгорелые стены, пустые глазницы окон, выбоины в мостовых, кое-как заделанные дорожным управлением.
Родной Аун Сану город. Давно ли он, совсем мальчишкой, вышел неуверенно на вокзальную площадь Рангуна? Интересно, жив ли еще тот тамил — уборщик, первый человек, с которым он заговорил в Рангуне? Или рикша, который вез его к университету?
Город сейчас грязен, неустроен, даже хуже, чем до войны. Здесь богатеют спекулянты, разоряются мелкие лавочники, здесь процветает «черный рынок» и проститутки разъезжают в облезлых «джипах». Здесь стоят длинные очереди к магазинам с желтыми вывесками, в которых отоваривают карточки. Мальчишки-газетчики размахивают на углах своим товаром, и слышно, как в их криках повторяются слова «Лига» и «Аун Сан». В кучах мусора возятся голодные дети, и кондукторы развалюх автобусов зазывают пассажиров. Калеки-нищие демонстрируют свои уродства. По ночам участились грабежи.
Но Аун Сан за всем этим видит другой Рангун, Рангун будущего, светлый, чистый город, город счастливых, свободных людей, столицу Пьидоты — страны изобилия. В конце концов Бирма — одна из богатейших на свете стран. Надо только приложить руки, надо, чтобы народ чувствовал себя настоящим хозяином. И что же, все-таки жизнь прожита не зря. «Даже если что-нибудь случится со мной, — думает Аун Сан, — то мой труд продолжат другие, которым уже не придется скрываться от английских шпиков или убегать за границу».
Машина проезжает по набережной с обгорелыми остовами пакгаузов и искалеченными телами башенных кранов. Немногочисленные корабли ждут очереди к единственному восстановленному пока причалу… Пора поворачивать назад.
— Нас уже мать ждет обедать, — говорит боджок малышам.
Адъютант облегченно вздыхает и вынимает руку из кармана. Рука вспотела.
— Ничего со мной не случится, — улыбается Аун Сан, заметив движение адъютанта. — Не стоило так судорожно держаться за пистолет.
— Раскрытие заговора! — кричат газетчики. — Куда пропадало оружие!
Аун Сан просит шофера остановиться и покупает газету. Об этом ему еще не сообщали. Оказывается, в Рангуне раскрылся очень неприятный для англичан скандал. Заведующий военными складами майор Вивиен продал У Со большие партии оружия. Часть оружия возвращена, часть так и пропала. Сигналы о том, что с военных складов пропадает оружие, поступали уже давно, расследования англичане так и не назначали. Но этот последний скандал получил слишком широкую огласку для того, чтобы его замять.
— Ну что ж, — говорит Аун Сан, — с этим мы справимся. Хотя оружие в руках негодяев, даже немногочисленных негодяев, может натворить много бед.
Адъютант опять сует руку д карман. И уже не вынимает до тех пор, пока «джип» не сворачивает к дому с башенкой, к дому председателя Антифашистской Лиги.
«Революция — это прямое участие масс в определении своей собственной судьбы с применением любых средств. Революция исторически неизбежна и необходима. Она не допускает никакого схематизма, отсутствия связи с данными историческими условиями и не может иметь слепого, негативного, стихийного, разрушительного характера. Революция, следовательно, в высшей степени созидательна. Ее основная цель — освобождение всех тружеников, ее основа — участие масс, гарантия ее успеха — сознательность (другими словами — степень, в которой трудящиеся массы организованы и тем самым сознают свою роль и силу)…»
Аун Сан выступал на конференции Антифашистской Лиги в мае 1947 года. Революция продолжалась. «Если мы сумеем получить на пути мирных действий столько же, сколько на пути насилия, вы можете не сомневаться, что мы пойдем к свободе дорогой мира, что бы другие ни говорили обо мне или об этом пути. Но если единственным путем к свободе явится путь насилия, мы пойдем по нему».
9 июня открылась первая сессия учредительного собрания. На ней приняли резолюцию, разработанную Аун Саном на основе его майской речи. За резолюцию голосовали и члены Лиги и коммунисты. Был принят и проект конституции независимой Бирмы. На сессии Аун Сан снова заявил о необходимости скорейшей передачи власти временному правительству. «Если эта передача власти не будет произведена мирным путем, посредством переговоров, то мы прибегнем к другим средствам».
И все-таки это еще не было независимостью. Губернатор продолжал лавировать, английские газеты писали день и ночь о том, как хорошо будет Бирме, если она останется в Британской империи.
В июле начались переговоры о восстановлении единства с компартией. Не сегодня-завтра в Рангуне ждали заявления о том, что компартия снова вместе с Аун Саном.
Ждать дольше было нельзя. Переговоры оказались последним толчком, последней каплей.
Если Аун Сана не убрать немедленно, сейчас, страна могла полностью и навсегда быть потеряна для Англии, для таких людей, как Ба Mo, У Со и По Тун. С этим были согласны и некоторые деятели внутри самой Лиги, некоторые социалисты, некоторые помещики.
Наступил день 19 июля 1947 года.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
СМЕРТЬ АУН САНА
С утра был дождь. Но он так и не набрал силы. Перестал. Небо осталось мутным и серым — муссонным небом.
В 10 часов утра машина Аун Сана въехала в ворота секретариата. Заседания Исполнительного совета проходили в этом огромном мрачноватом здании, построенном англичанами еще в начале века. Вместе с газонами оно занимает целый квартал и огорожено железной высокой решеткой в полтора человеческих роста.
Аун Сан вышел из машины у входа в секретариат. Он был одет в золотистые лоунджи и белую рубашку. Теперь он все реже и реже появлялся в мундире, который знала вся Бирма.
В 10 часов 5 минут Аун Сан вошел в кабинет, где его ждали члены Исполнительного совета. Теперь их уже все называли министрами. Все, даже губернатор, который на заседания не приходил. Ему уже нечего было там делать.
В 10 часов 7 минут в кабинет Аун Сана вошел Такин Мья — последний из министров. Началось заседание. Обычное заседание. На нем обсуждались вопросы автономии нацменьшинств и распределения земли между крестьянами.
В 10.25 некий У Тин Маун, который пришел в секретариат навестить своего друга, индийского клерка,
