Через несколько дней шторм утих, и моряки вернулись к разбитому кораблю. Капитан Тардиве полагал, что «Аврору» можно будет починить, но для того чтобы в этом убедиться, следовало проникнуть в трюмы и исследовать днище.
Люки открыли с трудом, потому что груда трупов, словно рой ос, была привалена к люкам снизу: люди старались пробиться к тонкой щели — единственному источнику воздуха. Взломать люки невольники не смогли: на работорговых судах они обшивались железом.
Когда все трупы были, наконец, выброшены в море, оказалось, что починить «Аврору» не удастся. Пришлось нанять арабскую фелюгу, чтобы плыть на ней дальше. Капитан был доволен Сюркуфом, который показал себя в уборке трупов с лучшей стороны. Капитан не унывал. Убытки были велики, но их всегда можно возместить — негров в Африке достаточно.
На Иль-де-Франсе Тардиве расстался с пассажирами и получил под командование другой корабль — «Реванш». Тардиве уже знал, что может положиться на Робера, и взял его к себе вторым помощником. Проплавав С Тардиве чуть больше года, Сюркуф решил бросить капитана — тот был неудачлив. Его преследовали бури, крушения, убытки. Сюркуф нанялся на другое работорговое судно и еще несколько месяцев изучал ремесло — покупал и перевозил невольников.
Сюркуфу уже семнадцать. Он два с лишним года плавает в Индийском океане. Ему надоело помогать другим богатеть, оставаясь бедным. Но кто здесь доверит корабль мальчишке? И Сюркуф возвращается во Францию. Там он обращается к родственникам и друзьям, уговаривает их купить небольшой бриг «Креол» и сделать его капитаном. И в 1792 году он вновь отправляется в Индийский океан.
Сюркуф знал, что Конвент революционной Франции отменил рабство и объявил работорговлю незаконной. Указ об этом был направлен и губернатору острова Бурбон. Но то, что было понятно членам Конвента в Париже, казалось нарушением всех естественных норм жизни плантаторам французских владений в Индийском океане. Отмена рабства грозила плантаторам разорением. Поэтому единственной реакцией на постановление Конвента было повышение цен на рабов. А губернатор, опубликовав декларацию, тут же закрыл глаза на работорговлю.
К тому времени, когда Робер Сюркуф вернулся на своем бриге, ситуация в работорговле несколько изменилась. В дело вмешались англичане. Не потому, что они были ярыми противниками рабства — в их колониях тоже использовались невольники. Но коль скоро Франция находилась с Англией в состоянии войны, англичане организовали блокаду французских владений в Индийском океане, и она оказалась куда эффективнее, чем постановление Конвента и неискренние запреты губернатора. В результате несколько кораблей, перевозивших рабов из Африки, были задержаны и конфискованы англичанами. Сюркуф, как и другие работорговцы, счел более благоразумным отсиживаться на Бурбоне, а не рисковать бригом.
Возмущенные плантаторы, однако, требовали более активных действий. Всем было известно, что силы англичан невелики и что им приходится рассредоточивать корабли по всему океану, охраняя свои коммуникации от Калькутты до мыса Доброй Надежды. Под давлением плантаторов губернатор Бурбона согласился на то, чтобы все наличные французские суда, усиленные добровольцами, совершили нападение на английский блокирующий отряд. В распоряжении французов были два военных фрегата, кроме того, удалось вооружить два больших торговых судна, на одном из которых, «Жане Барте», ушел и доброволец Робер Сюркуф. Бой окончился успешно — английская блокада была снята, и французы сами перешли в наступление.
После этого боя Сюркуф понял, что куда выгоднее, а главное, благороднее заниматься ремеслом корсара, чем возить в трюмах рабов из Африки. И он решает начать охоту за английскими торговыми судами.
Однако здесь возникли трудности. Чтобы получить патент корсара, необходимо было внести залог и найти поручителей. Это делалось для того, чтобы под видом корсаров в море не уходили мелкие разбойники, которым было все равно, на кого нападать, и которые чаще угрожали собственному, чем враждебному, судоходству.
Судя по последующим событиям, у Робера были на Реюньоне (так с 1794 года стал называться остров Бурбон) не только друзья, но и враги. Ехать же в поисках денег во Францию было невозможно: Сюркуф уже исчерпал там кредит. За месяцы, проведенные в порту, богаче он тоже не стал. И потому Сюркуф решает совершить еще несколько рейсов в Африку за рабами, чтобы заработать денег на залог.
В этом не было ничего удивительного, поскольку после снятия английской блокады работорговцы возобновили рейды в Африку и никто их за это не преследовал. Но, вероятно, Сюркуф чем-то не угодил губернатору. Не успел он выйти в море, как последовал приказ: «Креола» по возвращении немедленно задержать и капитана арестовать как работорговца и злостного нарушителя Декларации прав человека. Возможно, впрочем, что губернатор решил пожертвовать юным моряком, чтобы продемонстрировать Парижу свое служебное рвение.
Известие об ордере на свой арест Сюркуф получил от друга, придя на Мадагаскар. Иной бы отказался от покупки рабов, но Сюркуф набил трюмы невольниками и спокойно проследовал к Реюньону. Правда, он принял меры предосторожности. Верные люди должны были ждать его ночью у одной из бухт острова, куда «Креол» и приблизился. Невольников отправили на берег на шлюпках, а Сюркуф на следующий день смело вошел в порт и бросил якорь. Полиция ждала Сюркуфа. Власти действовали даже расторопнее, чем Робер ожидал. Команда не успела привести трюмы в порядок, как комиссар полиции с помощниками взошел на борт брига и, осмотрев его, предложил капитану следовать за ним в тюрьму.
Отрицать свое участие в работорговле было бы трудно. Низкие нары были снабжены ножными кандалами. Там же стояли котлы для варки риса, которым кормили рабов. Да и в трюме стоял специфический запах — след многодневного пребывания в душной тюрьме двух сотен измученных людей.
Сюркуф не стал спорить. Он лишь позволил себе пригласить комиссара и его спутников в каюту, чтобы позавтракать, ибо гостям и хозяину предстоял долгий и трудный день. Стол в каюте ломился от яств, и проголодавшийся комиссар проявил естественную человеческую слабость.
Пока Сюркуф поил гостей, его помощники, следуя инструкции, принялись за дело. Сначала один из них, сославшись на приказ комиссара, отослал на берег шлюпку, на которой полицейские прибыли на «Креол». Затем был поднят якорь и поставлены паруса. Все приказы отдавались шепотом, и многочисленная, хорошо вооруженная команда судна действовала дружно и слаженно. Потом пришлось пережить тревожные минуты, пока бриг проходил под самым бортом французского фрегата и под пушками береговых батарей, стерегущих вход в порт. Наконец «Креол» оказался в открытом море.
Когда океанская качка стала заметной, комиссар встревожился и потребовал, чтобы его выпустили на палубу. Берег был еще ясно виден, но помощи оттуда ждать не приходилось. Взбешенный комиссар забыл о щедром угощении и потребовал, чтобы его немедленно отвезли обратно в порт, иначе Сюркуфа ждут большие неприятности. Стоявшие вокруг матросы с пистолетами и мушкетами, однако, не проявляли признаков страха, растерянности или желания подчиниться приказу.
Двадцатилетний капитан вежливо ответил комиссару, что именно нежелание подвергать себя большим неприятностям заставило его решиться на небольшую морскую прогулку. Более того, теперь он намерен вернуться за новой партией рабов к африканскому берегу, где и оставит комиссара и его спутников. Ибо тем, кто так заботится о свободе негров, несомненно, будет приятно провести остаток своих дней в их обществе. А пока «Креол» идет к Африке, он в полном распоряжении гостей, которые могут пользоваться его кухней, винным погребом и прочими услугами.
До вечера бушевал комиссар, но бриг держал курс в открытое море. Сюркуф ждал темноты, чтобы незаметно повернуть обратно: в его планы визит к берегам Африки не входил. К вечеру начался шторм, и комиссару пришлось пережить неприятные часы, когда бриг кидало с волны на волну. Это сделало комиссара более сговорчивым. Он разорвал уже заготовленное обвинение Сюркуфа в работорговле и похищении должностного лица и составил акт, в котором информировал
