хорошо вооруженным десантом… Туземцы сопротивлялись, медленно отступая в лес и не переставая стрелять и кидать камни. Я убежден, что суровый урок научил этих дикарей уважать жизнь белых людей… Затем мы вернулись на борт, хотя я с прискорбием вынужден сообщить, что двое из наших людей были серьезно ранены стрелами. Потери туземцев установить трудно».
Процедура «наведения порядка» была всегда одинакова. Сначала пираты убивали островитян, затем, если островитяне не желали смириться, появлялся крейсер и сжигал деревню. А пиратство и работорговля продолжали процветать, и по-прежнему занимался своим ремеслом Булли Хейс.
Жизнь Хейса протекала так же бурно, как и за десять лет до того. Ему всегда нужны были деньги, и он никогда не задумывался над тем, какими путями они к нему поступают. Он снова разбогател, завел себе еще одну жену, поселил торговых агентов на многих островах, ибо это было выгоднее, чем возить рабов. Но пирата окружали соблазны легкой наживы, и одолеть их он не мог.
Однажды Хейс взял груз на Гуаме, принадлежавшем тогда испанцам, и, судя по документам, срочно отправился в Апию. Но, как потом выяснилось, он лишь отошел от порта на небольшое расстояние и лег в дрейф. На третий день в сопровождении нескольких матросов он высадился на берег и направился к лесу. Однако дойти до леса Хейс не успел. Два десятка испанских солдат выскочили из укрытия и окружили его. И хотя Хейс клялся, что решил просто размяться на берегу, никто его не стал слушать: у испанцев были свидетели, что Хейс договорился с политическими ссыльными на Гуаме увезти их с острова по цене в двадцать четыре доллара С головы.
Так Хейс оказался в Маниле, на Филиппинах, в качестве… политического заключенного.
Известный путешественник капитан Слокам, который вскоре в одиночку за три года обойдет земной шар на яхте «Спрей», был в то время в Маниле. Он встречался с Хейсом раньше и, так как знал, что испанская тюрьма на Филиппинах далеко не рай, решил навестить заключенного и ободрить его. Но путешественник ошибся. Сочувствовать Хейсу не приходилось. Слокам застал пирата на веранде дома начальника тюрьмы, где тот мирно пил кофе и обсуждал с приехавшим к нему в гости епископом Манилы вопросы религиозного свойства. За несколько дней до того Хейс, не потерявший к сорока шести годам предприимчивости и изобретательности, переплел в католичество, что сделало его весьма популярной фигурой в Маниле.
Еще через несколько дней Слокаму удалось увидеть, как во главе праздничной религиозной процессии по Маниле шагает босиком, неся самую длинную свечу, поседевший и приобретший в тюрьме благородный и несколько изможденный вид пират Хейс. А вскоре испанские власти в Маниле по настоянию епископа и других влиятельных лиц сняли с Хейса все обвинения и даже выдали ему бесплатный билет до Сан-Франциско.
Из Сан-Франциско Хейс вскоре снова вырвался. Ему удалось уговорить какого-то доверчивого дельца дать ему свою яхту «Лотос» для крайне выгодного плавания в Южные моря. По каким-то неизвестным причинам, которые дали историкам основания подозревать Хейса в очередном жульничестве, на борту яхты помимо Хейса, его помощника Эльсона и матроса-норвежца Питера была жена владельца яхты, самого же владельца не оказалось.
Путешествие было нелегким. Хейс изводил придирками норвежца, из-за чего у них то и дело вспыхивали ссоры. Кулаки Хейса все еще были крепки, и норвежец выходил из ссор с синяками и ушибами. Смирялся и терпел.
В Алии Хейса встретили как долгожданного блудного сына. Ему рассказали и последнюю сенсационную новость. Росс Льювин, построивший себе крепость на Танне и удалившийся туда от дел, убит. Убил его брат мальчика, которого Льювин застрелил за кражу банана. Восстановив деловые контакты, Хейс тут же пустился в объезд своих владений.
31 марта 1877 года яхта приближалась к острову Вознесения. Было десять часов вечера, и стояла полная тьма. Жена хозяина яхты, по-прежнему сопровождавшая Хейса, и помощник капитана были внизу. На палубе оставались лишь Хейс и норвежец. О том, что случилось, рассказывает со слов помощника капитана санфранцисская газета «Пост»: «Капитан говорил с рулевым о курсе. Возник спор, и капитан ушел вниз. Когда он поднялся через несколько минут, матрос ударил его по голове бревном. Хейс упал и тут же умер».
Судьба убийцы неизвестна. И даже неясно, убил ли он Хейса в гневе, доведенный до крайности избиениями и придирками, или причиной была ревность.
После смерти Хейса появилось много рассказов о том, как он умер. Так как правда была банальна и некрасива, ее приукрашивали. Писали, что норвежец убил Хейса десятью выстрелами из револьвера и после каждого Хейс поднимался и не хотел умирать. Говорили, что его сожрали акулы…
«Шрамы» от его деятельности оставались еще на многие годы в памяти островитян, и пушки крейсеров, «наводивших порядок», гремели и в его честь.
Рейдеры погибают в одиночку
К концу наполеоновских войн последние корсары ушли на покой. Каперству уже не суждено было возродиться — и не только потому, что наступила эпоха «организованных» войн, что государствам стало невыгодно делиться прибылями с частными предпринимателями, и не потому, конечно, что против морского разбоя, пусть даже в легализованной форме, выступала либеральная общественность. Причины были самыми земными: XIX век — век торжества буржуазии, торговцев, промышленников, век утверждения принципов частной собственности и свободной торговли. Неудивительно, что первым известным противником каперства был великий американец Бенджамен Франклин, который предложил включить пункт о его запрете в мирный договор США с Англией после окончания войны за независимость. Англичане воспротивились, и пункт не был включен. Но неутомимый Франклин добился своего при заключении договора с Пруссией. И хотя этот пункт был не более чем формальностью — в то время ни у США, ни у Пруссии практически не было военного флота, — прецедент был создан.
Специалисты по морскому праву в течение первой половины XIX века отчаянно спорили, входит ли собственность, перевозимая по морю, в понятие собственности, неприкосновенной в ходе военных действий, либо (ввиду того, что торговец во время войны имеет возможность не выходить в море, а оставаться в защищенной гавани) она является исключением и может быть уничтожена. Эти споры достигли апогея на Парижском конгрессе 1856 года, состоявшемся после окончания Крымской войны. В конце концов была принята декларация о запрещении каперства на море. Соединенные Штаты, так резко выступавшие против каперства в конце XVIII века, голосовали против декларации. На первый взгляд их позиция может показаться парадоксальной, но, если вдуматься, она станет понятной. В то время США обладали огромным торговым флотом и слабым — военным. Каперство, рассуждали их представители, оружие слабого в борьбе против сильного. Запрещение его выгодно в первую очередь Англии, могучий военный флот которой может охотиться за торговцам, не прибегая к помощи каперов.
С каперством было покончено, потому что оно изжило себя, но сам принцип нападения на мирные торговые суда с целью захвата или уничтожения собственности противника остался в силе. Специалисты продолжали спорить о том, что хорошо, а что плохо, а тем временем ведущие морские державы начали строить крейсеры — корабли среднего класса, предназначенные, в частности, для крейсерских операций, то есть государственного каперства, для охоты за торговыми судами противника или судами нейтральных стран, перевозящими нужное противнику сырье и товары. Возникает термин «крейсерская война» — именно под этими словами скрывается корсарство XX века. Увлечение идеями крейсерской войны, популярными в конце прошлого века во Франции и в России, отрицательно сказалось на развитии флота в этих странах. Теоретики крейсерской войны полагали, что в случае конфликта с Англией крейсерские операции смогут обеспечить надежную блокаду острова. Впоследствии, когда увлечение этими
