— Кто такой Нил?
— Это мой болван.
— Вот как? А он подходит?
— Подходит. И самое главное — у него получится.
— Тебе, Григорий, виднее.
* * *
Я немедленно отправился к Нилу.
— Помнишь, я поручил тебя подумать о проблеме оживления человека? Сейчас эта задачка становится нашей основной работой. Не знаю, что уж там за срочность, но товарищ А. торопит. Для меня самого такая ретивость неожиданность. Придется тебе через неделю отправиться в длительную командировку. В Берлин. Интересно проведешь время, может быть, даже живых фашистов увидишь!
Особой радости Нил не проявил. Очередная загадка, как правило, советские граждане воспринимают возможность командировки за рубеж с восторгом.
— Прости, я никогда не интересовался твоими личными обстоятельствами, но ехать нужно. Что-то не так? — спросил я на всякий случай. Мало ли.
Нил засмеялся.
— Ничего особенного, так, глупости.
— А все-таки?
— Я думал, вы знаете, Григорий Леонтьевич.
— Нет.
— Разве вы не играете на тотализаторе?
— На тотализаторе? Странный вопрос. Нет, конечно.
— Значит, Григорий Леонтьевич, вы так и не стали для них своим.
— Поясни.
Нил тихонько засмеялся и стал потирать руки.
— Ну? — не выдержал я.
— Не знаю, как и сказать… Для определенного круга избранных в Кремле устроен тотализатор. Ставите денежки на какое-нибудь событие и потом получаете выигрыш, если конечно отгадали исход. Очень удобно. Меня включили в список игроков, как Королькова. К стыду своему я должен отметить, что они обнаружили во мне что-то свое, чего не было у вас, Григорий Леонтьевич.
— Забавно. Ну и на какие события принимаются ставки?
— Через неделю во Франции устроят фашистский переворот. Ребята ставят на фашистов. Сами знаете, как товарищ Сталин отзывается о гнилой западной демократии и различных либераликах и социал-демократиках. Они — социально далекие. А фашисты, соответственно, социально близкие. Сам я поставил против них. Честно говоря, не хочется, чтобы такая мразь пришла к власти хотя бы и во Франции.
— Так. А откуда известно о перевороте?
— Источники не называются.
— Еще?
— Вторая позиция — судьба ледокола «Челюскин». Вопрос — устоит ли «Челюскин» до окончания съезда партии, или льды раздавят его в самое ближайшее время? Я поставил на льды.
— Все?
— Нет. Могу ли я обратиться к вам с личной просьбой?
— Конечно.
— Я насчет выборов Генерального секретаря. Ставки принимаются и на их результат. Ваше мнение, как мне удалось установить, в этом вопросе будет едва ли ни решающим. Многие так и спрашивают: 'За кого Корольков?' Так вот, я поставил на Сталина. Киров, конечно, имеет определенный вес, это ведь он вас пригласил в Кремль. Вся его предвыборная кампания, как раз и строится на этом факте. Все бы ничего, но многие задаются вопросом, что он имел в виду, когда заявил, что люди антимуравьи по своей сущности? Правильно ли это?
— Что?! Эта рожа протокольная так заявил?
— Да. Люди, говорит, антимуравьи по своей сущности.
— Боже мой, есть ли предел человеческой глупости! Послушай, Нил, припомни, пожалуйста, пытался ли он унизить конкретно диких муравьев или муравьев вообще?
— Люди антимуравьи по своей сущности… Куда здесь можно вставить слово «дикий»?
— Нельзя… Ну что ж, пусть Киров свою кандидатуру снимет сам. Нет ему моей поддержки.
— Но ведь он на самом деле ваш покровитель.
— Ну и что! Если он покровитель, то теперь может нести такой бред? Нельзя потакать этим людям! Им только дай пальчик — всей руки как ни бывало, да и головы не снесешь. Покровитель — мокровитель…
— Так я могу быть уверен, что вы Кирова не поддержите?
— Не сомневайся.
— Ну, я пошел.
— Иди. И подумай о моем задании — в Берлин нужно отправиться незамедлительно.
* * *
Тотализатор?! Ну, надо же! Умники! Я не мог успокоиться. Конечно, можно было ожидать от обитателей Кремля самых удивительных поступков, но тотализатор!.. Неожиданно дверь в мой кабинет приоткрылась и в щель просунулась голова товарища А…
— Григорий, срочное дело, немедленно ко мне…
Просто ни минуты покоя, постоянно какие-то приключения!
Товарищ А. подхватил меня под локоток и поволок к себе в кабинет. По дороге он постарался доходчиво пояснить мне, в чем дело. Он подтвердил, что вскоре пройдет очередной съезд партии, на котором, среди прочего, будет рассматриваться вопрос о Генеральном секретаре. Дело это тонкое, и сейчас вовсю разворачивается негласная предвыборная кампания. Собственно, как я это уже знал со слов Нила, кандидата два — Сталин и Киров. Никакой конфронтации между ними, естественно, не существует, избирательные программы обоих идентичны, поскольку полностью соответствуют программе партии. Даже дуракам понятно, что политических последствий выборы иметь не будут — при любом их результате Сталин останется Генеральным секретарем, а Киров первым секретарем Ленинградского обкома. А проводят выборы для того, чтобы уловить новые веянья в высшем эшелоне руководства партии и решить, как следует Кирову обращаться к Сталину — на «вы» или на «ты». По общему мнению, он сможет позволить себе некоторые вольности, если наберет достаточное количество голосов.
И вот сейчас, за несколько дней до голосования, претенденты обходят имеющих право голоса и проводят некоторое подобие дебатов, чтобы таким образом воздействовать на и без того привыкшие прислушиваться к мнению начальства умы.
Непонятно было одно, — за каким дьяволом кандидатам понадобился я? Неужели Нил прав, и мое мнение с некоторых пор набрало совершенно не нужную мне силу?
Коротко обменявшись приветствиями, мы расселись. Некоторое время сидели молча, неожиданно Сталин заговорил.
— Нельзя обойти молчанием наши успехи в индустриализации страны, достигнутые под моим руководством…
— А я пригласил Королькова…, — ответил Киров.
— Нельзя обойти молчанием наши успехи в коллективизации деревни, достигнутые под моим руководством…
— А я пригласил Королькова…
— Нельзя обойти молчанием наши успехи в культурной революции и победе над неграмотностью, достигнутые под моим руководством…
— А я пригласил Королькова…
— Нельзя обойти молчанием наши успехи в укреплении обороноспособности Союза ССР, достигнутые под моим руководством…
— А я пригласил Королькова…
— Ну, как вы думаете, кто побеждает в наших дебатах? — спросил Сталин.
Собравшиеся дружно повернулись ко мне. Товарищ А. буквально позеленел от волнения, он боялся дышать, наверное, не без оснований опасаясь, что выдыхаемый из его легких воздух будет производить хотя и тихие, но вполне уловимые звуки, которые немедленно будут зарегистрированы кандидатами, и его присутствие в кабинете откроется. Он-то старался думать, что титаны коммунистического движения забыли о нем, увлеченные дискуссией, потому что больше всего на свете хотел в эту минуту отправиться в жюль-верновском снаряде на Луну.
Пауза затягивалась. Черт побери, ну почему я должен участвовать в этих играх?! Почему должен выбирать из очень плохого и отвратительнейшего? И все-таки мне нужно было сделать выбор. Во мне неуклонно поднималась волна ненависти. Хотелось сказать гадость — прямо в лицо.
— Я слышал вы, товарищ Киров, презираете диких муравьев?
— Я? — удивился Киров. — Да, я как-то сказал, что люди — антимуравьи по своей сущности… Так утверждает один наш уважаемый академик, старший преподаватель в ВПШ. Но о презрении он, вроде бы, ничего не говорил.
— Значит, антимуравьи, говорите! А знаете ли вы, что это ничем не подкрепленная клевета! Факты? Почему вы не приводите фактов. А я вам скажу почему! Потому что это совсем не так. Наступит еще время, когда отношения между людьми и муравьями станут по-настоящему гармоничными. Я верю в это, и сделаю все от меня зависящее, чтобы люди лучше понимали муравьев, учились у них, а кое-чем и восхищались!
Воцарилась гробовая тишина.
— Так, — сказал Сталин. — Все ясно. Завтра объявишь, что снимаешь свою кандидатуру.
Киров пожал плечами, на глазах его появились слезы.
* * *
