обнаружила термос, стоявший рядом с чайником, и, значит, уже полный. Снова уткнувшись в заметки, она возвратилась в кабинет, поставила термос на стол и налила себе чашку чаю.
Вставив чистый лист в машинку, Элен принялась печатать. На минуту задумалась над словом и, не сводя глаз с текста, протянула руку к чашке, и жадно выпила. Это было в половине пятого.
Молодой курьер из типографии «Пикчюрал Принтерз Лимитед» был вне себя. Утро выдалось скверное, хмурое, моросил мелкий дождик, а он с семи часов, как ему было ведено, торчал возле дверей редакции. Прошло уже минут пятнадцать, а входные двери все не открываются, в вестибюле темно и пусто. Он снова нажал кнопку звонка. Непохоже, что наверху никого нет, – одно из окон на четвертом этаже светится. Посыльный скорей удивлялся, чем злился. Он уже два года обслуживал «Стиль», и каждый раз все шло точно по расписанию. В Сиденхэме ждали наборщики, и если материал задержится в редакции, его просто не успеют напечатать. Восемь часов – крайний срок. Зная, как забиты в этот час улицы машинами, он чувствовал, что не успеет.
– Небось заснула, чертова баба, – бормотал он под нос. Посыльный знал, что Элф, швейцар, приходит лишь к восьми, чтобы впустить в помещение орду оживленных уборщиц. – Что же делать?
Он вышел на мостовую и оглушительно свистнул. Никто не шелохнулся, только вынырнул продрогший и, как видно, заскучавший полисмен.
– Что случилось, приятель? – спросил он дружелюбно.
– Я ровно в семь должен забрать отсюда срочный материал, а они там заснули.
– Ну из-за этого все же не стоит будить весь квартал, – благодушно сказал полисмен. – Знаешь что, тут во дворе есть телефонная будка. Поди да позвони – они и проснутся. А я посторожу твой мотоцикл.
– Спасибо, друг! – И курьер торопливо нырнул в подворотню. Вскоре полисмен услышал настойчивые звонки внутри здания. Это продолжалось минуты две. Затем вернулся огорченный курьер.
– Боюсь, сынок, я не смогу тебе помочь. – Полицейский, как видно, и впрямь ему сочувствовал:
– Подожди пока кто-нибудь придет с ключом.
Он усмехнулся и двинулся дальше в поисках беспорядков и преступлений. В половине восьмого курьер позвонил в Сиденхэм, и его обругал старший наборщик. Можно подумать, что это он во всем виноват!
…Без десяти восемь, когда улица проснулась, зашевелилась и потянулась за бутылками с молоком, приплелся Элф, ворчливо жалуясь на плохую погоду и ревматизм.
– Ты не волнуйся, – ободрил он парня. – Сейчас поднимусь наверх, посмотрю, в чем там дело. А ты войди пока что, обогрейся. Старик отпер дверь и вошел в лифт.
– Я мигом, – сказал он.
В самом деле, минуты через полторы лифт снова был уже внизу. Элф выскочил оттуда испуганный, бледный. Он схватил курьера за руку.
– Полицию! Доктора!.. Быстро!
– Что там стряслось?
– Мисс… Мисс Пэнкхерст… С ней что-то страшное… Мне кажется, она.., мертвая…
– А где мой пакет?
– Какой еще, к черту, пакет! – Элф немного пришел в себя. – Зови полицейского, парень! Говорю тебе, она умерла.
Глава 2
Это письмо Эмми Тиббет читала с улыбкой. Она очень любила свою племянницу и крестницу – дочь сестры. На ее глазах Вероника из неуклюжей школьницы превратилась в ослепительную красавицу. И это она, Эмми, поддержала девочку, когда в семнадцать лет та заявила, что ей до смерти хочется стать манекенщицей.
Старшая сестра Эмми – Джейн вышла замуж за фермера Билла Спенса и жила в тихой девонширской деревушке, где главным событием года была приходская выставка цветов. Естественно, что родители Вероники были просто ошарашены затеей дочери. Они тут же обратились к Эмми с просьбой «вразумить девчонку».
Но Эмми их не поддержала. Она рассуждала практически.
– Послушай, Джейн, – сказала она сестре. – Давай смотреть правде в лицо. Способности у Ронни средние. Что ее ожидает? Окончит курсы секретарши, как миллионы других, будет томиться в какой-нибудь пыльной конторе.
– Но быть манекенщицей…
– Быть манекенщицей, – с лукавой улыбкой перебила ее сестра, – это весьма уважаемое занятие. Надеюсь, ты не думаешь, что она будет позировать голая?
Джейн покраснела.
– Н.., нет. Ну, как хотите… Тебе виднее, Эмми.
Так началась карьера Вероники Спенс. Через полгода ее записная книжка была сплошь заполнена заказами. А в девятнадцать лет, то есть сейчас, она удостоилась высокой чести быть посланной в Париж и демонстрировать туалеты для «Стиля». Полгода назад она переехала в маленькую квартирку на Виктория- гров, где поселилась с другой манекенщицей, избалованной и непоседливой, как котенок, зеленоглазой и черноволосой Нэнси Блейк.
А у Вероники волосы золотистые, нежная кожа, так и не потерявшая деревенского загара, всегда широко открытые светло-карие глаза. Этакая сельская красавица, простая и безыскусственная, глядя на которую вспоминаешь запах сена, жимолости, свежеиспеченного хлеба. Как раз такую модель ищут фотографы. В девятнадцать лет Вероника зарабатывала почти вдвое больше своего знаменитого дядюшки – Генри Тиббета, старшего инспектора Скотланд-Ярда.
Но, несмотря на это. Вероника оставалась простой, восторженной и неиспорченной. Девушка никогда не забывала, что, если бы не тетя Эмми, ее жизнь была бы совсем не такой интересной. Поэтому даже среди столпотворения парижского показа мод она выкроила время, чтобы написать любимой тетке.
Эмми снова перечитала письмо племянницы. Возвращаются они во вторник. Сегодня среда, значит, Вероника уже дома…
Но тут раздался телефонный звонок. Это, конечно, Вероника. Как странно, почему она звонит утром, в самый разгар работы?
– Тетя Эмми! Ой, я так рада, что вас застала. Вы представляете, какой ужас! Дядя Генри уже здесь, и все просто с ума посходили. Ее только что отсюда унесли.
– Кого ее? О чем ты, Ронни?
– А вы еще не читали в «Стэндарде»? Здесь сейчас полно полицейских и репортеров….
– Вероника, что ты болтаешь! Хоть объясни, откуда ты звонишь.
– Конечно, из редакции. То есть из автомата с улицы. Дядя Генри сказал, что я могу вам позвонить…
– Дядя Генри? А как он оказался там, в редакции?
