соперника в борьбе за престол, но влияние на царя значило для них очень многое. Любовь обошла Алексея Михайловича стороной, хотя, казалось, он и нашел ее. На первых смотринах царских невест сам выбрал касимовскую дворяночку Всеволожскую. Прикипел, как говорилось, к ней сердцем, ввел в царский терем, готовясь к венчанию.
Только венчание не состоялось. По указке царского дядьки – воспитателя боярина Бориса Ивановича Морозова, затянули верховые девушки Всеволожской слишком туго волосы, лишилась она чувств и под предлогом утаенной от государя болезни была сослана со всей семьей в далекую Сибирь. Морозов же ради утешения предложил государю Марью Милославскую, сам поспешил жениться на ее сестре. Подчинился Алексей Михайлович, но к наставнику своему охладел. Не простил да и доверять перестал. «Сердцем осиротел», как говаривали в Москве. И вот на исходе мужского века, в 42 года, словно вернувшееся из юности, – чувство к Наталье Кирилловне.
Пётр I.
По расхожему мнению, она – бедная воспитанница знатного боярина-западника, театрала, сторонника европейского образа жизни Артамона Матвеева – выгодно отличалась от женского населения теремов. Однако факты не подтверждают подобной версии. Был Артамон Матвеев из приказной семьи. В составе наших посольств ездил на Украину к Богдану Хмельницкому, участвовал в войне с поляками, в осаде Риги. В конце концов Алексей Михайлович доверил ему ведать Малороссийским и Посольским приказами, но всего лишь в чине думного дворянина. Только по случаю рождения Петра получил Артамон Матвеев чин окольничего, двумя годами позже – боярина. Забегая вперед, можно сказать, что пробыл он боярином всего два года. После смерти Алексея Михайловича был сослан со всем семейством в Пустозерск. Обвинили его в чернокнижии, но что еще страшнее – в покушении на вступившего на престол Федора Алексеевича. Так что ни знатности, ни особого достатка в матвеевском доме не было.
А вот женат был Артамон Матвеев на Евдокии Гамильтон, наследнице семьи шотландцев-датчан, перебравшихся во времена Грозного в Московское государство. Западный обиход Евдокия Гамильтон знала, но собственной образованностью блеснуть не могла, как, впрочем, и жившая в ее доме Наталья Кирилловна. Разве сравнишь ее со старшими сводными сестрами Петра, которые изучали историю, географию, всемирную литературу, писали по-польски и по-латыни вирши, играли на клавесинах! В теремах устраивали театральные представления, сами писали пьесы. Недаром Н.М. Карамзин считал царевну Софью талантливейшим драматургом.
Меньше всего ожидала Наталья Кирилловна ранней смерти супруга. Через пять лет их совместной жизни 47-летнего Алексея Михайловича не стало. Вдовая царица остается в теремах одна, с сыном и дочкой на руках. Все ее родственники удалены от двора. И это по ее подсказке пятилетний Петр бросается в ноги сводному брату-государю с просьбой не выселять их с матерью из дворца. Каждый понимал, что в отдаленном Преображенском с ненужным царевичем куда легче расправиться. Федор проявил милосердие и даже отдал распоряжение построить вдове в Кремле особые палаты: сестрам своим – каменные, ей – деревянные.
Ни на минуту мать не расстается с сыном. Во время игр, во время уроков, за едой, в церкви – она все время рядом: долго ли до греха! Петр был прав, называя Наталью Кирилловну своим ангелом- хранителем.
Между тем умирает Федор, и ожившая «нарышкинская партия» провозглашает царем Петра. Успевает это сделать, пока не опомнились наследники Милославских. Но настоящей силы у «нарышкинской» партии еще нет. Царевны Милославские легко поднимают стрелецкий бунт. Гибнут от стрелецких рук братья Натальи Кирилловны, гибнет возвращенный из ссылки Артамон Матвеев.
Что бы ни пережила в те минуты вдовая царица, Петр остается жив во многом ее усилиями и отвагой. Правда, он становится всего лишь соправителем своего сводного брата Ивана при общем правлении царевны Софьи. У Натальи Кирилловны новая забота – уберечь сына от козней царевны и ни в чем не позволить Ивану обойти его.
«Ясынька моя», «сердешная моя», «только бы ты была покойна» – со временем будет писать в коротеньких записках сын из разных уголков Московского государства. А ведь нежностью и заботливостью Петр не грешил никогда. И как ему отказать матери в желании женить своего Петрушу, раз слабоумный Иван уже женат и того гляди сможет похвастаться наследником. Евдокия Федоровна Лопухина? Петр не станет перечить. Может, в 17 лет выбор и не так важен. Меньше чем через два года, несмотря на рождение сына Алексея, Петр дождется своей любви. На десять лет властительницей его чувств станет Анна Монс. И никакие мольбы Евдокии, никакие выговоры Натальи Кирилловны не помогут.
Впрочем, властная и умная Наталья Кирилловна умеет вовремя остановиться, не слишком «докучать» Петруше. С нарастающей тревогой следит она за развитием событий в его семье. К сыну Петр равнодушен, Евдокии просто не хочет видеть. Зато матери отовсюду присылает пусть короткие, на 2–3 строчки, записки с непременным вопросом о делах, пожеланием здравия и обещаниями обо всем подробно рассказать по приезде. Другое дело, что до рассказов не доходило. Наталья Кирилловна и не сетовала. Где уж там о ней думать за государственными заботами?
Расчетливый и прижимистый на все траты, молодой царь ничего не жалеет для матери. Никогда бы сам не потратился на новые церкви. Но Наталья Кирилловна хочет отметить победу над ненавистной Софьей строительством нескольких храмов в московском ВысокоПетровском монастыре, и отказа в деньгах ей нет.
Пять лет жизни с мужем и пять лет с вступившим на престол, ставшим царем, сыном – вот и весь ее век. В 1694 году Натальи Кирилловны не стало. Современники удивлялись, как тяжело переживал Петр ее уход. Но – почти сразу поднял вопрос о разводе с Лопухиной. Любовь не уступила материнской воле. «Светик мой утрешний», «родимая моя» – она просто не имела в душе Петра никакого отношения к другой и тоже необходимой любви.
Дневник, который мог стать бестселлером
Тетрадь была из грубой серой бумаги. С водяными знаками. Густо пожелтевшими чернилами. Пятнами затхлой сырости. И выцветшей обложкой, на которой неумело нарисованный Аполлон с кифарой и протянутой вперед рукой был закутан в плащ из наклеенного шелкового фиолетового лоскутка и увенчан криво надетым лавровым венком с остатками окончательно поблекшей зелени. Крупно написанный заголовок неуклюже сползал к низу страницы:
«КОПИЯ 3 ЖУРНАЛА ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА ПЕТРА ПЕРВАГО ИМПЕРАТОРА И ВСЕРОССИЙСКОГО САМОДЕРЖЦА, когда он своею высокою особою изволил ходить при свите посолской за море 7206 от Рождества Христова 1697 году».
Первого взгляда на рукопись было достаточно, чтобы поставить предварительный «исторический диагноз». Копия, потому что титул императора Петр I получил от Сената лишь спустя четверть века после описанной поездки. Скорее всего, такой же срок отделял рукопись от оригинала. Об этом свидетельствовала бумага, близкий к полууставу ранних петровских времен почерк, отсутствие пунктуации: кое-где встречающиеся точки к синтаксическим правилам отношения не имели. И не менее важное соображение. При непосредственных преемниках Петра I культа первого императора не существовало. Он зародился только при Екатерине II, когда и устанавливаются определенные правила правописания и пунктуации. Точно воспроизводить явно, с этой точки зрения, неграмотную рукопись никто бы не стал. Появляющаяся редактура непременно исказила бы характер первоисточника. Несколько так называемых «списков» – копий журнала уже было известно науке. Все они разнились друг от друга незначительными подробностями. Передо мной был еще один вариант, но в нем присутствовал и совершенно новый текст – расширенное описание путешествия по Италии. Вот только совершал ли его Петр? Собирался побывать в этой стране, очень интересовался ею, но, согласно принятой точке зрения, в связи с получением тревожных вестей вынужден был срочно вернуться в Россию. Между тем легенда о пребывании русского царя, в частности, в Венеции упорно держится среди итальянцев и по сей день.
Для исследователей оставался открытым вопрос об авторе журнала. Одни видели в нем самого Петра – сходство с манерой вести и формулировать записи действительно можно найти. Другие – кого-либо из особенно близких царю людей, хотя вычислить автора, исходя из особенностей текста и характера записей, не удавалось. Если Петру действительно не удалось достичь Италии, то в нашем «Варианте с Аполлоном» о высоком авторстве можно было думать только в отношении первой части. Хотя кто, кроме самого царя, мог продолжить странствия по Италии с такими огромными тратами? Деньги своим приближенным Петр выдавал
