роде учреждением. Во времена Ивана Грозного в обязанности ее входило хранение и изготовление оружия для царского двора и для армии. Но почти сразу стали появляться в ее штате мастера всех специальностей, которые нужны были для обслуживания государева обихода, среди них и каменщики, и иконописцы, и те, кто украшал и расписывал книги, и живописцы, и… халдеи. Дьяки и подьячие день за днем записывали расходы палаты, всякое превышение положенных ассигнований, ходатайства о дополнительных средствах на самые разнообразные работы – на учете была каждая копейка. Так вот почти каждый год и притом непременно в конце декабря появлялись записи о выдаче халдеям самых дорогих кафтанов – «за искусство». Стоила одежда в те времена недешево, поэтому и награждали ею только за отменную службу. Кому доставалась шапка соболья, кому рукавицы песцовые, кому сапоги «телятинные», желтые, с щегольски загнутыми кверху носками. Боярам, как особое отличие, доставались шубы на дорогих мехах, с бархатным, парчовым или тонким суконным верхом. Дьяки радовались кафтанам. Кафтаны ждали и халдеев.
«Портище сукна жаркого»… Иначе – три аршина без четверти, столько, сколько шло на мужской кафтан среднего размера. Цена – не меньше двух рублей, чаще «два рубли четыре алтына две деньги», потому что качество сукна предполагалось «аглинское», самое дорогое, которое было доставлено на московский торг английскими купцами. Цвет же случался и вишневый, и багровый, и алый, и зеленый.
Таким ли дорогим было «награждение»? Прославленные иконописцы Оружейной палаты получали в то время 15 рублей в год, а в день – «как пишут государевы иконные дела, им дают государева жалованья поденного корму по шти <шести> денег человеку», то есть 3 копейки. Добавлялось еще к этому хлебное жалованье зерном и крупами. Столько должно было с лихвой хватать и на себя самого, и на всю семью, которая редко бывала малолюдной. Только к середине XVII века знаменитый Симон Ушаков станет получать поденного корму по гривеннику, но ведь это когда вырастут цены и подешевеют деньги, а пока… Пока никакой иконописец не мог сравниться с халдеями. Оставалось ответить на вопрос, кем халдеи были и что в их службе ценилось государем.
В народном обиходе слова «халдей» не существовало, хотя псковичи и обзывали так грубых и бесстыжих крикунов. Единственная возникавшая ассоциация приводила на память «Пещное действо», которое уже на рубеже нашего столетия пытался восстановить в своей антрепризе «Скоморох» художник Московской конторы императорских театров И.Е. Гринев. В представлении использовались сохранившиеся от XVII столетия тексты, восстановленные и доработанные профессором Московского университета В.И. Резановым. Сегодня любопытно вспомнить, что оформление сцены было первым опытом К.Ф. Юона в качестве театрального художника. И вот…
1-й х а л д е й (очень громко). Товарищ!
2-й х а л д е й (очень тихо). Чево?
1-й х а л д е й (нетерпеливо и так же громко). Где ты есть?
2-й х а л д е й (подозрительно). А тебе на что?
1-й х а л д е й (значительно). Дело есть.
2-й х а л д е й (спокойно и равнодушно, словно поворачиваясь на другой бок). Стало быть, меня нету.
1-й х а л д е й (нарочито удивленно). Как нету, когда шумишь?
2-й х а л д е й (внушительно). Не шумлю – только голос подаю.
1-й х а л д е й (задиристо). Нешто голос не примета?
2-й х а л д е й (рассудительно). Кака ж примета: говорю – есть, замолчал – нету.
1-й х а л д е й (разозлившись). От как бирюч царской кнутом тя вытянет, враз не заговоришь – заноешь!
2-й х а л д е й. А чего я бирючу-то сдался?
1-й х а л д е й (выходя из себя). А того, что царь кличет!
2-й х а л д е й (недоверчиво). Кого?
1-й х а л д е й (окончательно вышел из себя). Тебя!!!
2-й х а л д е й (по-прежнему не веря). Да ну! 1 – й х а л д е й. Вот те и ну! Баранки гну, а чаю не видно!
2-й х а л д е й (полон любопытства). Сам царь?
1-й х а л д е й. Сам Навуходоносор!!!
2-й х а л д е й (начинает опасаться). А не слыхал, часом, чево я ему запонадобился?
1-й х а л д е й (победоносно). Слыхал.
2-й х а л д е й (совсем испугался). А чего слыхал-то?
1-й х а л д е й (наконец-то поймал товарища). Тебе б сказал, а твому голосу не стану.
2-й х а л д е й (толкая его). Да здеся я!
1-й х а л д е й (делая вид, что не замечает). Где здеся?
2-й х а л д е й (теребя товарища за рукав). Известно где – где мое место.
1-й х а л д е й (продолжая ту же игру). А где твое место?
2-й х а л д е й (нетерпеливо, почти жалобно). Там, где стою.
1-й х а л д е й. От теперь понятно. А надобны мы Навуходоносору неслухов царских казнить.
2-й х а л д е й (успокоился). Вона! А неслухов-то много?
1-й х а л д е й. Никак трое.
2-й х а л д е й (совсем развеселившись). Только-то и делов? Да мы с ими враз управимся. Пошли, что ли?
1-й х а л д е й (доволен собой). Известно, пошли.
Существовал в Средние века по всей Европе так называемый церковный театр – представление в лицах евангельских и ветхозаветных рассказов, несложные сценки, разыгрываемые любителями и самими церковниками. Их и сегодня можно увидеть в польских, итальянских или французских деревнях. Католическая церковь ими увлекалась, русская православная оставалась равнодушной. Если не считать «Пещного действа».
Есть в Ветхом Завете рассказ о нечестивом царе Навуходоносоре, который поклонялся золотому тельцу и хотел заставить делать то же и всех своих подданных. Но нашлись три юноши – «отрока», «дети царевы», которые ему не подчинились. Разъяренный царь приказал их бросить в горящую печь, но твердо стоявшие за истинную веру отроки вышли из нее невредимыми, а насмерть перепуганный Навуходоносор отрекся от оказавшегося бессильным золотого тельца.
Принимали во всем этом участие царские слуги – «халдеи», исполнявшие волю Навуходоносора.
И вот раз в год, в канун Рождества, «Пещное действо» разыгрывалось перед толпами не зрителей – молящихся, потому что постановка осуществлялась в церквах. Это был сложный спектакль, которого с нетерпением ждали, к которому долго и обстоятельно готовились, как свидетельствуют «столбцы» той же Оружейной палаты. До того как появиться в столице, «Пещное действо» еще в XVI веке успешно утвердилось и в Новгороде, и в Смоленске, и во Владимире. Еще с тех пор оно стало частью народной жизни, иначе сказать – общедоступным театром… В Москве показывали его в Успенском и Благовещенском соборах Кремля, в церкви Григория Неокессарийского на Большой Полянке, во всех монастырях, не отставали и отдельные приходы. Но, конечно, лучшие исполнители были в Кремле, и от них требовалось незаурядное актерское мастерство.
1-й х а л д е й. Раздайся, народ, халдей неслухов ведет, ослушников царских, недругов боярских!
2-й х а л д е й (прерывая). Товарищ!
1-й х а л д е й (недовольно). Чево?
2-й х а л д е й (с сомнением). А эти дети царевы?
1-й х а л д е й (уверенно). Царевы.
2-й х а л д е й (удивляясь). И нашего царя не слухают?
1-й х а л д е й (радостно). Не слухают!
2-й х а л д е й (в полном изумлении). И златому тельцу не поклоняются?
1-й х а л д е й (в восторге). Не поклоняются.
2-й х а л д е й (придумал). А мы вскинем их в печь!
1-й х а л д е й (дождался!). И почнем их жечь!
2-й х а л д е й (деловито). А ну, голубчики, заходи по одному.
