Не замечать сытников царь никак не мог. Автор записок тех лет Котошихин пояснял: «Чин их таков: на Москве и в походах царских носят суды с питьем, и куды царю лучится идти или ехати вечеровою порою, и они ездят или ходят со свечами».
Не один год понадобился Ивану Большому, чтобы выбиться из придворных служителей в стряпчие Кормового дворца. Настоящих покровителей куда как не хватало, а одной честной службой далеко ли уйдешь. Может, потому и решился тридцатилетний стряпчий снова испытать судьбу — вернуться в рейтарский строй. Московский царь объявил войну обижавшей украинских казаков Польше. 13 мая 1654 года сам Алексей Михайлович возглавил войско, двинувшееся к Смоленску. Поход оказался очень успешным, и государь сразу по взятии Смоленска возвратился в Москву, которую в отсутствие войска охватила жестокая моровая язва. Радость победы и полученных поощрений была отравлена для рейтара Ивана Большого Савелова страшным несчастьем. В одночасье болезнь унесла и его молодую жену Евфимию, и четверых малых детей. Московский двор на Ордынке стоял вымершим и пустым.
Можно было начать восстанавливать родное гнездо, обзавестись новой семьей. В тридцать четыре года это просто. Можно было забыться в новом походе: весной 1655 года Алексей Михайлович отправился в польские земли. 30 июля московские войска торжественно вступили в Вильно. Позже были взяты Каунас и Гродно. В ноябре победители вернулись в Москву. Но Ивана Большого Савелова с ними уже не было. Он нашел иной и, казалось, совершенно неожиданный для его склада характера выход: принял постриг. Инок Иоаким отстранился от всех мирских дел и треволнений. Впрочем…
Именно в иноческом сане дают о себе по-настоящему знать энергия, воля и редкие организаторские способности былого Ивана Большого Савелова. И еще широкая книжная ученость, которую трудно было подозревать в рядовом сытнике или подьячем. Спустя девять лет после пострига Иоаким ставится в архимандриты кремлевского Чудова монастыря. В годы его правления обителью голландец Кленк напишет, что «Чудов монастырь скорее можно назвать дворянским учебным заведением, чем монастырем. Там редко увидишь кого другого, как только детей бояр и важных вельмож. Их помещают туда, чтобы отдалить от дурного общества и научить благонравному поведению. По исполнении 16 лет от роду они снова могут уйти». Но это лишь одна особенность обители, которую мог заметить иноземец. Главное заключалось в постоянном участии братии Чудова монастыря в личной жизни царей, в «государственном устроении».
Много ли обителей было непосредственно связано с именем московского святителя — митрополита Алексея? Чудов монастырь слышал самые сокровенные молитвы и мольбы венценосцев. Великий князь Василий III Иванович молился здесь «о прижитии чад», пока не родился у него наследник — будущий Иван Грозный, за что положил отец сделать для мощей святителя Петра золотую, а для мощей митрополита серебряную раку. Сам Иван Грозный крестил здесь свою дочь, царевну Евдокию, сыновей Ивана и Федора Иоанновичей. Царь Федор Иоаннович — свою единственную, рано умершую дочь Феодосию. Михаил Федорович — всех детей, включая будущего царя Алексея Михайловича. В свою очередь, Алексей Михайлович крестил здесь своего первенца, сына Дмитрия, а позднее Петра I и его сестру царевну Наталью.
Цари искали в Чудовом монастыре духовной опоры. Архимандрит Иоаким сумел такой опорой для Алексея Михайловича стать. Первые три года его правления обителью еще продолжается война с Польшей, только в 1667 году приведшая к заключению Андрусовского мира. Кому, как не былому рейтару, было знать и ее неизбежность, и ее тяготы. В том же году заявляет о себе Степан Разин, а Алексей Михайлович наконец решается на строительство русского флота, первые суда которого закладываются на верфях в Дединове.
Вместе с перипетиями Андрусовского мира Алексей Михайлович проходит одно из самых тяжелых в его жизни испытаний — состоявшийся в 1666 году окончательный суд над бывшим патриархом Никоном. Для царя это не просто вопрос отношений государства и церкви, это еще и очень глубокая личная привязанность, восхищение личностью человека, годами остававшегося его другом и советником. Когда в апреле 1652 года не стало патриарха Иосифа, Алексей Михайлович не видел на патриаршем столе никого другого, как Никона, посланного в это время в Соловки для перенесения мощей митрополита Филиппа из Соловецкого монастыря в Москву. Конечно, могли воспротивиться церковники. Чтобы этого не случилось, мягкий и на первый взгляд постоянно колеблющийся царь берет инициативу в свои руки. 9 июля празднуется торжество перенесения на патриарший стол «без жеребья». На глазах всего народа ему кланяются в ноги с просьбой принять власть Алексей Михайлович и все бояре. А Никон не соглашается и требует от царя собственноручной записи «еже во всем его послушати и от бояр оборонить и его волю исполнять». Алексею Михайловичу остается согласиться, что отныне он не будет заниматься делами церкви и духовенства. Еще через три недели царь подносит новопоставленному патриарху на золотой мисе золотую корону-митру вместо обычной для того времени патриаршей шапки, опушенной горностаем, и присоединяет к его кремлевским владениям огромный Царь-Борисов двор. С 1654 до 1658 года находясь постоянно в походах, Алексей Михайлович оставляет на попечение Никона и город Москву, и собственную семью.
Но все это в прошлом. Через шесть лет после такого необычного и пышного избрания Никон отказывается от своего сана, не добившись так манившего его слепого послушания царя. А в 1666 году Иоаким оказывается рядом с царем, когда принимается решение лишить Никона сана и заточить в Белозерский Ферапонтов монастырь. Да и мало ли в эти годы было непростых для Алексея Михайловича обстоятельств!
В 1669 году не стало царицы Марьи Ильиничны Милославской, а в следующем — объявленного народу наследника царевича Алексея Алексеевича — повод для нового появления Степана Разина, начавшего себя выдавать за покойного. И увлечение красавицей Натальей Нарышкиной, и осужденная многими царская свадьба с новой царицей. Боярыня Федосья Морозова плюнула на сапог царскому посланному, приехавшему ее звать на свадебные торжества. Иоаким оказался в числе тех, кто спокойно принял развитие событий. Больше того. Он поставляется в митрополиты Новгородские при поддержке царя, а спустя каких-нибудь два года и в патриархи. 26 июля 1674 года стало звездным часом Ивана Большого Петровича Савелова. Отныне для истории существовал только кир Иоаким.
Гражданские историки не находили в девятом патриархе никаких сколько-нибудь примечательных качеств: один из многих и, само собой разумеется, ни в чем не сравнимый с колоритной фигурой властного, тщеславного, не знавшего компромиссов Никона. Та же формула использована и авторами отличавшегося достаточной объективностью словаря Брокгауза и Ефрона. Но как, по поговорке, успех говорящего зависит от уха слушающего, так и образ исторического деятеля оказывается в прямой зависимости от внутренней позиции и угла зрения исследователя.
Формально у шестого и девятого патриархов мало общего. Ни в происхождении — Никон из крестьянской семьи, Савелов из дворян, ни в характере прихода к власти. Но уже в своей новгородской епархии Иоаким наводит особый порядок. Он устанавливает единообразную и совершенно определенную церковную дань, сбор которой поручает исключительно церковным старостам. Посылавшиеся обычно из митрополичьего приказа для этой цели светские чиновники допускали, по его мнению, слишком большие и частые злоупотребления. Есть здесь и другая, не сформулированная в словах сторона: начать избавляться от участия в церковных делах светских лиц.
Сразу после постановления в патриархи Иоаким собирает в 1675 году в Москве собор, решением которого у епархиальных архиереев появляются судьи из лиц духовных вместо мирских, как то было раньше. Иоаким настаивает, чтобы мирские судьи не имели права судить лиц духовных, а боярские дети посылались из архиерейских приказов только «на непослушников и непокорников». Спустя одиннадцать лет ему удается окончательно завершить свое стремление царской грамотой о неподсудности лиц духовного сана гражданским властям. Царевна Софья поддалась на уговоры патриарха… Но у Иоакима есть и еще одна, совершенно противоположная никоновской цель: борьба с роскошью. На том же соборе рассматривается так называемый Чиновник архиерейского служения и издаются строжайшие законы по поводу малейшего проявления роскоши в быту и одежде высокого духовенства.
Достаточно посмотреть на денежные отчеты Патриаршего приказа: никаких трат на одежду Иоакима, никаких дорогих тканей. Это Филарет и Никон «строили» себе одну за другой рясы, шубы, шапки. Иоаким, судя по документам, обходился тем, что было в патриарших кладовых. Патриархам не полагалось спать на кровати: ее заменяла широкая лавка у келейной стены. Но если его предшественники все время требовали новых одеял, крытых самыми дорогими мехами и тканями, Иоаким довольствовался новым купленным в Ветошном ряду бумажным тюфяком, покрытым наволокою из черного киндяка. Он не отказывался от клавшегося поверх тюфяка пуховика, но ему достаточно простыни на него, сшитой из 12 аршин холста.
У патриарха существовала извечная статья дохода — подношения приходивших за благословением по различным поводам лиц. За один только декабрь 1675 года восьмого числа кланяется Иоакиму именным пирогом голова московских стрельцов Богдан Пыжов, тот самый, чье имя хранит переулок на Большой Ордынке и сохранившаяся там же церковь Николы в Пыжах. 25-го от государыни царицы Натальи Кирилловны и царевен является думной дворянин Авраам Никитич Лопухин с «перепечками», двумя днями позже стряпчий боярина Якова Никитича Одоевского приносит полотно.
Февраль 1676 года оказывается еще более урожайным, к тому же вся придворная жизнь находит свое отражение в приходах за благословением вновь назначенных государственных деятелей. Тут и боярин князь Юрий Алексеевич Долгоруков, назначенный «сидеть» в Стрелецком приказе, и направляющийся воеводой в Сибирь боярин Петр Васильевич Шереметев, и пожалованный в Казань воеводой боярин Иван Богданович Милославский, и «приходившие на отпуске» донские казаки — атаман, есаул и 40 рядовых, причем каждый получал от патриарха образ, что само по себе обходилось недешево.
Особенность кира Иоакима — его редкая хозяйственность. Вскоре после занятия патриаршего стола он начинает заботиться о патриарших владениях на Пресне. Издревле эта московская река была запружена для нужд царского и патриаршего обихода. Иоаким решает устроить здесь новый пруд и сам доглядывает за работами в течение весны, лета и осени. Единственная роскошь, которую он себе позволяет, — это устройство в Кремле патриаршего «висячего», по образцу царских теремов, сада.
После первого проведенного в Кремле, на Патриаршем дворе, лета Иоаким замечает, как мало там в жаркие дни прохлады. Никто из его предшественников специально садом не занимался. Иоаким не только решает устроить необыкновенный сад, но и сам придумывает технологию его сооружения. Уже в феврале 1675 года он приказывает строить «на палатах Каменный приказ с сенями и крыльцом», а над ними, около своих деревянных келий, садовое место, огороженное каменной стеной. Расчетливый хозяин, Иоаким не может позволить себе таких затрат, которые шли на сооружение теремных висячих садов, когда кровля покрывалась свинцовыми спаянными между собой досками. Вместо них он придумывает сделать бревенчатый пол, иначе мост, с бревенчатыми толстыми желобами для спуска воды, причем все употребленные для пола бревна должны были быть «выжелоблены». Мост предстояло сплотить, положить на кровельные переклады, а все желобы тщательно просмолить. Между бревен следовало выконопатить все щели просмоленной посконью — тканью. Мост перекрывался поперек тесом, а по тесу берестой. На образовавшийся помост насыпалась земля, в которую производились садовые посадки. Как выглядел такой сад, судить трудно. Но, например, в 1679 году садовник, судя по документам, посадил 65 кустов гвоздики, салат, много гороху и бобов.
Не тратился Иоаким и на свою конюшню, которая была предметом особых забот всех патриархов. Он готов пользоваться старыми каретами. Единственная новая была ему подарена царем Федором Алексеевичем. Согласно описанию, была она «обита черной кожей золочеными гвоздями с четырьмя яблоками золочеными же по углам; внутри обита бархатом; в двух дверях и в окнах 10 окончин стекольчатых с подъемными тесьмами, две подушки черного бархата; в карете Спасов образ писан на золоте. Бичь ременный, у него плетовище немецкое покрыто красным сукном». Гораздо нарядней был также подаренный возок «крыт бархатом вишневым с голуном черным; на месте две подушки; вислыя, сукно лазоревое. Внутри обито сукном и бархатом лазоревым, полы атлас вишнев; шесть окончин и одна маленькая, слюдяные».
Когда кир Иоаким отправлялся в путь, чаще всего в Преображенское или Измайлово, где жили царские семьи Милославских и Нарышкиных, его карету или возок сопровождало двадцать стрельцов. Иногда такие поездки совмещались с общегосударственными заботами, как в засуху 1681 года, когда от великой жары стала трескаться земля.
Патриарх совершает в Успенском соборе молебное пение о дожде с великой раздачей милостыни предварительно оповещенным по всему городу нищим, причем всего выдается 28 рублей 20 алтын. «На другой день, после молебного пения и литургии святейший ходил к великому государю в село Коломенское и поздравлял ему государю, что он в прошлом во 184 году сего числа венчался царским венцом. А как патриарх вошел в село Коломенское и без себя указал на своем патриаршем дворе раздать нищим милостыни 21 рубль 6 алтын и 2 деньги. Раздавал казначей Паисий Сийский, чтоб нищие молили Бога о государевом многолетнем здравии и о дожде. Возвратившись из Коломенского, на другой день, 19 июня святейший снова перед литургиею в соборе молебствовал о дожде и после службы пожаловал на своем патриаршем дворе нищим, которые были у собора в молебное пение и в литургию, милостыни 61 рубль 12 алтын 2 деньги». Всего нищих было около шестисот человек.
Единство церкви и нерушимость веры обретают для Иоакима особый смысл к концу 1670-х годов. Он выступает автором ряда любопытных полемических сочинений, как «Извещение о чуде» и о «Сложении трех перстов», изданных в 1677 году. Годом позже принимает решение упразднить во всех городах, кроме Москвы, древнейший обряд шествия на осляти в Вербное воскресенье. В Москве же оно должно приобрести смысл похвального действа, изображающего перед народом образ царского смирения перед Царем Небесным. Но и церковного — на осляти восседал патриарх, около шел, символически придерживая поводья, царь.
Между тем в Москве начинаются волнения по поводу чисто догматического вопроса о времени так называемого пресуществления Святых Даров, которому Иоаким придает исключительное значение и потому, что волнения совпали с появлением в России иезуитов, и потому, что среди высшего духовенства и боярства многие склоняются к католицизму. Такова позиция Симеона Полоцкого, воспитателя всех царских детей, и ближайшего советника царевны Софьи Сильвестра Медведева.
