Перехватить двух опытных сталкеров в пойме реки непросто, поэтому ждать их лучше всего было там, куда они непременно придут. Откуда наемники узнали, что Звонарь понесет артефакт на старое место, так и останется тайной наемников — у них свои способы получать нужную информацию. Впрочем, возможно, кто-то из сталкеров случайно набрел на схрон с Лешкиной гитарой, взять не рискнул — убьет Звонарь за свой инструмент, из реактора вылезет, из «карусели» вывернется, а накажет, — но кому надо стукнул. Неизвестно также, кто наемникам заказал Звонаря или артефакт или то и другое вместе. Ясно было только одно: наемников было шестеро — две боевые тройки, вооружены они были серьезно, двигались споро и целеустремленно. Так что схватки около затонувшей «Ракеты» было не миновать. И нетрудно было предугадать, чем эта схватка закончится.
— Вот что, — сказал Ведьмак. — Если мы выйдем прямо на твою стоянку, то перестреляют нас как пить дать. Шесть стволов против двух — такое только в компьютерных стрелялках бывает, да и там перезагрузка предусмотрена. А нам с тобой, брат-сталкер, никакой перезагрузки не полагается. Выйдем к Припяти ниже по течению, километрах в трех от твоего дебаркадера, встанем лагерем, переведем дух, а там, глядишь, появится Бакенщик. Может быть, согласится помочь. Ежели втроем, да с воды — глядишь, что-нибудь и получится.
— А моя гитара? — начал было Звонарь…
Не нужна наемникам твоя гитара, — жестко ответил Ведьмак. — Им «бусы» нужны. И еще ты сам, потому что ты там побывал, понимаешь?
— Нет, — честно ответил Звонарь. — Я-то им на кой черт сдался?
— В качестве живого доказательства, что мир изменить можно, если очень постараться.
— Но ведь у меня ничего не получилось!
А если за дело возьмется кто-то, у кого другие возможности, у которого все другое, кто-то, кто на самом деле давно рулит этим миром? Я не имею в виду Зоной, хотя он и Зоной старается рулить, так вот этот кто-то считает, что у него вполне может получиться. И всерьез намерен рискнуть. А для этого ему нужны «бусы» и доказательства, что они действуют. А добровольцы найдутся, вон у него целый «Монолит» добровольцев.
— А этот кто-то — он один или их много? — спросил Звонарь, понимая, что сморозил глупость.
— А ноосфера — это один или много? А если их несколько, этих ноосфер, — это тогда сколько «много»? Хватит, пожалуй, этой всей натурфилософии, ноосфера, к сожалению, почти всегда персонифицирована, — прервал разговор Ведьмак. — Давай выбираться к реке. Вечереет, может быть, Бакенщика встретим. Что-то мне совсем не хочется однажды оказаться в мире, который создадут существа, находящиеся в теплых отношениях с «монолитовцами», я в своем мире живу, и пусть он страшненький, этот мир, но он мой, я к нему привык и надеюсь изменить его к лучшему.
К вечеру они вышли к Припяти. Похоже, раньше здесь были покосы, множество брошенных тракторов и комбайнов усеивали пойму. Кое-где словно мамонты возвышались стога, к удивлению сталкеров совершенно нетронутые, словно и не прошлась по ним ни первая, ни вторая катастрофы. И твари Зоны их почему-то не обожрали. Подойдя к одному из таких гигантов, сталкеры услышали странное копошение, видимо, в стогах кто-то жил. Тревожить жильцов ни Звонарь, ни Ведьмак не решились. Живут — и пускай себе живут, хорошо хоть наружу не лезут.
Довольно неплохо сохранившиеся строения, автопарки, ремонтные и заправочные станции смотрелись странно и мертво. Мутантов тут почти не водилось, разве что из зарослей ивы-неумирайки выскочила пара кабанов, да и то не столько с целью напасть, сколько напугать — видимо, там у них было лежбище с поросятами. Бухнул «Чейзер» Звонаря, мокро просвистела гурда Ведьмака, и все было кончено.
— Зря ты вылез со своей стрельбой, — недовольно буркнул Ведьмак. — Я бы их и один без шума положил.
— А если бы нет? — спросил Звонарь. — Если бы не положил?
— Вот тогда и стрелял бы, — огрызнулся Ведьмак. — А теперь вот жди гостей со всех волостей!
— С каких еще волостей? — удивился Звонарь. — Тут вроде, кроме нас, и нет никого.
— А вон посмотри, — махнул рукой Ведьмак. — Идут предъяву делать.
И точно, с недалекого хутора появилась цепочка разлапистых фигур в шароварах и высоких шапках и не торопясь, вразвалочку двинулась к сталкерам. На поясах у странных бандюков болтались сабли. Метрах в десяти от сталкеров процессия остановилась.
— Вы кто такие и что здесь делаете? — гаркнул увешанный оружием здоровяк, видимо, старший.
— Путники, — скромно представился Ведьмак. — Идем к Припяти, на омовение, кроме того, у нас там встреча.
— Вот и идите себе, — милостиво разрешил старший, — только оружие, снарягу и хабар оставьте здесь. За проход через земли атамана Корокатыци полагается платить пошлину. А то вы не знали? А в праздники — даже двойную.
— А что сегодня за праздник? — поинтересовался Звонарь.
— День Нэзалэжности, — серьезно ответил бугай. — У нас теперь каждый день праздник, потому как мы теперь каждый день нэзалэжные! Ба! Да ты не тот ли подлюка, который у честных людей ценную бранзулетку потибрил? Тогда тебя надо арестовывать и тащить прямиком к пану атаману, а уж он-то, милостивец, разберет, что с тобой делать. Потому как мы не какие-нибудь антиобщественные элементы, а натуральные самопровозглашенные чернобыльские казаки.
— Ничего я ни у кого не крал, — уперся Звонарь. — Пропустите нас к Припяти, и разойдемся, как мирные люди.
— Не, люди добрые, он таки ничего не понял, — обратился маленький усач к громиле. — Придется объяснить.
И потянул из ножен саблю.
И тут Звонарь увидел то, чего больше видеть не хотел бы никогда.
Ведьмак выступил вперед, его гурда вылетела из ножен мгновенно, так, что никто даже и сообразить ничего не смог. После чего Ведьмак пропал, словно кровосос, ушедший в стеллс. То есть он не совсем пропал, иногда он появлялся рядом с очередным самозваным казаком, возникал словно из воздуха, чтобы хлестнуть клинком и опять пропасть. Наконец он остановился. Казалось, с рук его до сих пор стекал какой-то кровавый мокрый свист. Медленно, словно еще не осознав собственную смерть, падали тела самозваных казаков, тяжело дышал Ведьмак, а у Звонаря почему-то болели руки, словно он только что перетаскал целую поленницу.
— Ты что, озверел? — только и смог он спросить у Ведьмака.
Мастер меча всегда делает только один удар, сколько бы врагов его не окружало, — каким-то чужим голосом ответил Ведьмак.
Потом они долго молчали.
— Пошли отсюда, — наконец сказал Ведьмак, помолчал и добавил: — Я-то думал, мне это больше никогда не пригодится. Значит, ошибался.
Они вышли наконец к темной неласковой Припяти и даже развели небольшой костерок. Время Бакенщика еще не наступило, его время — темнота, а сейчас было светло, и в мутном небе над рекой только-только начали проступать первые, словно больные звезды. Кажется, река не хотела больше отражать небеса, как женщина, которая не хочет, чтобы ее больше любили, одевается в тусклые одежды и избегает отражаться в зеркалах. Наконец, стемнело и на серо-черной воде начали вспыхивать огни бакенов — красный-белый-зеленый-желтый-белый-белый-белый… Где-то вдалеке слышалось тарахтение старенького мотора, всхрипывание страшного чернобыльского пса, по своей привычке умостившегося на носу байды, но ни самого Бакенщика, ни его посудины видно не было. Потом на реку сполз густой желтоватый туман, так что огни бакенов сначала расплылись, а потом и вовсе растворились в нем, все цвета смешались, и река снова стала серой и неряшливой. А может, обманом был этот Бакенщик с его никому не нужными бакенами? Очередной аномалией, издевкой, шуткой Зоны…
